Претендентка на русский престол - [11]

Тому так и не удалось пустить в ход свой нож; шпага, стремительная и опасная, будто разъяренная змейка, стерегла каждое его движение. Погоняв злодея по всей комнате и не спеша с расправою, словно продлевая удовольствие, Августа сделала внезапный выпад как раз в тот миг, когда бандит стал вплотную к кровати. Он отшатнулся, ноги его подкосились; издав ликующий визг, Августа пригвоздила его к перине.

Не бросив на жертву даже взгляда, Августа кинулась к Лизе, и подруги, стоя над чудовищным трупом старухи, порывисто обнялись, не веря, что еще живы…

Не успели они перевести дух, как от мощнейшего рывка настежь распахнулась дверь, и какое-то окровавленное, растрепанное, изрыгающее стоны и проклятия существо ворвалось в комнату столь стремительно, что снесло дубовый стол, стоящий поперек пути, словно шляпную картонку.

Не тотчас Лиза и Августа признали хозяина остерии «Corona d’Argento».

Окинув безумным взором следы кровавого побоища и издав дикий крик при виде мертвой старухи, он рухнул на колени и, жалобно подвывая, пополз к остолбеневшим от изумления девушкам, простирая к ним руки.

Августа, брезгливо взвизгнув, отскочила, и трактирщик, ухватив за подол Лизу, поднес край ее платья к губам.

– Смилуйтесь, благочестивые синьоры! – возопил он, и слезы хлынули по гнусной роже, сменившей выражение жестокой хитрости на умильность самого искреннего раскаяния. – Пощадите! Я все расскажу! Напасть на вас меня заставили монахи и…

Он не договорил. Дверь вновь распахнулась, и в спальню, едва не застряв в дверях, наперегонки ворвались… граф Соколов и Гаэтано! Они были полуодеты, растрепаны, обагренные кровью клинок одного и нож другого, а также тяжкие стоны, доносящиеся из коридора, указывали, сколь тернист был их путь сюда.

Услышав последние слова трактирщика, граф опустил шпагу, но Гаэтано, очевидно не поняв намерений злодея, уцепившегося за Лизу, с размаху метнул свой нож.

Раздался свист, звук удара, предсмертный крик, и трактирщик, запрокинув голову и обратив на Гаэтано мученический взор, медленно завалился на бок…

– Что ты наделал! – яростно выкрикнула Августа, подхватывая с полу свое скомканное, истоптанное платье и пытаясь им прикрыться. – Он хотел что-то рассказать!

– Прошу простить, синьора, – смиренно отвечал Гаэтано, переводя дыхание и стыдливо отводя взор от ее белых оголенных плечей. – Думаю, негодяй просто лгал, покупая себе жизнь.

– Черт с ним, ваше сиятельство! – отмахнулся граф, утирая пот со лба. – Главное, вы живы и невредимы!

– Да уж, – буркнула Августа, уже вскочившая в платье и ставшая к Лизе спиною, чтобы та поскорее затянула шнуровку. – Но вы-то как здесь оказались, каким чудом?

– Сбился с дороги и приехал часа за полтора до вас, – развел граф руками, едва не задев шпагою успевшего отскочить Гаэтано. – Ужинать не стал, попросил сразу ночлега. Задремал, но вдруг услышал женские крики, схватился за шпагу – и в коридор. Не тут-то было: дверь моя заложена. Вышиб ее, конечно, но за порогом меня поджидали трое… Пока отбивался, новые набежали. Спасибо, герой сей вовремя подоспел. Это настоящий лев! – Он ткнул шпагою в сторону Гаэтано, опять лишь чудом не проткнув бедного парня насквозь. – Простите великодушно, ваше сиятельство, что поздно подмога вам пришла…

– Бог с вами, Петр Федорович! – Августа протянула ему руку для поцелуя, а когда он, зажав шпагу под мышкою, почтительно приложился, звонко чмокнула его в лоб. – Теперь понятно, почему они на нас всем скопом не бросились: вы их на себя отвлекли. Всем сердцем благодарю вас и тебя, Гаэтано! – Малый тоже был удостоен чести коснуться лилейных, окровавленных пальчиков. – Сей храбрец – кучер наш, Петр Федорович. Он-то нас сюда и завез, дурень! – Брови Августы вновь сошлись к переносице, но при взгляде на красивое, отважное лицо Гаэтано она смягчилась. – Прощу тебя лишь тогда, когда нас к «Св. Франциску» доставишь. Да как можно скорее!

Гаэтано даже подпрыгнул от радости и опрометью кинулся в коридор.

– Слушаюсь, eccellenza![7] – раздался его ликующий вопль с лестницы.

– Дозвольте пойти одеться, княгиня! – Граф наконец заметил свой туалет и устыдился.

– Погодите, Петр Федорович, – жестом остановила его Августа. – Хочу в вашем присутствии поблагодарить моего самого храброго солдата!

Сияя глазами, она подошла к Лизе и, крепко обняв, троекратно расцеловала. В этих поцелуях было нечто церемонное и величественное, словно она и впрямь вручала награду отличившемуся в ратном деле.

– И вообразить не могла я такой отваги у женщины перед лицом смерти! Когда бы не Лизонька, меня в живых уже не было бы…

– Какое там! – от полноты чувств невольно всхлипнула Лиза. – Это я-то храбрая? Смех один!

– Не больно-то смешно. Про тебя и сказка сложена. Не слыхала? – ласково улыбнулась ей Августа. – А вот послушай-ка. Может, это быль? Говорят, будто мой… – Она осеклась, но тут же и выправилась: – Говорят, будто царь Петр Великий раз поехал на охоту да заблудился. Начал дорогу отыскивать и повстречал солдата, шедшего домой со службы. Царь ему не открылся, охотник да охотник.

Пошли дальше вместе. Вдруг видят: изба стоит. А там разбойники жили, только на ту пору никого их дома не было, одна стряпка разбойничья кашеварила. Накормила она пришлых, напоила, на чердаке уложила.