Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах - [2]

– Тема дискуссии – секрет успеха. Могу ли я утверждать, что я его достиг? Да и в том, что сказал сегодня, представляя меня, уважаемый Кестер Джорж, мне слышится непроизнесенное: «Борис, как ты выжил? How have you survived?»

Но я согласен. Давайте говорить не о секрете успеха, а об искусстве выживания. И подумал – одно ли и то же значение мы вкладываем в это слово – «выживание».

Вы, конечно, помните великого американского борца против расизма, который начал свою речь словами: «У меня есть мечта!» (I have a dream!)

Может быть, вам, живущим в нормальных условиях, без бесконечных экономических и политических катаклизмов, без необходимости ежедневно, если не ежечасно, делать выбор, нередко между честью и бесчестьем, между жизнью и смертью, быть может, вам трудно будет понять мою мечту. Она в том, чтобы и моя страна смогла бы наконец жить без кровавых революций и социальных катастроф. Чтобы люди жили в условиях, достойных человека, чтобы они научились терпимо относиться ко взглядам друг друга, отказались бы от экстремизма и выработали наконец такую модель политического и экономического развития, которую поддерживало бы большинство населения. Другими словами, я мечтаю о том, чтобы людям моей страны не нужно бы было искусство выживания.

Позвольте теперь обратиться к моему собственному жизненному опыту, рассказать вам об истории моей семьи, чтобы вам легче было понять, что я имею в виду.

Мой отец родом с Волги, из крестьянской семьи, которую до революции называли хорошими хозяевами, а после революции, в 30-х годах, зачислили в кулаки. Деда сослали на Северный Урал, и отец, которому уже было под тридцать, в поисках спасения отправился скитаться по стране и вскоре оказался в Киргизии. Мать родилась на Урале, в Оренбурге, в семье купца первой гильдии. Их «потрясли» еще раньше, и, не дожидаясь худшего, они тоже всем семейством отправились на Восток, в Среднюю Азию, где в столице тогдашней Киргизской ССР, которая называлась Фрунзе, мама и встретила своего будущего мужа, моего отца.

Хороша была Октябрьская революция с ее советской властью или плоха, не будь ее, мои родители, крестьянин с Волги и купеческая дочь с Урала, конечно же никогда бы не встретились и я, в моем нынешнем образе, никогда бы не появился на свет.

И то же самое могут сказать о себе миллионы людей.

Так проклинать или благословлять мы должны эту революцию? Знай я о всех преступлениях, которые уже совершила и готовилась еще совершить эта власть, и имей я право выбора, я бы, может быть, предпочел бы вообще не родиться, что, увы, ничего бы не изменило в этом мире. Надеюсь, однако, что эта антиномия поможет вам понять то восприятие мира, с которым мы росли.

Коммунистические идеи, которые господствовали в нашей стране более 70 лет, были чем-то вроде религии в других частях мира. И после того как советский режим рухнул, это стало еще более очевидным.

Не правда ли, человек не рождается ни христианином, ни мусульманином, ни приверженцем иудаизма или буддизма. В 99 процентах это зависит, особенно в ранние года, от того, в какой стране и какой семье он появился на свет. Да и позднее не столь уж многие меняют радикально свои верования, то есть переходят в другую конфессию, становятся атеистами или, наоборот, порывают с безбожием. Особенно в странах, где продолжительное время не случаются политические катаклизмы и социальные потрясения. Кстати, таким обманчивым спокойствием были отмечены и некоторые периоды жизни в моей стране, сначала после того, как Хрущев разоблачил Сталина и сталинизм и наступила «оттепель». Потом – когда под предлогом дальнейшего улучшения жизни Брежнев сместил Хрущева и объявил своей целью установление гражданской стабильности.

Многие люди и не подозревали, что такое стремление к стабильности является на самом деле не чем иным, как медленным скольжением к пропасти.

Мы рождались и росли, даже в таких семьях, как моя, а их было множество, с почти автоматическим признанием всего того, что нас окружало, в качестве нормы.

Когда я был пионером, я слышал от своей бабушки по отцовской линии, что Сталин был аспид и изверг, и она не боялась говорить это даже в годы Великой Отечественной войны. Зато отец мой, который вступил в партию в 1927 году, чуть ли не до последних дней своих, а он умер в 99 лет, был убежденным коммунистом, несмотря на крайне критическое отношение ко многим сторонам нашей жизни. Войну он оттрубил от звонка до звонка. С первого ее дня до последнего. И не был даже ранен ни разу. Выжил, другими словами. Символ диссидентства Александр Солженицын признавался, что, когда в 1944 году в письмах другу поносил Сталина, за что и попал в ГУЛАГ, он свои надежды на будущее связывал с ленинским типом политика.

Отец советской водородной бомбы Андрей Сахаров, еще один символ сопротивления режиму, «прозрел» еще позже, в конце 60-х годов, когда он уже ходил в трижды Героях Социалистического Труда и был отмечен всеми существующими правительственными наградами. Для подавляющего большинства людей согласие или протест против тех или иных аспектов тогдашних порядков были двумя сторонами одной медали – поведения законопослушного, но рачительного и даже придирчивого гражданина своей страны.