Преступления любви. Половая психопатия - [49]

Стало быть, и здесь, и в других подобных случаях половая жизнь уже с самого начала создана таким образом, что созерцание крови, умерщвление и т. п. возбуждает сладострастные ощущения.

Наблюдение 45. К. Л., инженер, 42 лет, женат, имеет двух детей. Происходит из невропатической семьи, отец – пьяница, человек крайне раздражительный, мать – истеричка, страдала эклампсией.

Больной припоминает, что уже мальчиком он охотно присутствовал при убое домашних животных, в особенности свиней, причем это зрелище вызывало резко выраженное ощущение сладострастия и извержение семени. Впоследствии он умышленно стал посещать бойни, с целью возбуждать себя созерцанием текущей крови и агонии животного. Если представлялся случай, он сам охотно убивал животное и каждый раз получал при этом ощущение полового акта.

Только ко времени достижения полной зрелости он сознал ненормальность своего влечения. К женщинам он не питал, собственно, никакой антипатии, но войти с ними в ближайшее сношение казалось ему чем-то ужасным. По совету врача он на 25-м году женился на симпатичной ему женщине, в надежде избавиться от своего анормального состояния. Несмотря на свою привязанность к жене, он мог совершать с ней половой акт лишь редко, и то после долгих усилий и напряжения своей фантазии. Тем не менее у него родилось двое детей. В 1866 г. он принял участие в богемском походе; письма, которые он писал жене с театра войны, носили экзальтированный, полный энтузиазма характер. Со времени битвы при Кениггреце он исчез бесследно.

Если в описываемом случае способность к нормальному совершению полового акта была сильно ограничена преобладанием извращенных представлений, то в следующем наблюдении она уже оказывается совершенно подавленной.

Наблюдение 46. (Доктор Паскаль. «Гигиена любви».) Один господин являлся к проституткам, приказывал им купить живую птицу или живого кролика и заставлял подвергать животное истязаниям: отрывать голову, вырывать глаза, внутренности. Когда он находил девушку, соглашавшуюся исполнить его желание и когда она обнаруживала при этом особенную жестокость, то он приходил в восторг, щедро платил ей и возвращался домой, не трогая ее и вообще не требуя от нее ничего иного.

Интересно пробуждение садистских чувств по отношению к животным в следующем случае, сообщенном Фере.

Наблюдение 47. Б., 37 лет, кожевник, с тяжелой наследственностью, мастурбант с 9-летнего возраста. Однажды он с другим мальчиком остановился на углу очень крутой улицы с целью заняться мастурбацией. В это время мимо проезжал громоздкий экипаж с четверкой лошадей. Кучер кричал и удерживал лошадей с такой силой, что искры появлялись у них из-под копыт. Это зрелище вызвало у Б. сильное половое возбуждение и при падении одной из лошадей семяизвержение. С тех пор подобные зрелища давали такой же эффект, и он не мог противостоять желанию быть зрителем подобных сцен и даже искать их. Если при этом дело ограничивалось вообще усилиями животных, но не сопровождалось крайним напряжением, обходилось без побоев, то у Б. являлось только возбуждение, и для полового удовлетворения приходилось прибегать к мастурбации или совокуплению. Даже после того как он стал мужем и отцом, он не освободился от этого вида садизма. Когда у него ребенок заболел хореей, он стал страдать истерическими припадками (Féré. L’instinct sexuel. P. 255).

Из последних двух разделов мы видим, что для садистских натур страдание всякого живого существа может сделаться источником извращенного полового наслаждения, что садизм бывает направлен на любой объект.

Было бы, однако, безусловно ошибочно и преувеличенно все случаи необычайно выдающейся жестокости обязательно сводить к садистскому извращению и, как это делают некоторые, предполагать садизм в качестве побудительной причины в многочисленных ужасах древней и средней истории или даже в известных массовых психологических явлениях ближайшего к нам времени.

Источники жестокости различны; она присуща первобытному человеку. Сострадание по сравнению с ней представляет уже вторичное, последующее явление, чувство, приобретенное позднее. Влечение к борьбе и уничтожению, бывшее преобладающим свойством доисторического человека, более того, являвшееся необходимостью в доисторические времена, далеко еще не атрофировалось. Первоначальный объект его – враг – еще не исчез, и, кроме того, оно получило новые объекты в лице новых культурных представлений, под именем, например, преступника. То, что при этом требуется не простое умерщвление объекта, но еще и муки побежденного, объясняется отчасти чувством господства, власти, которое удовлетворяется этим путем, отчасти беспредельным чувством отмщения. Мы видим, таким образом, что все исторические ужасы, все жестокости находят себе иное объяснение, помимо садизма (возможно, что и последний был замешан в них, но, поскольку он является относительно редким извращением, не следует все объяснять им).

К тому же мы не должны упускать из виду еще один могущественный психический элемент, который и объясняет притягательную силу, оказываемую и в наши дни казнями и т. п. зрелищами; мы говорим о страсти к сильным и необычным ощущениям, к редкому зрелищу, страсти, перед которой у грубых или притупившихся натур умолкает голос сострадания.