Преображения Мандельштама [заметки]

1

Поступальский И. Встречи с Мандельштамом // Тыняновский сборник. Шестые‐Седьмые‐Восьмые Тыняновские чтения. М., 1998. С. 561.

2

Ровесник Мандельштама, семитолог, хорошо знавший древнееврейский, специалист по Шумеру и Ассирии (перевел «Эпос о Гильгамеше»), второй муж Ахматовой.

3

Д.В. Фролов, «О ранних стихах Мандельштама» (Языки славянских культур, М, 2009).

4

См. его блестящие книги на эту тему: «Текст и мир на листе Мёбиуса языковая геометрия Осипа Мандельштама versus еврейская цивилизация», М, Таргум, 2008; «Квантовые смыслы Осипа Мандельштама», М, Таргум, 2012

5

Серге́й Анто́нович Клычко́в (1889–1937) – «деревенский» поэт (Клюев, Есенин, Клычков), друг Есенина, предполагают, что «интимный», расстрелян.

6

Вильгельм фон Гумбольдт, Язык и философия культуры, Прогресс, М, 1985.

7

Там же.

8

Любопытны рассуждения Канта «О национальных характерах, поскольку они основываются на разном чувстве возвышенного и прекрасного»: В национальном характере, в котором находит свое выражение возвышенное, это возвышенное либо связано с чем‐то устрашающим и немного склонно к причудливому, либо оно есть чувство благородного, либо чувство великолепного. Я полагаю, что имею основание первое чувство приписать испанцу, второе – англичанину и третье – немцу. Немцев он глубокомысленно критикует за недостаток юмора, а французов за «легкомысленность» (С важными вещами обращаются как с забавой, а мелочи становятся предметом самого серьезного занятия. И в старости француз все еще поет веселые песенки и насколько может галантно обращается с женщиной). Интересно подмечены и типы сексуального поведения: В любви немец и англичанин не очень прихотливы, у них есть некоторая тонкость в восприятии, но скорее всего их вкус здоровый и грубоватый; в том, что касается любви, итальянец мечтателен, испанец склонен к причудливому, француз сластолюбив. Есть и другие перлы, зачастую весьма пикантные, не могу себе отказать в удовольствии поцитировать: «Если мы бросим беглый взгляд и на другие части света, то увидим, что самый благородный человек на Востоке – это араб… Он гостеприимен, великодушен и правдив, но <…> его разгоряченное воображение рисует ему вещи в неестественном и искаженном свете… Если арабы представляют собой как бы, испанцев Востока, то персы – это французы Азии. <…> Африканские негры от природы не обладают таким чувством, которое выходило бы за пределы нелепого. <…> Чернокожие весьма тщеславны, но на негритянский лад, и столь болтливы, что их приходится разгонять ударами палок. Досталось от Канта и евреям (но в других текстах): они не вдохновляются и не стремятся к гражданской добродетели и дух ростовщичества Владеющий ими делает их нацией мошенников, наживающихся на обмане и эксплуатации народов которые их приютили…

Презабавнейший текст, сразу видно, что великий философ.

9

Далее Штейнберг продолжает: Иногда говорят, правда, что разные отрасли «засохшей смоковницы Израиля» давно отпали от национального генеалогического древа и утеряли всякую общность родовых корней. Но и такое утверждение говорит лишь о пессимистической оценке национального будущего той или иной увядающей отрасли еврейства… пусть для многих… еврейский национальный характер всего лишь пережиток или атавизм или даже одна лишь питающаяся злонамеренностью и недоброжелательством видимость все же и для них <…>эта призрачная видимость – реальная проблема и неотступно следующая по пятам или забегающая вперед назойливая идея, неизбывная душевная обуза. Как социально‐психологическая реальность проблема еврейского национального характера в отщепенцах и отступниках не менее, а еще более жива и естественна. Стремиться забыть – значит непрестанно помнить… Еврейское бытие можно благословлять или проклинать, но избавиться от него нельзя: оно написано на роду.

10

Из статьи Карена Свасьяна, «Место Гете в мировой философии».

11

Культура по Шпенглеру это юность и зрелость в жизни культурноисторического «организма», а цивилизация – его старость, истощение творческих сил, омертвление религиозных, национальных корней, окостенение, когда ее суть уже не философия и искусство, а техника, массовые зрелища, спорт. Она превращается в «огромное засохшее дерево в первобытном лесу», которое еще многие века может «топорщить свои гнилые сучья». «Важно ведь, в конце концов, не то, что люди – поодиночке и как народ в целом – находятся в «форме», хорошо питаются и плодовиты, но для чего это нужно… Лишь тогда, когда с наступлением цивилизации начинается отлив всего вообще мира форм, вперед выступают голые и навязчивые очертания ничем не прикрытого жизнеобеспечения: это время, когда <…> смысл жизни оказывается не в том, чтобы набраться сил для исполнения задания, но в счастье большинства, в спокойствии и уюте, «panem et circenses» /хлеба и зрелищ/, и на место большой политики приходит как самоцель экономическая политика». («Закат Европы»)

12

Каганская Майя, «Черновик прощания», Т.3 Собрания сочинений, Саламандра, 2012.

