Превратности любви - [2]

Ничего не изменилось, подумала Линн, те же тертые-перетертые дождями и ветрами домишки, однообразно-скучные пригородные улочки, не очень-то меняющиеся даже с приближением к центру, те же стальные ленты железнодорожных путей, те же громыхающие поезда…

Линн судорожно вздохнула, затем медленно выдохнула воздух, пытаясь сбросить напряжение. Что она придирается? Нормальная картина большого города: Мельбурн – крупный промышленный центр, и тускло-серый не единственный его цвет. Здесь достаточно красок, много движения, жизни. В конце концов, здесь она родилась и выросла. При этой мысли ей вдруг захотелось, чтобы вернулось прошлое. Увы! Нельзя прожить его дважды, время не слушается человека.

Итак, ей предстоит пробыть с Пейж столько, сколько того потребует… что, страшно подумать. А потом она вернется на побережье, где в курортном городке Голдкост ее ждет косметическая клиника, любимая квартирка, автомобиль – щедрые подарки Яниса к ее совершеннолетию. Собственный небольшой бизнес не только давал Линн финансовую независимость, но и позволял внутренне отделиться от «императора Димитра».

– Ты даже из вежливости ничего не хочешь спросить, Линн? – с задумчивой улыбкой поинтересовался Костакидас. Девушка прохладно взглянула на него.

– Твои успехи в бизнесе подробно освещают деловые и финансовые издания. – На губах у нее мелькнула тень улыбки. – А твои успехи в личной жизни всегда в центре внимания дешевых газеток. – Она помолчала, быстро оглядев своего спутника с головы до ног. – Я вижу, ты в прекрасной форме… – Глаза ее скользнули в сторону, плечи чуть приподнялись. – Уверена, мы могли бы часами развлекать друг друга, рассказывая о своих романтических похождениях.

На какую-то долю секунды темно-серые глаза его еще потемнели, но он тут же негромко засмеялся. Во взгляде, которым он обжег ее, прочитывалась фамильная гордость – это Линн прочла без ошибки.

– А ты, однако, выросла, – протянул Димитр, отворяя в душе Линн калитку воспоминаний.

– Двадцать пять, слава Богу, – отозвалась она, стараясь не утерять беспечные нотки.

– Я обещал Пейж, что сразу привезу тебя в клинику, – сказал Димитр, сворачивая с автострады.

Словно ледяная рука сжала сердце девушки. Она впилась глазами в его лицо, отыскивая там поддержку, но оно оставалось непроницаемым. Линн и сама понимала, что надежды, очевидно, мало. В последний раз она видела мать всего два месяца назад и теперь укоряла себя, что не заметила тогда ничего настораживающего в поведении Пейж. Ни внешний вид, ни настроение, ни голос – ничто не говорило о страшном недуге.

Но почему? Почему? Пейж была умеренна в еде, занималась спортом, никогда не курила, не любила спиртного. Почему? Почему она?

Миновав изящные решетчатые ворота, «ягуар» остановился на вымощенной булыжником площадке перед входом в здание лучшей частной клиники Мельбурна.

Сотрудница приемного отделения проводила Костакидаса взглядом, в котором сквозила легкая зависть. Медсестра в палате была откровеннее и проще.

– Миссис Костакидае еще отдыхает, – пропела девица, поедая Димитра влажными зовущими глазами, явно ожидающими отклика на свой призыв.

Линн молчала, безучастно выжидая, что станет делать сводный братец. Заинтересует ли неутомимого завоевателя очередная крепость? Ему уже за тридцать, но к такому мужчине – миллионер! красавец! – женщины липли, как мухи к меду. Однако рядом с Димитром Костакидасом был лишь ограниченный круг дам – с ними он обедал и появлялся в свете. Несомненно, были и те, кто удостаивался счастья побывать у него в постели, но Линн дала бы голову на отсечение, что и в этих случаях требования к отбору были чрезвычайно высоки. Неказистой медсестре явно не на что надеяться. Последний фоторепортаж в столичном журнале производил сильное впечатление: рядом с Димитром на всех снимках блистала красотой непревзойденная Шанна Делаэнти, единственная дочь знаменитого Реджинальда Делаэнти, страхового магната.

– Палата Пейж справа.

Справа… Линн получила несколько секунд, чтобы собраться с духом. За этой дверью – мама…

Линн уже знала беспощадные факты, разумом понимала трагичность ситуации, но сердце… сердце не могло признать Пейж в изможденной бледной женщине, утонувшей в белоснежных подушках.

Улыбнуться было нелегко, как и сдержать мгновенно подступившие слезы. Всего несколько шагов до кровати, но как они тяжелы. Линн обняла мать. Она казалась бесплотной, невесомой, кожа походила на старинную папиросную бумагу. Линн видела лишь тень дорогого человека. Из горла рвался крик протеста, страха, боли. За что так несправедлива судьба?

– Ну, здравствуй, девочка моя.

Родной мягкий голос ослабел, но оставался теплым и живым, на губах мелькнула ласковая, с детства знакомая улыбка. На минутку Линн показалось, будто в маминой груди вновь забился огонек жизни. Пейж приподняла руку и дрожащими пальцами провела по щеке дочери.

– Молодец, что приехала.

Сдерживаться было уже невыносимо, и слезы предательски заблестели у нее на глазах. Выручил Димитр – он обнял Линн за плечи и привлек ее к себе. Неожиданное его прикосновение словно придало ей душевных сил, и девушка сумела овладеть собой. Мать любовалась дочерью, лаская ее взглядом, потом подняла глаза на мужчину, обнявшего Линн.