Превращения любви - [50]
— Что обедняет жизнь, — ответила я, — так это стремление приобщить к ней весь мир.
Я сама удивлялась своему тону. В нем звучала ирония, враждебность. Я знала, что вызываю враждебность против себя у единственного существа в мире, которое дорого мне, и не могла остановиться.
— Бедная Изабелла! — сказал Филипп.
И я, которая так хорошо знала от него самого его прошлую жизнь и которая жила этими воспоминаниями, может быть больше, чем он сам, я видела, что он думал:
«Бедная Изабелла! И ты тоже…»
Я плохо спала эту ночь. Я каялась и упрекала себя. Какие реальные обвинения могла я предъявить? Конечно, между моим мужем и Соланж Вилье не было интимной близости, хотя бы уже потому, что они столько времени не виделись. Значит, я не имела никаких законных поводов для ревности. И, может быть, даже эта встреча была счастливой случайностью. Было ли бы Филиппу весело со мной одной в Сен-Морисе? Он вернулся бы в Париж недовольный, и у него осталось бы впечатление, что по моей вине он проскучал даром несколько дней. А благодаря супругам Вилье он будет в хорошем настроении, и кое-что от этого настроения, может быть, перепадет и на долю законной жены. Но мне было очень грустно.
X
Мы должны были выехать днем раньше Вилье, но наш отъезд задержался, и мы очутились все четверо в одном вагоне.
Утром Филипп встал рано, и, выйдя из купе, я застала его у окна в оживленной беседе с Соланж.
Я взглянула на них и была поражена их счастливым видом. Я подошла и поздоровалась. Соланж Вилье обернулась. Я невольно задала себе вопрос: «Похожа она на Одиль?» Нет, она не была похожа на Одиль, она была гораздо сильнее, черты ее лица были не такие детские, не такие нежные. Соланж имела вид женщины, которая померялась силами с жизнью и одолела ее. Когда она улыбнулась мне, я на минуту готова была примириться с нею. Потом к нам присоединился ее муж. Поезд шел между двумя высокими горами, и вдоль пути протекал бурный поток. Пейзаж был какой-то печальный и словно неправдоподобный.
Жак Вилье говорил со мной о скучных вещах. Я знала (потому что слышала это со всех сторон), что он был способный, даже одаренный человек. Не только в Марокко он добился больших успехов, но стал крупным промышленным деятелем в самой Франции. «Он занимается всем, — говорил мне Филипп, — фосфатами, портами, копями». Но я не слушала его; я старалась уловить разговор между Филиппом и Соланж, наполовину скрадываемый ритмичным шумом поезда. Я слышала (голос Солаж): «так в чем, по-вашему, заключается обаяние?» — (голос Филиппа): «…очень сложно. Лицо играет роль, и тело… Но, главное, естественность…» (одно слово ускользнуло от меня, потом голос Соланж): «И также вкус, фантазия, любовь к приключениям… Вы не находите?»
— Да, именно так, — сказал Филипп, — комбинация разных качеств. Надо, чтобы женщина умела быть и серьезной, и ребячливой… Что невыносимо…
Снова шум поезда заглушил конец его фразы. Неужели я буду так мучиться целую неделю? Жак Вилье закончил длинную речь словами:
— …вы видите, операция превосходная со всех точек зрения.
Он улыбнулся; без сомнения, он объяснял мне только что какую-то очень остроумную комбинацию. Но я запомнила из всего только два слова: «группа Годе».
— Превосходная, — ответила я, и увидела, что он удивляется моей глупости. Но мне было все равно. Я начинала его ненавидеть.
Конец этого путешествия вспоминается мне как бредовая галлюцинация. Маленький пыхтящий поезд поднимался вверх среди сверкающей белизны, окутанный облаками пара, которые на мгновение задерживались и блуждали по снегу. Он извивался по длинным, таинственным, кривым линиям, заставляя белые гребни, увенчанные соснами, вращаться вокруг нас. Потом сбоку открывалась пропасть, и мы видели на самом ее дне узкую черную ленту дороги, которую только что покинули. Соланж упивалась зрелищем с детской радостью и ежеминутно привлекала внимание Филиппа на все детали этого пейзажа.