13

Например, выступал с призывами к «миру и братству с арабским народом» и к свободному развитию еврейского и арабского народов «на общей родине».

14

«Душу от внешних условий/Освободить я умею: /Пенье – кипение крови… (1911).

15

Стихотворение «Мне кажется, мы говорить должны…», 1935.

16

У этих стихов несколько вариантов. Есть такое, очень красноречивое окончание: «И уже мое родное/Отлегло, как будто вкось/По нему прошлось другое/И на нем отозвалось». Есть и такой вариант последней строки: «Надсмеялось, сбило ось».

17

«Вокруг “Путешествия в Армению”» (1931–1932).

18

Христианское представление об истории евреев сводилось к тому, что с потерей государственности и изгнания со своей земли после войны с Римом евреи перестали быть субъектом истории, ее активным фактором, их история кончилась, в религиозном же смысле их жалкое положение в изгнании есть вечное наказание за непринятие Христа и активное участие в его казни, в чем евреи сами признались, как сказано в Евангелии от Матфея (27:25): «кровь его на нас и детях наших». Все те евреи, кто в эпоху Просвещения старались всеми силами приобщиться к окружающей христианской культуре чтобы стать частью немецкого или французского гражданского общества, не могли не испытывать влияние этого взгляда. И этот период массового «исхода из гетто» (в России он произошел на полвека позже) сопровождался не только выходом за рамки еврейской общинной организации, отходом от религиозных и культурных традиций, но и полным разрывом с еврейством, включая переход в христианство. Как пишет Моше Гесс в книге «Рим и Иерусалим» (вышла в 1862 году), «просвещение и выход из еврейства были синонимами», и добавляет: «Немецкий еврей, испытывая на каждом шагу ненависть антисемитов, всегда склонен вытравить в себе все еврейское и даже отречься от своей расы», и уж тем более он «с отвращением отвергает еврейские национальные устремления».

19

Статья «Утро акмеизма».

20

Статья «О природе слова» (1920–22).

21

Стихотворение «Век» (1922).

22

Стихотворение «Ламарк» (1932).

23

Цитирую по книге П.П. Гайденко «Время Длительность Вечность».

24

«Время,… по Дильтею, есть первое определение жизни» (Гайденко, «Время Длительность Вечность»).

25

Стихотворение «Зверинец» (1916).

26

Стихотворение «Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…» (1920).

27

«Пан Зюзя, а почему часы бегут, ведь они на цепочке?» (шутка из «Кабачка 13 стульев», цитирую по памяти).

28

К середине 19 века к идее времени, как истории становления Абсолютного Духа по выражению Гегеля, пришла и немецкая философия.

29

Стихотворение «Сумерки свободы» (1918).

30

Эрих Фромм в работе «Библейская концепция человека» утверждает, что согласно еврейской традиции «человек <…> представляет из себя открытую систему, которая способна развиваться до тех пор, пока он не станет свободен. Для этого он должен быть покорным Богу, с тем чтобы суметь освободиться от своей фиксации на первичных связях и не позволить другому человеку поработить себя».

31

«О самом Господе человеку известно лишь в той мере, в какой Тот выявляет себя «исторически». Когда Господь напрямую является народу на горе Синай, Он ничего не говорит о своих атрибутах (всемогуществе, всеведении и т.д.), но заявляет лишь: «Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства» (Исх. 20:2). Этого достаточно. Ибо здесь, как и повсюду, древний Израиль познает, что такое Бог, через те деяния, которые Он совершил в прошлом, в Истории. Коль скоро так, то память действительно приобретает решающее значение для еврейской веры и в конечном счете для еврейского существования». (Иосиф Йерушалми, «Захор (Помни): еврейская история и еврейская память», Мосты культуры, М, 2004, стр. 10)

32

«Что есть красота?», спрашивает Заболоцкий в стихотворении «Некрасивая девочка», «Сосуд она, в котором пустота,/Или огонь, мерцающий в сосуде?». Но если говорить не о живой грации, а о каменных громадах, то вспоминается великолепная ирония фильма Паоло Соррентино «Великая красота», где великая красота руин античного Рима стала обрамлением великой пустоты Рима нынешнего, свалкой декораций некогда грандиозной пьесы, которая уже не идет в этом театре…

33

«Не знаю, чем населял воображение маленьких римлян их Капитолий, я же населял эти твердыни и стогны каким‐то немыслимым и идеальным всеобщим военным парадом» («Шум времени»).

34

«Шум времени» (1923–24).

35

Л. Городецкий, «Пульса ди‐нура Осипа Мандельштама: последний террорист БО», М, Таргум, 2018. «Пульса ди нура» в прямом переводе с иврита – удар света, или удар огня, понятие в еврейской мистике, «огненные розги» для наказания злых духом. Не забудем, что сам Господь явился народу Израиля как столп огня, бичом огненным.

