Преступление и наказание - [116]

Мои интересы на этом закончились. Кому надо, пусть пачкает бумагу. Тарифы у меня есть, клей в магазине появился, может и марки мелкие забредут сюда. Зато я теперь владею документальным подтверждением, что в этой тюрьме перехватывают корреспонденцию, о чём я уже давно подозревал не без оснований.

НАЦИОНАЛЬНАЯ ОСОБЕННОСТЬ

Чёрт бы побрал эту испанскую привычку «завтракать». Маньяна (завтра, исп.) и на такой оптимистической ноте всё заканчивается. В большом и малом. Завтра будет очередная маньяна и совсем не означает, что завтрашнее завтра будет последним. Маньяна присутствует во всех делах, во всех учреждениях. Частных и государственных. И наплевать им на ваше время, ваши нервы и все остальные дела и помыслы.

Пока я ждал первой операции по удалению катаракты, ухудшилось зрение левого глаза. Но именно правый был записан для оперирования, потому что в то время его состояние было хуже. Теперь, после посещения офтальмологии, стало пятьдесят на пятьдесят: правый глаз видит всё, левый — ничего. В моих бумагах, после ремонта глаза было начертано чьей-то рукой: через месяц провести послеоперационную проверку.

Проходит месяц. Проходит второй. Записываюсь на приём к медсестре, чтобы выпросить витаминов и, между делом, интересуюсь насчёт этой самой проверки. Медсестра пожимает плечами, давая понять, что это не её дело.

— Попробуйте пожаловаться, — советует.

Ну-ну! А потом жаловаться на то, что предъидущая жалоба осталась без ответа. Потом ещё и ещё. Знаю, с кем дело имею. Я уже побывал на приёме у докторши, которая попыталась уговорить меня «подсесть» на таблетки против высокого артериального давления. Тогда я спросил, чем вызвана задержка обещанной проверки и когда мне будут лечить второй глаз.

— А в вашем деле ничего нет, — женщина перелистывает бумаги в папке, подписанной моим именем.

— Я этого не выдумываю. Вы тут сами мне выписывали копию больничного предписания с инструкцией как закапывать глаза после операции. И на одном листе авторучкой чёрного цвета было написано: через месяц провести проверку глаза. Прошло уже два.

Сеньора задумчиво смотрит на меня, молча поднимается и уходит. Возвращается с двумя знакомыми мне бумагами и радостно восклицает.

— В самом деле! Тут написано…

— Там написано, — перебиваю, — Что я скоро напишу жалобу в министерство здравоохранения.

Жалобы я, конечно, писать не стал, чтобы не погрязнуть в бумажной трясине. Совершенно ненужной. Но и без внимания остаться не хотелось. Это могло произойти по многим причинам. В местной газете было написано о каких-то разборках в хирургическом обществе той больницы, куда приписана наша тюрьма и куда меня возили для проведения операции. Кроме того, увеличилось воровство в больницах Испании. Воры по ночам тянут новейшие операционные лазеры и роботизированные комплексы, стоимость которых превышает все разумные цифры. Так, блин, одноглазым остаться недолго.

Договариваюсь с одним зэком, уходящим на вольную побывку, и даю ему рассказ «Криминальная медицина», переведённый на испанский. Отпускник пообещал устроить публикацию. Правда, слово «маньяна» не прозвучало. А я подумал ещё и в одном из моих писем другому зэку подробно изложил мою ситуацию и желание нажаловаться в министерство. Дело в том, что мой адресат сидит на спецпротоколе и его письма прочитывают все, кому не лень. Копируют их и только потом ему отдают.

Не знаю с какой стороны «протекло», но через две недели после письма меня запаковывают в наручники и везут проветриться в больничку. Фотают оба глаза и записывают на операцию второго зрительного органа. Если будет так, как с правым глазом, то впереди у меня ещё полтора года ожидания. В поездке узнаю новость: конвойные получили на вооружение тазер. Тем днём в группе гвардейцев был только один электрический пистоль и его владелица ни на шаг не отходила от меня. Расслабилась только тогда, когда я предложил им не торчать в проходе, мешая больным и персоналу. Мы уселись в углу, откуда, теоретически, мне невозможно выскочить и удрать. Оба моих конвойных с удовольствием вытянули ноги и занялись любимым испанским занятием: игрой со своими новыми телефонами с 4G.

Ещё через две-три недели меня вызывает дантист.

— Садитесь, — показывает на кресло.

— Зачем?

— Как зачем? — удивляется он, — Вы же сами записывались на приём.

До меня, наконец, доходит.

— Записывался, но это было три года назад.

Дантист оттягивает маску на лице, чтобы вдохнуть.

— Вы мне скажите, вам надо или нет? Если нет, можете быть свободным!

Еле сдерживаюсь, чтобы не заржать и прощаюсь.

— До свидания, доктор!

Три года прошло с того дня, когда у меня сломался зубной протез. Написал я заяву, чтобы меня принял зубной специалист. Время шло, никто мной не интересовался. Один из зэков, не имеющий проблем с денежкой, сказал, чтобы не ждал напрасно и попросил платных услуг. Он оплатил приклеивание моих зубов на место. Теперь-то и объявилась неудовлетворённая заява. Что там у них ещё припасено?

Весной 2018 года тюрьма «Кастейон-2» стала терять медработников. Доктор приходит раз в две-три недели, а не еженедельно, как раньше. С медсёстрами стало ещё хуже, но наркоту продолжали раздавать без сбоев. Невозможно стало просто померять давление. Когда же наступит нужная мне маньяна?