Претерпевшие до конца. Том 1 - [114]

Шрифт
Интервал

– Батюшки, искалечился! – ахнула Катя, когда он, блажа сквозь зубы и оставляя кровавый след, с трудом влез на крыльцо.

– Не кричи ты, баба! Дай полотенце какое да воды – замотать…

Засуетилась Катя, забегала. Шикнула на высунувшуюся дочурку. Через несколько минут уже принесла мужу в комнату всё необходимое. И ведь вот же не проведёшь глазастую! Как ни всполошилась, а проверила и угадала влёт:

– Что это ты, старый, босым по снегу гулял?

Игнат криво усмехнулся, заматывая больную ногу:

– А что? Говорят, для здоровья пользительно.

– Для здоровья – не знаю, а для валенок – гораздо, – согласилась Катя. – Ты почто себя калечить-то удумал?

– Чтобы чёрту напакостить, – снова усмехнулся Игнат, устраиваясь на лежанке.

– Нешто в ребре взыграл?

– Дура, – беззлобно махнул рукой Матвеич. – Ты плакат на сельсовете читала, аль нет?

– Да я и из дома не выходила нынче…

– То-то же. Церковь сегодня грабить будут, вона. А я в этом деле не участник. Слава Богу, и усадьбы покойного барина не тронул. Нет на мне греха. А уж такой тем паче брать не желаю. А обезноженного не погонят. Полежу, постенаю, побрежу.

– Умно ты это придумал, старый, – нахмурилась Катя. – А мне что делать прикажешь? Ты, значит, от греха себя обезопасил, а мне на Божий дом идтить?!

– Только не калечь себя, – предостерегающе поднял палец Игнат. – А то нас разгадают.

Катя быстро заходила по комнате, ломая пальцы, снова шикнула на просунувшуюся в сворку двери дочь, наконец, остановилась, уперев ладони в утерявшие прежнюю дородность бока:

– Вот что, Игнат, ты, коль нехристи придут, блажи уж погромче… Будто бы жар у тебя. А я тогда поплачусь, что больного мужа не могу оставить… Авось, и не тронут.

На том и порешили.

Однако, наивной надежде Кати не суждено было исполниться. Хотя жар у Матвеича начался вполне настоящий, и блажил он от души во всю глотку, но явившийся комбедовец Плешак был непреклонен:

– Если он так сильно болен, то пусть с ним останется твоя мать! Старуха – элемент отживший, а ты уклоняться не имеешь права!

– Ты, что ль, права устанавливаешь?! – взъярилась Катя. – С чего это я должна оставить детей и больного мужа?! Ради какой-такой радости?! Твоих болтунов слушать?! Когда тебе делать нечего, так и слушай их! А мне вздохнуть времени нет!

Плешак надул вечно влажные, растрёпанные губы:

– Несознательно рассуждаешь! Нынче главный вопрос решается, понимаешь-нет? Как голодным помогать!

– Да ну?! Севка! Валька! Ну-ка, подьте сюда! – крикнула младших.

Те тотчас прибежали на материнский зов. Худющие. Бледненькие до голубизны – каждая жилочка просвечивает. Подтолкнула их мать вперёд себя, приподняла рубашонки грязные так, что животы вспухающие видны стали.

– Голодающим, говоришь, помогать собрались? А ну давай! Помоги! Детям моим помоги! – голос Кати начал срываться. – Ты с морячком вчера, поди, яичницу с салом лопал и самогонкой заливал? Ну, говори! И не стала вам та яичница поперёк ваших бесстыжих глоток! А мои дети хлеб с примесью жуют и то не досыта! А ну, пошёл прочь из моего дома! Голодающим они помогать собрались! Ишь!

Так и напирала, так и напирала Катя на хлипкого Плешака. Так разъярилась баба, что, того гляди, набросилась бы на него, вцепилась в редкую бородёнку. Но Плешак вовремя выскочил прочь, погрозив зло:

– Я тебе эти слова ещё припомню!