36

Нужно внести поправку: схожие мотивы, хотя и с другими акцентами, есть и у Городецкого в его книгах «Текст и мир на листе Мёбиуса» и «Квантовые смыслы Осипа Мандельштама», которые я, ко времени написания своего текста, не читал. Но я рад, что мы, «не сговариваясь», пришли к тому же пониманию этого аспекта творчества Мандельштама, залог того, что понимание верно.

37

В свое время это утверждал Вагнер в памфлете «Еврейство в музыке» (в соответствие с общим романтическим представлением о «природности» коренной культуры): необходимо иметь в виду то обстоятельство, что еврей, научившись говорить на всех европейских языках, но не владея ими как языками природными, окончательно лишён какой бы то ни было способности выражаться на них вполне самостоятельно и индивидуально своеобразно. «Природное» у Вагнера противостоит «надуманному».

38

Из письма А. Куприна Д. Батюшкову от 1909 года. Приведу еще фрагмент: «Все мы, лучшие люди России (себя я к ним причисляю в самомсамом хвосте) давно бежим под хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот избранный народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить в болоте лошадь». Похоже, что собственный народ знаменитый русский писатель считает лошадью в болоте…

39

Хаим Лейбович Флексер (1861–1926), он же Аким Волынский, журналист, критик и литератор, был любопытной фигурой русского Серебряного века, а на упомянутую тему можно вспомнить его иронический отпор выпадам знаменитого журналиста Буренина против жидовского засилья в русской литературе: «Понятно, что во всем виноваты евреи, у которых нет искусства – есть только ремесло; и напрасно говорят, будто в искусстве бывали гении от евреев: бывали только виртуозы, но отнюдь не гении. Генрих Гейне, и тот только виртуоз, а отнюдь не истинный художник…» Буренин писал о новой русской литературе – это конец 80‐х 19‐го столетия: «Искривлены четыре позвонка, /Поставлены лопатки скверно, /И в общем – пакостный скелет /В жидовском стиле русского модерна». На тему Волынского горячо рекомендую книгу Елены Толстой «Бедный рыцарь» («Мосты культуры», М, 2013).

40

В. В. Розанов, «Осязательное и обонятельное отношение евреев к крови», главка «В “вечер Бейлиса"…» (1914).

41

Отношение Достоевского к еврейству это, конечно, отдельная песня и – яркая иллюстрация «теории замещения» (христиане – Новый Израиль). Достоевский был повернут на мессианской избранности русского народа‐богоносца, и конкретные живые евреи в эту картину мира не вписывались… Но при всей его неприязни к конкретным и живым евреям, к ветхозаветным он испытывает чуть ли не благоговение: «Ибо люблю книгу сию! – говорит старец Зосима, герой «Братьев Карамазовых». – Какое чудо и какая сила, данные в ней человеку. Точно изваяние мира и человека и характеров человеческих, и названо все, и указано на веки веков». В известной главе «Еврейский вопрос» (в «Дневнике писателя»), заслуженно названной «Библией русских антисемитов» (цитаты из нее гитлеровцы разбрасывали во время войны над советскими окопами как листовки), он пишет с пророческим пафосом: «Не настали еще все времена и сроки, несмотря на протекшие сорок веков, и окончательное слово человечества об этом великом племени еще впереди. <…> И сильнейшие цивилизации в мире не достигали и до половины сорока веков и теряли политическую силу и племенной облик. Тут не одно самосохоранение стоит главной причиной, а некая идея, движущая и влекущая, нечто такое мировое и глубокое, о чем, может быть, человечество еще не в силах произносить своего последнего слова». И там же он называет евреев «народом – беспримерным в мире». А.З. Штейнберг сравнивает Достоевского с библейским прорицателем Валаамом, что должен был проклясть Израиль, но вынужден был благословить его. Вообще, надо сказать, что именно в русской культуре заметно такое обостренное внимание к метафизике еврейства и ее влиянии на русскую судьбу, об этом писали (кроме выше перечисленных гениев русской культуры) и Лев Толстой, и Николай Лесков, и Владимир Соловьев, и Николай Бердяев, и Лев Карсавин и еще многие другие.

42

Зелинский подробно разбирает «недостатки» иудейской веры: «неспособность ощутить божественное откровение в красоте»; «негостеприимный образ жизни»; отношение к женщине («в этом состязании эллинизму принадлежит неоспоримое первенство»); правила приготовления пищи, кои «были настолько многочисленны, настолько суровы и настолько неуместны, что сам иудей <…> мог пояснить их появление только тем, что святой законодатель хотел каменной стеной оградить своих приверженцев от всего мира и, можно добавить, посеять семена ненависти между одними и другими, чтобы эти семена прорастали и колосились все буйнее с каждым новым поколением», презрение к простому человеку («простой человек (am ha‐arez, terraefilius) не может быть благочестивым», – говорил раввин Гиллель, человек, вообще‐то, мягкий и либеральный»); обряд обрезания, который «подверг Израиль осмеянию на все времена»; празднование субботы, что «в греко‐римском обществе высмеивалась как праздник лени»; и, конечно, «основная черта иудаизма» – то, что он был религией страха». Как опытный пропагандист Зелинский не чурается передержек, подтасовок и прямых насмешек, вроде таких, например: «раввины признают женщину зрелой для супружеского сожительства – настоящего, а не фиктивного – уже с трех лет: такое сладострастное калечение и уничтожение девочек, для которого наш закон предусматривает самые строгие наказания, рассматривается там как вещь вполне естественная»; святость свитка Торы он считает «фетишизмом»; но «изредка мы бываем приятно удивлены неожиданными проблесками здравого рассудка. Так, на вопрос, что следует делать, если на ручку посуды упала капля нечистой жидкости, раввин отвечает: «Ее следует вытереть, и она будет чистой». Но это белые вороны. Возможно, даже эллинского происхождения». Ну и т.д. и т.п.

