Прерванный полёт - [8]

- Ничего себе, вы можете вернуть меня вспять во времени, но не можете помочь написать что-то?

- А как вы хотели? Перемещение во времени - это действие по законам физики без всяких нарушений таковых, а написать роман за вас, да ещё отличный, да ещё не один за год - это именно нарушение законов творчества. Нарушить эти законы не может никто, кроме самого автора, это вам не юриспруденция какая-нибудь!

- Ну, хорошо, а вернуть мне молодость можно?

- Омолодить вас здесь и сейчас? Без вопросов, это тоже нормальные законы природы. Но, сами подумайте, какие проблемы вызовет у вас данная ситуация во взаимоотношениях с окружающими. Как вы объясните, что вдруг помолодели?

- Ну, это не смертельно, но... А вечную молодость дать можете?

- В мире людей нет ничего вечного, но очень долгую жизнь - почему нет? Только снова возникнут схожие проблемы: вам придётся периодически менять место жительства, чтобы не возникало вопросов, и всё такое. Да и имя придётся менять, а вам же хочется жить под своим.

- Ну, имя - не проблема, - с сомнением сказал Карлин и снова задумался.

Конечно, правильно: и резкое омоложение, и очень долгая жизнь сразу вырвут человека из привычного круга жизни, заставят куда-то уехать, сторониться старых знакомых, и так далее. Ворох проблем, и не до писательства будет. Да и как в издательство явиться? "Здравствуйте, я Евгений Карлин, тот самый, что у вас печатался! Только помолодел на двадцать лет"... Ерунда собачья!

Оставить всё, как есть? Ну и что? "Мефистофель", видимо, исчезнет, Карлин допьёт водку в раздумьях о случившемся (интересно, кстати, а "Стерлинг" он оставит?), завалится спать, а назавтра всё пойдёт по-прежнему. Может, дойдёт до того, что снова...

Нет, оставлять всё, как есть, не годится. С какой стати, коли, уж, такая возможность подворачивается? Нужно вернуться в какой-то момент, который стал переломным в смысле, что тогда Евгений поступил не правильно, и жизнь пошла наперекосяк.

Вот, пожалуй, такой имел место почти пять лет тому назад, когда он ушёл из фирмы, где возглавлял отдел по торговле моющими средствами. Коньюнктура на рынке поменялась, товар приходил по более высоким ценам, прибыль падала, а боссы, естественно, злились из-за того, что меньше поступало в их карманы. Злиться им нужно было, прежде всего, на свою несостоятельность, так как это они заключали договоры на поставку продукции, но срывались боссы, как всегда, на подчинённых. Всем сотрудникам срезали проценты с оборота, являвшиеся существенным добавлением к фиксированной зарплате, а Карлин, как начальник отдела, всё чаще стал слышать, что он есть дурак, не умеющий торговать. Попробуй, продай стиральный порошок за двадцать пять рублей оптом, когда многие конкуренты таким же брэндом по двадцать торгуют! Это вам не девяностый год, когда мели всё без разбора.

Как раз в этот момент серьёзное центральное издательство взяло первый роман Карлина, который он писал целых три года. Евгений несказанно обрадовался, посчитав, что впереди его ждёт гладкая дорога. У него имелись основания думать именно так: издательство сразу же попросило дать ещё что-нибудь, а у него уже был в работе второй роман. По стечению обстоятельств Карлин разругался с одним из боссов и на его угрозу "Дождёшься. Что выгоню к чёртовой матери!" ответил, что и сам собирался давно послать их, куда подальше.

Зря он так поступил, конечно. С этого и начались все настоящие проблемы: исчез достаточно стабильный заработок, жена стала называть Евгения дармоедом и психом, и, в конце концов, семьи у него не стало.

Зачем он тогда разругался с боссом? Ну и пусть бы называли дураком, что с этого - жарко или холодно? Продолжал бы сидеть себе в фирме, получал бы гарантированные четыреста баксов - не ахти сколько, но жена бы не пилила, что, фактически, безработный. А сам бы потихоньку писал себе, и всё было бы нормально...

Впрочем, зачем врать самому себе? Ничего бы нормально не было. За годы так называемого безделья Карлин написал больше, чем если бы в это же время ходил на работу к восьми утра и возвращался в восемь, а то и в девять вечера. Даже того, что он написал, будучи свободным от продажи стиральных порошков, он бы не написал, оставаясь в фирме, и неудовлетворение жизнью в таком виде толкнуло бы ещё чёрти на что, кто знает?

А, может, банальных денег попросить? Денег, молодость и где-нибудь в процветающей стране оказаться. Хотя, кому Карлин там нужен, писатель, пишущий на чужом языке - когда он ещё местный настолько освоит, чтобы на нём писать свободно? Это во времена "холодной войны" в Штатах любого низкопробного графомана, поносившего СССР, и на русском языке печатали, и на английский переводили, чтобы западные граждане знали, как тяжело в Советском Союзе живётся. Хотя, с хорошими деньгами можно, наверное, и плюнуть на писательство или писать себе потихоньку для себя, наслаждаясь жизнью и совершенствуя язык. Дочку в какой-нибудь Оксфорд пристроить...

- А много денег вы можете мне дать? Денег и молодости?

Мефистофель сокрушённо покачал головой:

- Вы думаете, деньги могут помочь самореализоваться?

- Ну, а почему нет? Вы же сами говорили, что каждый решает для себя, что это значит.