Престолы, Господства - [45]

— Это очень поможет, сэр. Теперь, на следующее утро, то есть этим утром…

— Я встал и позавтракал, как обычно. Мне было не по себе. Затем я увидел статью в «Таймс». Я отменил все встречи на утро и поехал в Хэмптон, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке… — Его голос начал дрожать.

— Ещё пара вопросов, сэр, и мы оставим вас в покое, — сказал Чарльз. — Когда вы добрались до бунгало?

— Чуть раньше девяти. Дорога туда занимает около трёх четвертей часа.

— И как вы вошли?

— Как? Не понимаю вас.

— Вы вошли в дом через парадную дверь?

— Да, конечно.

— А она была заперта? Вы открыли себе ключом?

— Да. И ещё раз, да. У меня есть свой ключ от бунгало.

— И что вы подумали, когда увидели стол? — тихим голосом перебил Уимзи.

— Стол? Я не видел стола. Я позвал её, а когда она не ответила, пошёл прямо в спальню.

— А дверь спальни была заперта? — спросил Уимзи.

— Закрыта, но не заперта — она открылась свободно. Я толкнул дверь. А там она… она… — Он замолчал.

— Вы изменили что-нибудь или переместили что-нибудь в комнате, мистер Харвелл? — спросил Чарльз.

Харвелл ответил не сразу. Он уставился в никуда.

— Мистер Харвелл, было ли в комнате, в доме что-нибудь, что находилось не в том состоянии, когда вы вошли, по сравнению с состоянием, когда прибыли мы? Вы что-нибудь перемещали?

— Я взял её на руки, — сказал он глухо. — Я долго её держал. А затем я положил её и отправился за помощью.

— Ещё только одно, сэр. Вы случайно не заперли французское окно в гостиной тем утром? Может быть, прежде, чем покинуть дом, чтобы вызвать полицию?

— Нет, я… Харвелл замолчал, а потом покраснел. — Там было выбито стекло, — сказал он. — Я предположил, что именно там кто-то и вошёл.

— Окно было заперто, сэр, и ключа в нем не было, — сказал Чарльз. — Выбитое стекло указывает на попытку проникновения, но, должно быть, она закончилась неудачей.

— О, но теперь я вспомнил! — воскликнул Харвелл. — Конечно же, я действительно запер окно. Как вы и сказали, я запер его, когда отправился за помощью, а ключ положил в карман.

Говоря это, он достал ключ и вручил его Чарльзу.

— Благодарю вас, сэр, это очень поможет.

— Это всё? — спросил Харвелл. — Могу я уехать?

— Вы не против, если сначала у вас снимут отпечатки пальцев, сэр?

— Мои отпечатки? Какого чёрта?

— У полиции должны быть отпечатки всех, у кого была законная причина находиться в доме, — сказал Уимзи, — чтобы иметь возможность идентифицировать любые отпечатки, которых там быть не должно. Ваши и вашей жены будут везде, прислуга также оставила отпечатки повсюду. Когда мы их отбросим, оставшиеся могут указать на убийцу.

— Понимаю. Тогда ради Бога.

— Между прочим, как я понимаю, прислуга имеется?

— Мы никого постоянно не держали. Если была нужда, нанимали кого-нибудь из деревни. Не знаю, кого она взяла в этот раз.

— Не волнуйтесь, сэр, мы найдём, кто бы это ни был, — сказал Чарльз. — Теперь, когда мы взяли ваши отпечатки, вам следует вернуться домой или в ваш клуб, и, если будете уходить куда-нибудь больше, чем на полдня, оставляйте уведомление, чтобы мы знали, где вас найти.

— Не думаю, что смогу сесть за руль, — сказал Харвелл, — показывая им дрожащие руки.

— Я отвезу вас в город, — предложил Уимзи. — Мне пора возвращаться. Бантер может привести домой «даймлер», когда закончит. Увидимся завтра, Чарльз?

— Конечно. Не беспокойтесь, мистер Харвелл, мы поймаем человека, который убил вашу жену.

— Человека? — Харвелл, казалось, удивился. — Зверя. Она была такой красивой! Мерзкий зверь!

Питер стремительно вошёл в библиотеку, где Харриет читала у камина.

— Мне сказали, что ты была нездорова, — произнёс он.

— Приболела. Теперь всё прошло. Должно быть, съела что-нибудь. Обо мне прекрасно позаботились, Питер, не смотри так похоронно! Манго уложила меня в постель, а миссис Трапп сделала простой рисовый пудинг — она сказала, что уж это-то можно, если можно хоть что-нибудь вообще, — и посмотри на меня — как огурчик.

— Это ужасный шок, — сказал Питер, садясь.

— Тебе ещё хуже.

— Почему ты так говоришь?

— Тебе же пришлось видеть тело.

— Да. И меня действительно тряхануло. На ней был один их этих бретонских воротничков, как у тебя. Я так понимаю, весь Лондон их носит?

— Нет, но я дала ей несколько своих. Они так ей шли.

— А!

Он замолчал. Харриет сидела абсолютно неподвижно, ожидая, расскажет ли он ей о расследовании. Конечно, он мог не захотеть, и она, конечно, не собиралась расспрашивать. Но если бы он не захотел, что-то оказалось бы утраченным. Возможно, он думает, что ей не перенести обсуждения жестокости по отношению к тому, кого немного знаешь. А если знаешь именно Розамунду, подумала Харриет, — это совсем другое — огромная разница. Когда раньше она оказывалась вовлечена в расследование убийства — она не рассматривала убийство бедного Филипа Бойса, который был её любовником, поскольку там была слишком сложная ситуация, а представляла мистера Алексиса, лежащего в луже крови на берегу в Уилверкомбе, [118] — она чувствовала отвращение и озадаченность. Теперь же она ощущала сильнейший гнев. Какая же это гнусность — отправить ближнего в никуда!

— Харриет, что ты имела в виду сегодня, — сказал Питер, врываясь в её мысли, — когда сказала, что ты меня поняла?