43

«Но северные скальды грубы,/ Не знают радостей игры… Им только снится воздух юга – / Чужого неба волшебство…» («Когда на площадях и в тишине келейно…»)

44

Мандельштам долгое время разделял убеждение многих соплеменников об исчерпанности еврейской истории. Так Борис Пастернак, устами Гордона, героя романа «Доктор Живаго», говорит о еврействе: «Национальной мыслью возложена на него мертвящая необходимость быть и оставаться народом и только народом в течение веков». «Только народом» означает, по мнению Пастернака, быть народом без истории, вне путей мировой культуры. И тут же у него прорывается совершенно уже истеричный выкрик: «Опомнитесь. Довольно. Больше не надо. Не называйтесь, как раньше. Не сбивайтесь в кучу, разойдитесь…»

45

«Путешествие в Армению» (1931–32).

46

«Шуба» в поэтике Мандельштама, по мнению Л. Городецкого (см. «Квантовые смыслы»), есть метафора русской цивилизации. И вообще, верхняя одежда у Мандельштама (шуба, пальто, шинель, лапсердак, вплоть до визитки Парнока в «Египетской марке») – покрой той или иной культуры. “Дело в том, – как пишет Городецкий, – что немецко/идишское слово Mantel=шинель, шуба в польском идише звучит как Mandel», и так его, по‐видимому, произносил отец поэта, «что неизбежно делает шинельно‐шубный контекст… – абсолютно знаковым у Мандельштама, частью его “утробного мира”» (стр. 226). Если прибавить сюда и гоголевскую «Шинель», из которой «все мы вышли», то шинели, шубы и даже бурки (Городецкий обобщает их под сокращением ТВО, теплая верхняя одежда) становятся у Мандельштама символами культурных обличий. Более того, всякие действия с этими предметами «приобретают в сознании Мандельштама ритуальный характер: пошив или иного рода приобретение ТВО, облачение себя или своего друга в ТВО, ощущение себя в своей или «чужой» ТВО, срывание ТВО с себя или своего врага, похищение ТВО или справедливый отъем ее у вора, топтание, сжигание или иное ритуальное уничтожение ТВО» (стр. 227).

К сказанному Городецким стоит добавить традицию иудейских мистических текстов, в которых облачение связано с идентичностью. Вот что пишет А.А. Орлов в своей книге «Зеркала Всевышнего. Небесный двойник человека в иудейской апокалиптике» (изд. Олега Абышко, СПб, 2018): «Вышеупомянутые христианские и мандейские предания об одеянии как небесном двойнике человеческого существа можно сравнить с преданиями об «облачении в образ», которые можно обнаружить в поздних иудейских раввинистических источниках, где сам целем (образ на иврите – Н.В.) воспринимается как одеяние. В исследовании Г.Шолема показано, что в иудейском мистицизме образ стал рассматриваться как своего рода «одеяние» души, «парящее» над ней. Исследователь отмечает, что «это одеяние становится духовным убранством души в тот момент, когда она возвращается в рай после смерти».

Так в очерке «Шуба» (1922) слово «шуба» упоминается 16 раз: «Есть такие шубы, в них ходили попы и торговые старики… шуба что ряса… Шуба чистая просторная, и носить бы ее, даром, что с чужого плеча, да не могу привыкнуть, пахнет чем‐то нехорошим, сундуком да ладаном… Не дает мне покоя моя шуба… Отчего же неспокойно мне в моей шубе? Или страшно мне в случайной вещи, – соскочила судьба с чужого плеча на мое плечо и сидит на нем, ничего не говорит… Тяжело мне в моей шубе… нехорошее добро с чужого плеча…совестно за мою шубу…». В «Шуме времени» (1923) он называет себя «разночинцем в не по чину барственной шубе», а в «Четвертой прозе» (1930) он расправляется с ней: «Я срываю с себя литературную шубу и топчу ее ногами. Я в одном пиджачке в тридцатиградусный мороз… убегу из желтой больницы комсомольского пассажа навстречу плевриту – смертельной простуде, лишь бы не видеть…». Городецкий полагает, что здесь – «окончательный уход, полный разрыв с «русским миром, срывание с себя его «шубы»… символическое освобождение от него», обретение свободы. «Поэтому выше (в тексте ЧП) сброшенная шуба – символ ситуации освобождения (или побега) из тюрьмы: «Когда я переезжал на новую квартиру, моя шуба лежала поперек пролетки, как это бывает у покидающих после долгого пребывания больницу или выпущенных из тюрьмы».