— Смотрите, Марсена, как красиво это плато из ветвей, где сосны покрыты толстым слоем снега… Какая сила чувствуется в этих деревьях, которые не сгибаясь выдерживают такую тяжесть… А это… О, смотрите сюда… Взгляните на этот домик, который сверкает наверху на самом острие утеса, как бриллиант в белом футляре… А краски на снегу… Заметьте, они не белые, но всегда синевато-белые, розовато-белые… Ах! Марсена, Марсена! Как мне это нравится!
В этой восторженной болтовне не было ничего худого, и беспристрастный слушатель нашел бы, по всей вероятности, что она говорила даже с известной грацией, но меня она раздражала. Я удивлялась, как Филипп, который только что сказал, что больше всего на свете любит естественность, мог выносить эти лирические монологи.
«Возможно, что она искренно восхищается, — думала я, — но в конце концов, когда женщине тридцать лет (а то и все тридцать пять… у нее морщины на шее), не может же она радоваться, как ребенок. И потом, ведь мы сами видим, что этот снег синий, розовый… К чему об этом говорить?»
Мне казалось, что Жак Вилье разделял мое мнение, потому что время от времени он подтверждал довольно циничным и немного усталым «да-да» фразы своей жены. Когда он говорил это «да-да», я на один миг проникалась к нему симпатией.
В «Письмах незнакомке» (1956) Моруа раздумывает над поведением и нравами людей, взаимоотношениями мужчин и женщин, приемами обольщения, над тем, почему браки оказываются счастливыми, почему случаются разводы и угасают чувства. Автор обращает свои письма к женщине, но кто она — остается загадкой для читателя. Случайно увиденный женский силуэт в театральном партере, мелькнувшая где-то в сутолоке дня прекрасная дама — так появилась в воображении Моруа Незнакомка, которую писатель наставляет, учит жизни, слегка воспитывает.
Одилия и Изабелла – две женщины, два больших и сложных чувства в жизни героя романа Андре Моруа… Как непохожи они друг на друга, как по-разному складываются их отношения с возлюбленным! Видимо, и в самом деле, как гласит эпиграф к этому тонкому, «камерному» произведению, «в каждое мгновенье нам даруется новая жизнь»…
«Фиалки по средам» (1953 г.) – сборник новелл Андре Моруа, прославивший писателя еще при жизни. Наверное, главное достоинство этих рассказов в том, что они очень жизненны, очень правдивы. Описанные писателем ситуации не потеряли своей актуальности и сегодня. Читатель вслед за Моруа проникнется судьбой этих персонажей, за что-то их жалеет, над чем-то от души посмеется, а иногда и всерьез задумается.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Андре Моруа, классик французской литературы XX века, автор знаменитых романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго, Шелли и Байрона, считается подлинным мастером психологической прозы. Однако значительную часть наследия писателя составляют исторические сочинения. В «Истории Англии», написанной в 1937 году и впервые переведенной на русский язык, Моруа с блеском удалось создать удивительно живой и эмоциональный портрет страны, на протяжении многих столетий, от неолита до наших дней, бережно хранившей и культивировавшей свои традиции и национальную гордость. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Андре Моруа (1885–1967) — выдающийся французский писатель, один из признанных мастеров культуры ХХ века, член французской Академии, создал за полвека литературной деятельности более полутораста книг.Пятый том «Собрания сочинений Андре Моруа в шести томах» включает «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго» (части I–VII), посвящен великому французскому писателю-романтику, оставившему свой неповторимый след в истории мировой литературы.Продолжение романа «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго» (части VIII–X) вошло в шестой том.
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.