Претерпевшие до конца. Том 1 - [82]

Нельзя… Надо было просто разрубить решительно. И закончить эту дурную пьесу. Ведь и в Москве ещё не поздно было. Особенно, после того, как не одобрил этого брака старец Алексий Московский.

Это Родионово решение было – в Москве венчаться. Не хотелось – в Глинском. Там, где всё к памяти взывает. И где с нею можно глазами встретиться. Родным пояснил, что отпуск слишком краток, чтобы лишнее время тратить на дорогу до имения. Думал, эта накладка остановит их. Ан нет. Приехал отец с матерью и сестрами, невестушка с будущим тестем. И как будто не только из-за венчания, а по приглашению профессора Кромиади (сиречь его дочери Лидии и его супруга Сергея). Профессор минувшим летом сам гостил в Глинском, и ответный визит с той поры стоял в планах. Отец, само собой, категорически не желал останавливаться у брата, поэтому просторный дом Кромиади пришёлся весьма кстати.

Профессор жил на Маросейке, недалеко от неприметной, притулившейся меж домов церкви Николы в Клённиках. Церковь эта, ещё четверть века назад пребывавшая в запустении, с некоторых пор приобрела всероссийскую известность, благодаря своему настоятелю – отцу Алексею Мечёву, слава которого немногим уступала славе Иоанна Кронштадтского и оптинских старцев. Оптинский старец Анатолий так и говорил иным из приезжавших к нему из Москвы: «Зачем вы приезжаете к нам, когда у вас есть старец Алексий?»

Кромиади с дочерью были давними прихожанами церкви отца Алексея и членами образовавшейся вокруг неё общины, маросейского братства. Учёные друзья подчас не понимали такой религиозности старого профессора, но, побеседовав с батюшкой, многие из них меняли своё мнение.

Именно старец Алексей, венчавший Лиду с Серёжей, должен был теперь венчать Родиона и Ксению. Думал было Родион прежде побеседовать с батюшкой, поделиться своими сомнениями и спросить совета, но, увидев, сколько жаждущих духовного утешения ждут своей очереди под его дверями, решил, что собственные его терзания не столь важны, чтобы отнимать на них время старца.

Зато свёл знакомство с его сыном Сергеем, недавно возвратившимся с фронта, куда ушёл медбратом в первые месяцы войны, оставив учёбу в Университете. Теперь он намеревался учёбу продолжить. С Сергеем Родион легко и сразу нашёл общий язык. Оба ещё не успели отойти от фронтового ритма жизни, оба многое успели увидеть и пережить на войне – им было, о чём говорить. Правда, удивлял Родиона кругозор молодого поповича. Он и в медицине был сведущ, учился прежде на медицинском факультете, и в философии и истории, к которым обратился, оставив медицинскую стезю. Тонко разбирался в психологии и, само собой, был сведущ в вопросах вероучительных. Думал прежде Родион, что это лишь матушкиного крестника Серёжку так крепко Господь в темечко поцеловал, а, оказывается, есть и другие даровитые. Не ему, Родиону, чета. Ему, что в детстве, что теперь, от наук и философий рот, что от кислоты, сводило. Тем уважительнее относился он к тем, кто столь мудрёные вещи разбирал и понимал.

Так и не пошёл к старцу. И тем более поражён был, что Ксения пошла. И за день до венчания, когда остались наедине, заговорила с ним впервые сама.

– Как же это вы меня, Родион Николаевич, под венец поведёте? Вы ведь даже ни словечка мне не сказали почти… Даже руки не предлагали. Будто бы теперь пятнадцатый век, родители меж собой сговорились, а жениху с невестой и незачем. Добро, что хоть не в церкви впервые друг друга увидим.

– Что же вы, Ксения, не хотите моей женой быть? – спросил Родион.

Ксения глубоко вздохнула, села на самый краешек тахты, по-детски кусала ногти от волнения. Её вдруг показавшаяся детскость совсем не сочеталась с образом мраморной красавицы. И это трогало. Наконец-то что-то живое, настоящее проявилось.

– А разве вы хотите, чтобы я была вам женой?

Врасплох застал этот вопрос. Как и ответить ей – язык костенеет.

– Если бы я не хотел, то меня бы здесь не было сейчас… – начал Родион, стараясь придать голосу искренность. Ему стало жаль Ксению, хотелось утешить её.

– Я у батюшки была…

– У отца Алексея?

– Он сказал, что не быть нашему браку счастливым. И что лучше бы вовсе нам отказаться от свадьбы. А ведь он прозорливый, он знает… Да и я – знаю. И вы…

– Вы хотите отменить венчание? – спросил Родион и сам почувствовал, как безразлично прозвучал его вопрос.

– Нет, не хочу, – откликнулась Ксения, утирая слёзы, катившиеся из вмиг покрасневших глаз. – Я лишь хотела вам сказать… Что если вы… Пока ещё не поздно… – она запнулась, закусила подрагивающую губу, и не глядела на него.

– Почему же вы сами не разорвёте, если вам посоветовал старец?

Ксения вскинула голову:

– Потому что у меня нет сил…

– Из-за отца? – спросил Родион.

Подобие сожалеющей улыбки скользнуло по лицу Ксении:

– Из-за вас… – проронила она и, резко поднявшись, выбежала вон.

Бедная, милая Ксения… Оказывается, под этим видимым бесчувствием трепетало в ожидании ответа любящее девичье сердце. А природная застенчивость мешала чувство показать. Лишь раз и прорвалось тогда. Даже став женой ему, она так и не решалась вновь раскрыть себя. Может, именно потому, что и он так и не увидел в ней жены, не смог помочь ей преодолеть себя, разбудить в застенчивой девушке полнокровную женщину? Связал её узами и бросил, обрёк на одиночество. Ведь даже если суждено ему вернуться живым, ничего не изменится. Он не сможет быть с нею по-настоящему.