47

Парнах Валентин, «Пансион Мобер», альманах «Диаспора» №7, Athenaeum – Феникс, Париж – Санкт‐Петербург, 2005. (Смотри мою статью «Тень Мандельштама» в «Дополнениях».)

48

Цитата из статьи Л. Кацис, Л. Брусиловская «“К французской речи“ или если Парнок – не В. Парнах? “Пансион Мобэр“ и О. Мандельштам».

49

Стихотворение «Иерусалим».

50

Из статьи Голлербаха об изд. «Пантеон», «Вестник русского христианского движения» № 199, Париж‐Нью‐Йорк‐Москва, 2012.

51

Меня так часто поправляют с этой «нотой Бене», что я вынужден объясниться, хоть это и смешно – объяснять собственные шутки: да, это я так шучу, и вместо nota bene пишу «нота Бене», особенно, когда хочу, чтобы мое замечание на полях «Беня» взял на заметку.

52

Мандельштам, «О собеседнике» (1913–1927). В «Утре акмеизма» эта мысль многократно, как эхо, отзывается‐повторяется: «Сознание своей правоты нам дороже всего в поэзии»…

53

Блок, доклад «О иудаизме Гейне» (1919).

54

«Стихи о русской поэзии» (1932).

55

«Заметки о поэзии» (1922–23).

56

Стихотворение «Я понял: все живо» опубликовано впервые в «Известиях» 1 января 1936 года, рождественское…

57

Статья «О природе слова» (1920–22).

58

Стихотворение «Петрополь» (1916).

59

Так на барельефе «Заведение флота в России» (скульптор Теребенёв) на фасаде Адмиралтейства герои античной мифологии благословляют Россию: Минерва с короной на голове и под лавровым деревом кладет правую руку на плечо Петра I, Вулкан кладёт к ногам России доспехи, а Нептун вручает ей трезубец – символ владычества над морем. Россия в правой руке держит палицу Геркулеса, в левой же – рог изобилия, благословленный Меркурием.

60

В некоторых стихотворениях («За то, что я руки твои не сумел удержать…») Петербург сравнивается с Троей.

61

Об этом ярко сказано у Беркли: «…если мы внимательно рассмотрим постоянную правильность, порядок и связь вещей природы, изумительное великолепие, красоту и совершенство в более крупных и величайшее изящество в более мелких частях мироздания, вместе с точной гармонией и соответствием целого…» (Дж. Беркли, «Трактат о принципах человеческого знания»).

62

Римский архитектор и механик конца дохристианской эры, написал «Десять книг об архитектуре», ставшие основой архитектурных представлений итальянского Возрождения. Руководствовался универсальным и объективным, как он считал, значением числовых закономерностей и пропорциональных отношений в строении Вселенной и человека.

63

Все цитаты из титанического труда Лосева «История античной эстетики».

64

Там же.

65

Цицерон, «О природе богов».

66

Жизнь по Бергсону, если вкратце, есть «длительность» (во времени), запущенная «жизненным порывом».

67

Статья «О природе слова» (1922).

68

Как считает Йерушалми («Захор»), память, религиозный запрет «забывать», это то, что сохранило еврейский народ в истории.

69

Это совпадает (почти «буквально») с воззрениями на слово и бытие еще одного «бергсониста», Хайдеггера. «Бытие, высветляясь, просит слова» («Письма о гуманизме»); «Только там, где есть речь, там есть мир» («Гёльдерлин и сущность поэзии»). А в мире, в коем поэзия ушла из народной жизни, поэты – последние хранители языка, а значит и жизни. У Мандельштама в совсем еще юношеском стихотворении (1910 г.) о том же, об «оживлении» мира словами, именами: Как облаком сердце одето/И камнем прикинулась плоть,/Пока назначенье поэта/Ему не откроет Господь:/Какая‐то страсть налетела,/Какая‐то тяжесть жива;/И призраки требуют тела,/И плоти причастны слова./Как женщины, жаждут предметы,/Как ласки, заветных имен./Но тайные ловит приметы/Поэт, в темноту погружен./Он ждет сокровенного знака,/На песнь, как на подвиг, готов:/И дышит таинственность брака/В простом сочетании слов.

70

«Творческая эволюция» (с. 236).

71

Как пишут Пригожин и Стенгерс в книге «Порядок из хаоса» (М.: Прогресс, 1986), «Под самоорганизацией в синергетике понимаются процессы возникновения макроскопически упорядоченных пространственновременных структур в сложных нелинейных системах, находящихся в далеких от равновесия состояниях, вблизи особых критических точек – точек бифуркации, в окрестности которых поведение системы становится неустойчивым. Последнее означает, что в этих точках система под воздействием самых незначительных воздействий, или флуктуаций, может резко изменить свое состояние. Этот переход часто характеризуют как возникновение порядка из хаоса».

