Преобразователь - [57]

— Что мне придется опустошать?

Зертаник просиял и вскочил с кресла. Он подошел к скамейке, накрытой зеленой тканью и убрал покрывало, как фокусник на ярмарке.

— Мы переплавим это в мелкие бруски, чтобы проще было переносить и продавать в регионе.

Я едва дышала. Плита. Выше стога с сеном, темно-синяя, похожая на огромный сапфир. Мои глаза расширились, когда я поняла. Они хотели украсть не Целителей, а Плиту. Герцог хотел сделать из пинвиума с болью оружие. Он не даст им забрать это.

Я сжалась, огляделась, скользя взглядов по мебели, картинам, хрусталю и золоту. То, что крали из домов, убивая семьи. Они были ворами. Я посмотрела на Светоча. У нас есть достаточно… Похоже, в Гевеге не было пинвиума, потому что Зертаник и Светоч воровали его.

Зертаник поправил ткань и улыбнулся мне.

— Это начало, но мы сможем путешествовать по городам, предлагать свои услуги по высоким ценам. Но люди заплатят. Ведь пинвиум им выйдет дороже.

— Ясно, — они были безумны. Они не знали, как работали вспышки. Святые, даже я не знала, как это работало, но такая сильная вспышка могла убить меня. Даже если я смогу выжить, нельзя было украсть пинвиум у герцога и сбежать. Нельзя было мятежом прикрывать побег. Они не знали, что это глупый план?

— Герцог узнает об этом. И придет за вами.

— Нет, — сказал Зертаник. — Будет ужасный случай, мы погибнем при мятеже. Просто трагедия. Людей окажется больше стражей, они проберутся внутрь. Тела сожгли до неузнаваемости. Только пара украшений и знаки Лиги помогут нас опознать.

Герцог будет винить Гевег в их смертях. Он пошлет солдат. Он осадит город, запрет людей, допросит всех, кто может знать об украденном пинвиуме и смертях. Когда никто не расскажет, он выместит на нас гнев.

Я встала и медленно подошла к Плите. Зертаник улыбался, Светоч следил за мной, не доверяя, как и я ему. Я прижала ладони к холодному металлу. Только это я и ощущала. Ни зова, ни тяги, ни покалывания боли. Ничего, что ощущали Целители, касаясь чистого пинвиума.

Холод сдавил мой живот. Я была оружием, как и Плита. Но у меня еще был выбор, во что мне переплавляться.

Я подняла голову, на меня с картины смотрели знакомые глаза. Бабушка, последний Светоч из Гевега, это место у нас забрали солдаты герцога. Я даже сейчас слышала ее совет.

Лучше наброситься, чем пятиться.

Я рассмеялась со слезами на глазах. Бабушка всегда была права, всегда боролась. Даже в тот день, когда мы сдались, когда люди герцога вытащили ее из Лиги. Они не вернули ее тело, как мамино. Святые, я по ним скучала.

— Вы отпустите учеников, если я это сделаю? — спросила я. Голос дрожал, но не руки.

— Конечно, конечно, — Зертаник снова встал, чуть не танцуя, ожидая моего ответа. Светоч не двигался.

Я вспомнила слова рыбака, что его семья сможет прожить еще год. Мы могли использовать это. Как долго продержится Плита? Тысячу исцелений? Эта была полной, но если я опустошу ее, протянет ли Гевег еще год? Успеет ли потребовать Светоча, какой была бабушка, который защитит их, а не будет использовать?

Может, но эти «может» меня утомили.

Я не была Целителем, но могла отдать жизнь ради них, не ранив никого, не заслужившего этого. Я посмотрела на картину. Я знала, что сделала бы бабушка. Что сделали бы мама и папа. Я должна была спасти тех, кого любила.

Прости, Тали. Я не хотела оставлять ее, но если я буду у них, ей не навредят. И если они уйдут, не навредят остальным. Жаль, что здесь не было Виннота.

— Я согласна, — я улыбнулась Зертанику. — Буду рада опустошить его для вас.

Он просиял и потер ладони.

Я закрыла глаза, прижала ладони к Плите и представила, как три одуванчика разлетаются на ветру.

ДВАДЦАТЬ ТРИ:

Боль вырвалась из Плиты, я отлетела в книжную полку. Песок жалил глаза, кожу, терзал волосы. Зертаник и Светоч кричали, а потом затихли, рев заглушил их вопли. Трещало дерево, щепки летели, а потом поток ослаб, и я упала лицом на пол.

Я лежала часами… днями… секундами… Я не знала. Голова пульсировала почти в такт с сердцем. Пальцы еще никогда не были такими холодными. Все тело онемело.

Почему я не умерла?

Что-то холодное накрыло мои глаза, покалывая, я убрала это, кривясь, когда песчинки царапнули кожу. Я стала действовать осторожнее, убирая эту холодную соль. Я открыла глаза и моргнула, белые кристаллы таяли на пальцах.

Лед? Бабушка говорила о нем. Она рассказывала о горном народе. Лед падал с неба вместо дождя, когда было холодно. Тали смеялась и не верила ей. В Гевеге так холодно не было.

А теперь было. Мурашки бегали по моей коже, я дрожала. Я потирала руки. Они были покрыты льдом, как были и глаза. Я попыталась поправить воротник, обрывок ткани упал мне на пальцы. Ледяная вода текла по моей голове, спине…

Святые! Где моя одежда?

Холод и потрясение прогнали туман из головы. Платье Айлин пропало, остались лишь обрывки на манжетах и воротнике. Сандалии остались, но верхние лямки порвались. А синяя штука рядом со мной — это…

Плита.

Я коснулась ее. Теплая, как кожа, несмотря на холод вокруг. Еще больше тепла было сзади. Я огляделась. Вечернее солнце светило в разбитые окна, пуль и обрывки ткани летали по комнате. Осколки стекла усеивали пол. Ковры под Плитой пропали, виднелись царапины. Лед покрывал все белой коркой.