Авдотья Никитишна мелко закрестилась, посмотрела жалко вначале на утирающую слёзы дочь, затем на Игната:

– Что ж это будет теперь?

Матвеич лишь крякнул в ответ и отвернулся к стене. Хоть и холодила сердце тревога о том, как отзовётся Катин бунт, но и гордился женой. Дал же Бог характер бабе – самого чёрта не испугается!

Между тем, Катино возбуждение улеглось, и она обессилено опустилась подле мужа, вздохнула глубоко:

– Как жить-то будем, Матвеич?..

Что мог ответить ей Игнат? Как жить, если вся жизнь с ног на голову встала? То ли дело прежде было… Своя земля, свой инструмент, скотина, веялка… А теперь ничего своего у крестьянина не стало. И добро бы ещё, забрав, с умом распоряжались! Так нет! Вон, была у Федота-соседа мельница. Один он управлялся на ней. Кому надо было хлеб смолоть – все к нему шли. И горя не знали. Но, вот, отобрали у Федота мельницу. Поставили над нею начальствующий элемент. Элемент этот пил горькую и воровал, но решил, что один со столь сложными обязанностями не управится. Назначили ему помощника. Затем и ещё одного. И, вот, эти три молодца пили да воровали круглый год, а производительность мельницы за это время снизилась ровнёхонько в три раза.

А кустари? Кому помешали они? Объявили вне закона! Только государство имело право организованно обеспечивать население необходимыми товарами. Но на деле обеспечивало оными лишь верхи, а население нищало. Не говоря о соли, в деревне не стало керосина! Керосин просто исчез, как исчезло решительно всё, что ещё вчера составляло норму жизни. Деревни погрузились во тьму и стали освещаться исключительно лучинами. И после этого заезжие крикуны с бескостными языками рассказывали, пуча пустые гляделки, об ужасах крепостного права!

Крепостное право… Хоть и не знал его ни Игнат, ни его пращуры на своей шее, но уж точно знал, что барщина при нём была не всякий день, а оброк не шёл ни в какое сравнение с грабежом, учинённым «народной властью».


Еще от автора Елена Владимировна Семёнова
Во имя Чести и России

Новая книга Елены Семёновой сочетает в себе два жанра: хронику царствования Императора Николая Первого, чьё правление до сих пор остаётся оболганным либеральными и советскими “историками”, и авантюрно-приключенческий роман, захватывающий сюжет которого не оставит равнодушными ценителей этого жанра. Следя за увлекательными перипетиями судеб главных героев, читатель страница за страницей будет открывать для себя историю тридцатилетнего правления Николая Подвиголюбивого – заговор декабристов, Персидская война, золотой век русской литературы, война с Шамилём, духовная жизнь Империи, Восточная кампания… Пушкин и Достоевский, прп.


Велики амбиции, да мала амуниция

Москва. 70-е годы ХIХ века. Окончилась русско-турецкая война. Толстой и Достоевский – властители умов. Общество с неослабным интересом следит за громкими судебными процессами, присяжные выносят вердикты, адвокаты блещут красноречием, а сыщики ловят преступников. Газеты подстрекают в людях жажду известности, славы, пусть даже и недоброй. В Москве орудует банда беглого каторжника Рахманова, за которым охотится вся московская полиция во главе с Василием Романенко. Тем временем, Пётр Вигель становится помощником знаменитого следователя Немировского.


Собирали злато, да черепками богаты

90-е годы ХIХ века. Обычные уголовные преступления вытесняются политическими. На смену простым грабителям и злодеям из «бывших людей» приходят идейные преступники из интеллигенции. Властителем дум становится Ницше. Террор становится частью русской жизни, а террористы кумирами. Извращения и разрушение культивируются модными поэтами, писателями и газетами. Безумные «пророки» и ловкие шарлатаны играют на нервах экзальтированной публики. В Москве одновременно происходят два преступления. В пульмановском вагоне пришедшего из столицы поезда обнаружен труп без головы, а в казармах N-го полка зарублен офицер, племянник прославленного генерала Дагомыжского.