72

С.С. Аверинцев, «Страх, как инициация…», сборник материалов конференции по Мандельштаму «Смерть и бессмертие поэта», М, 2001.

73

Здесь поэт следует за своим любимцем Чаадаевым, придававшим времени‐истории первостепенное значение для становления и человека и нации («В чем заключается жизнь человека – пишет он в «Первом философическом письме» —, если память о протекших временах не связывает настоящего с прошлым? <…> Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно. <…> У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса; прежние идеи выметаются новыми, потому, что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно откуда. <…> Мы растем, но не созреваем»), и главный изъян России видел в ее «географии» («Чтобы заставить себя заметить, нам пришлось растянуться от Берингова пролива до Одера»). Впрочем, Мандельштам уже в 1914 году, в статье «Петр Чаадаев» разделяет этот взгляд Чаадаева на Россию, как на хаос: «Россия, в глазах Чаадаева, принадлежала еще вся целиком к неорганизованному миру. <…> Начертав прекрасные слова: «истина дороже родины», Чаадаев не раскрыл их вещего смысла. Но разве не удивительное зрелище та «истина», которая со всех сторон, как неким хаосом, окружена чуждой и странной «родиной»?»

74

Статья «Утро акмеизма».

75

Ковчег Завета представляется мне метафорой памяти, потому что его всегда можно взять с собой и унести в другое место.

76

стихотворение «Notre Dame» (1912).

77

Как пишет Моше Гесс («Рим и Иерусалим»), «Еврею предписывается не верить, но попытаться познать Бога».

78

С. Аверинцев, «Греческая «литература» и ближневосточная «словесность».

79

Так, например, Гердер назвал философию позднего Канта, одного из отцов европейского рационализма, «глухой пустыней, наполненной пустыми порождениями ума и словесным туманом с большим притязанием».

80

Статья «О природе слова» (1920–22).

81

Там же.

82

Вполне себе талмудическая идея. Йерушалми пишет в книге «Захор»: «…есть что‐то неотразимо влекущее в этой огромной раввинистической вселенной, которая не признает никаких временных барьеров и сводит воедино все эпохи в вечно текущей перекличке друг с другом» (стр. 19).

83

«Время и бытие». Кстати, возникает интересный вопрос: почему в модерной европейской философии жизни, она же философия времени, так много немецких имен, Ницше, Шопенгауэр, романтики, наконец, Хайдеггер – все, как на подбор, – поклонники античности? И Гегель, кстати, считал, что «становление есть истина бытия», а в Европе возникло настоящее обожествление исторического процесса. Нет ли здесь тайны взаимопроникновения культур? Так Матвей Каган в книге о «О ходе истории» (М, Языки славянской культуры, 2004, стр. 174) пишет: «Сегодня уже нельзя не считаться с тем, что… на протяжении двух тысячелетий происходила иудаизация европейской культуры». Мирча Элиаде в книге «Миф о вечном возвращении» пишет: «мы наблюдаем явный параллелизм между гегелевской философией и теологией истории у еврейских пророков».

84

И «где хочет», по выражению Гете.

85

«Стихи о неизвестном солдате» (1937).

86

См. свидетельство Надежды Яковлевны Мандельштам в книге «Воспоминания», первом томе ее мемуаров.

87

Цитирую по классическому переводу Марины Цветаевой.

88

Об этом и его позднее, через 20 лет, знаменитое стихотворение «Сохрани мою речь навсегда…»

89

О. Мандельштам, статья «Буря и натиск» (1922–23).

90

А.С. Пушкин в письме Дельвигу (1825): «Перечел я Державина вчера всего, и вот мое окончательное мнение… Ей‐богу, его гений думал потатарски – а русской грамоты не знал за недосугом. У Державина должно сохранить будет од восемь да несколько отрывков, а прочее сжечь».

91

«По семейному преданию, Державины и Нарбековы происходили от одного из татарских родов. Некий Багрим‐мурза выехал в Москву из Большой Орды и после крещения поступил на службу великого князя Василия Васильевича…» (Словарь Брокгауза и Эфрона, статья «Державины»).

92

см. статью Мандельштама «Девятнадцатый век» (1922). А по мнению Шпенглера христианства на Западе никогда и не было, оно чуждо западному «фаустовскому духу».

93

Глеб Смирнов в книге «Метафизика Венеции» справедливо утверждает, что вообще «европейский патрициат оставался языческим», и само слово «дворяне», «английское gentlelman или французское gentilhomme, идет от латинского gentiles – язычники». Думаю, что это утверждение можно распространить и на образованный класс Средневековья вообще, включая духовенство. «Монастыри превращаются в оплоты отверженной культуры; монахи переписывают от руки Сенеку, Цицерона и Апулея. Ученые аббаты втайне зачитываются Катуллом, пишут комментарии к «Метаморфозам», совершают возлияния Вакху и укрывают в тайниках библиотек даже Фронтона и Авла Геллия, вождей языческого культурного мира» («Метафизика Венеции», стр. 341).

94

О. Мандельштам, «Записки о Шенье».

95

«Как трубный глас звучит угроза, нацарапанная Державиным на грифельной доске» (статья «Слово и культура»).

96

Ода Державина «Бог» начинается с обращения: «О, ты, пространством бесконечный», а дальше сказано: «А я перед тобой – ничто».

97

«И не запишет патриарх/На мягкой сланцевой дощечке…», сказано в одном из вариантов «Грифельной оды».

98

О. Мандельштам, статья «Девятнадцатый век» (1922).

99

как писал Поль Валери в своей знаменитой работе «Кризис духа»: «цивилизованная Европа увидела быстрое возрождение бесчисленных обликов своей мысли: догм, философий, противоречивых идеалов: трёх сотен способов объяснить мир, тысячи и одного оттенков христианства, двух дюжин позитивизмов, – весь спектр интеллектуального света раскинулся своими несовместимыми цветами, озаряя странным и противоречивым лучом агонию европейской души».

100

Из статьи «Утро акмеизма», предположительно датирована тем же 1913 годом, что и разбираемое стихотворение.

101

О. Мандельштам, статья «Девятнадцатый век» (1922).

102

О. Мандельштам, «Шум времени» (1923–24).

103

По мнению Майи Каганской: «Противодействие буддизму, его духу небытия и мертвенной созерцательности наверняка пришло к Мандельштаму в процессе «выяснения отношений» с русской культурой, к буддизму традиционно чуткой благосклонной» («Осип Мандельштам – поэт иудейский»).

104

Сергей Аверинцев, статья «Греческая “литература” и ближневосточная “словесность”». По какой‐то личной или цензурной «стыдливости» Аверинцев везде, вместо «еврейский» употребляет эвфемизмы «библейский» (это еще куда ни шло), или «ближневосточный».

105

«Без человека нет времени», писал Хайдеггер («Время и бытие»). В этом плане любопытен фрагмент из очерка Мандельштама «Михоэлс» (1926): Я смотрел в окно вагона, как этот единственный пешеход черным жуком пробирался между домишками… В движениях его была такая отрешенность от всей обстановки и в то же время такое знание пути, словно он должен пробежать «от» и «до», как заводная кукла. Эка, подумаешь невидаль: долгополый еврей на деревенской улице. Однако я крепко запомнил фигуру бегущего ребе, потому что без него весь этот скромный ландшафт лишался оправдания.

106

Ханна Арендт в своей книге «Vita activа» (в английском варианте «Ситуация человека»), написанной уже после войны, в 50‐е годы, разделяет «жизнь активную», которая и есть по ее мнению «ситуация человека», и «жизнь созерцательную», бывшую идеалом античных философов, доставшимся в наследство современной европейской культуре. Будучи, как и Мандельштам, сторонницей активной жизни, она характеризует этот идеал, цитируя‐пересказывая «Политику» Аристотеля: «всякий род деятельности, даже и деятельность мысли, должен иметь место ради абсолютного покоя. <…> Абсолютный примат созерцания над любой деятельностью опирался в конечном счете на убеждение, что никакое создание рук человеческих не способно тягаться в красоте и истине с природой и космосом» (Арендт, «Vita activа», Алетейя, 2000, стр. 24–25). В христианстве добавилось презрение к человеческому телу, как к продолжению животного начала, а значит и к любой деятельности, неизбежно связанной с телесными потребностями.

107

Мартин Бубер, «Обновление еврейства», 1919 г.

108

О. Мандельштам, статья «О природе слова» (1920–1922).

109

Там же.

110

Ханна Арендт, кстати, различает бессмертие и вечность («Vita activа»). «Бессмертие это продолжающееся пребывание во времени, смерть без умирания, какая в греческом восприятии была присуща природе и олимпийским богам. Геродот замечает… что греческие боги не просто антропоморфны… но одной природы с людьми. <…> задача и величие смертных в том, что они способны производить вещи – творения, деяния, речи, – которые заслуживают того, чтобы на все времена водвориться в космосе…» Это похоже на идеи Бергсона о включенности человека в по‐ ток времени, а значит и о его бессмертии. «Через бессмертные деяния, – пишет Арендт, – оставляющие нестираемые следы в мире, смертные способны достигать бессмертия, доказывая так, что и они божественной природы». Что касается «вечности» (а это уже похоже на нирвану), то Платон считал ее «несказанной», а Аристотель «бессловесной», она способна осуществиться «лишь вне сферы дел человеческих» (речь и писательство – формы активной жизни, «их дело не вечность, а забота об оставлении следов своей мысли потомству»). Вечность можно только созерцать в мистическом откровении. В том, что «философская ориентация на вечность взяла верх» Арендт «обвиняет» христианство: античную веру человека в бессмертие своих деяний заменили верой в вечную жизнь, и не за деяния (от себя добавлю) сия награда, а за праведность, а в полной праведности можно быть уверенным только ничего не делая, лишь созерцая…

111

Стихотворение «Где связанный и пригвожденный стон…» (1937).

112

статья «Слово и культура» (1921).