Претерпевшие до конца. Том 2

ХХ век стал для России веком великих потерь и роковых подмен, веком тотального и продуманного физического и духовного геноцида русского народа. Роман «Претерпевшие до конца» является отражением Русской Трагедии в судьбах нескольких семей в период с 1918 по 50-е годы. Крестьяне, дворяне, интеллигенты, офицеры и духовенство – им придётся пройти все круги ада: Первую Мировую и Гражданскую войны, разруху и голод, террор и чистки, ссылки и лагеря… И в условиях нечеловеческих остаться Людьми, в среде торжествующей сатанинской силы остаться со Христом, верными до смерти.


Багровый снег

Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.


Русский Жребий

Русский жребий свёл в Новороссии самых разных людей: одесского юриста, чьи друзья погибли в Доме Профсоюзов и московского историка — потомка белого генерала, простых донбасских парней и прошедших Чечню офицеров, эмигрантку-кинематографистку и столичного военкора. Этих людей объединило одно: чувство Правды и Родины. Их судьбы, оборона ставшего русской крепостью Города, трагедия братоубийственной войны, её причины и суть — об этом рассказывает данная повесть.


Рекомендуем почитать
Кошки-мышки

Маленькая история о том, как весело жить в деревне, особенно с животными. В рассказе описан реальный случай из жизни автора.


Каена

Эльфы, жители Златого Леса, потеряли своё бессмертие: среди них больше нет Вечных. А вместе с ними погибла и магия, и справедливость, и все силы принадлежат кровавой королеве Каене. Из долин приходят Твари Туманные, и никто не может выступить против них — ни капли чар не осталось у эльфов. Шэрра — одна из смертных, и единственная из них, кто обладает магией. Такие не выживают, королева Каена убивает их без раздумий. Но она жива, благодаря единственному, против кого Каена бессильна, благодаря последнему Вечному — Роларэну, повязанному с королевой лентой тайны, крови… и любви.


Тан Малака об исламе

Индонезийский марксист Тан Малака, выступивший на одном из первых съездах Коминтерна за союз коммунизма с исламизмом, в своей работе "Мадилог" ("Материализм, диалектика, логика") за 1943 г., в главе VII "Обзор при помощи Мадилога". "Верования", в начале раздела "Верования Западной Азии", пишет: "То, что я имею в виду под верованиями Западной Азии, это иудаизм, христианство и ислам. Все 3 они в общем называются монотеизмом, могуществом бога. Иудаизм ограничен исключительно пределами еврейской нации, в то время как христианство и ислам оба исповедуются несколькими нациями во всём мире, сотнями миллионов человек. "То, что я имею в виду под верованиями Западной Азии, это иудаизм, христианство и ислам.


Роза X Лилия

С приходом нового правителя штата Морес, все вокруг начало меняться - начинают устанавливаться новые моральные нормы, правила поведения и приличия, а так же новые ограничения для тех, кто недостаточно умен или чистокровен. Людей начали косвенно выгонять из своих родных домов путем давления и расизма. Всеобщее возмущение и забастовки быстро разгоняли, а виновных сажали за решетку. Людям нужен тот, кто зажгет огонь невероятной силы, который никто не сможет погасить.  .


Тернистый палисад: Академия Флос Петал

За двенадцать лет жизни несправедливый и жестокий мир сильно надоедает, особенно когда единственный родной человек — твоя сестра. Кристиану повезло — ему выдался шанс уйти в новый, более фантастический мир, который, казалось бы, ждал его все это время. Хербу, их культура и странности, магия, новые знакомства, а также много тайн и секретов, которые Альтатония прятала от них на протяжении многих лет — все это им предстоит узнать на первом году обучения.


Дневник самоубийцы

А что бы вы сделали, найдя в своём доме тетрадь с чьими-то мыслями? Естественно прочли бы. Вот и герой рассказа не удержался и сам не заметил, как привязался к чужим записям. Но дневник оказался не так прост…