113

Там же. «Еще раз уподоблю стихотворение египетской ладье мертвых. Все для жизни припасено, ничего не забыто в этой ладье…» (О. Мандельштам, «О природе слова», 1920–22).

114

Идею глоссолалии как метафоры поэтической речи, творящей мир, Мандельштам наверняка подхватил у Андрея Белого, написавшего поэму с таким названием в 1917 году. Из всех словотворцев‐современников Андрей Белый оказался Мандельштаму особенно близок по духу, по представлениям о роли слова и речи в мироздании и по творческим методам. «Блаженное, бессмысленное слово», любимый образ Мандельштама, и есть глоссолалия.

115

«Мне хочется <…> следить за веком, за шумом и прорастанием времени…» («Шум времени»)

116

Один из черновых вариантов «Грифельной оды».

117

«Дантовские чтения», изд. «Наука», М., 1979, стр. 209.

118

О диалоге с Державиным в «Грифельной оде» пишет Ирина Семенко в своей известной работе «Поэтика позднего Мандельштама».

119

Известный российский философ В.В. Бибихин, написавший книгу об «актуальном времени» под названием «Пора (время‐бытие)», отмечает, что в словаре Даля «пора – это проточная вода».

120

«Омоюсь молнии огнем», из стихотворения «В самом себе как змей таясь…» (1910)

121

«Прелестные страницы, посвященные Новалисом горняцкому, штейгерскому делу, конкретизируют взаимосвязь камня и культуры, выращивая культуру как породу»… («Разговор о Данте», 1933 г.)

122

«Разговор о Данте» (1933).

123

Статья «Скрябин и христианство» (1917). Йерушалми в «Захор» пишет: «только в Израиле, и нигде больше, предписание помнить ощущается всем народом как религиозный императив».

124

«Стихи о неизвестном солдате» (1937).

125

Там же.

126

«Нашедший подкову» (1922).

127

М. Гаспаров, ««Грифельная ода» Мандельштама: история текста и история смысла».

128

В категорию «бедуинской поэзии» попадал и Гумилев с его «Я люблю – как араб в пустыне/Припадает к воде и пьет…» («Я и Вы», 1917)…

129

Городецкий считает «Грифельную оду» «манифестом ухода Мандельштама от русской языковой картины мира» (сокращенно ЯКМ). Анализируя в частности строки «Нет, я не каменщик прямой, / Не кровельщик, не корабельщик, / Двурушник я, с двойной душой…», он подмечает, что несмотря на «априорную позитивность» в русской ЯКМ «прямоты» и негативность «кривизны», Мандельштам не только подчеркивает (и в этом тексте, и во многих других) свое двурушничество и кривизну («чертова» фамилия поэта «криво звучит, а не прямо»), но и выделяет «кривизну» как положительное качество, например, называет речи почитаемого им Андрея Белого «запутанными, как честные зигзаги» (в цикле на смерть Белого), пишет о Ереване: «улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны». [Интересно, что Целан декларирует свое родство с Мандельштамом, «называя кривым как свой нос, так и свою речь» (Анна Глазова, «Воздушно‐каменный кристал. Целан и Мандельштам», НЛО №5, 2003).] В то же время «прямоту» он наделяет отрицательными коннотациями, например, «как виселица прям и дик», характеризует Сталина как «непобедимого, прямого», а «одной из замечательных особенностей дантовской психики» считает «его страх перед прямыми ответами».

130

«Батюшков» (1932).

131

«Я не слыхал рассказов Оссиана» (1914).

132

«Выпитый воздух» – повторяющаяся метафора у М‐ма, означающая удушливость, предсмертное состояние, так в стихотворении «Телефон»: «Весь воздух выпили тяжелые портьеры… Самоубийство решено». То есть тоска героя в первой строфе стихотворения «Отравлен хлеб» поистине смертная…

133

Об этой «славе» в стихотворении «Канцона» («Слева сердце бьется, слава, бейся!»).

134

Среди евреев принято было сравнивать пребывание в России с пленом египетским. Шалом‐Алейхем, например, называл Киев «Егупецом». Л. Видгоф пишет в книге «Статьи о Мандельштаме» (статья «О «начальнике евреев» и «малиновой ласке»«): «Москва – столица нового Египта». У Мандельштама частенько проскакивает в контексте Петербурга или России эпитет «египетский»: «Я не стоял под египетским портиком банка» («С миром державным…», 1931 г.), «полотеры пляшут с египетскими телодвижениями» («Египетская марка», 1928 г.) а когда он говорит, что «в жилах нашего столетия течет тяжелая кровь чрезвычайно отдаленных монументальных культур, быть может египетской и ассирийской» (статья «Девятнадцатый век», 1922 г.), то имеет в виду Россию (Сталина он называл «ассирийцем»).

135

На мой взгляд, именно этой мумии вождя, спрятанной в горку Мавзолея, посвящено стихотворение «Внутри горы бездействует кумир…» Мумия, как метафора Египта, застывшей страны, усыпленного времени.

Кость усыпленная завязана узлом,

Очеловечены колени, руки, плечи,

Он улыбается своим тишайшим ртом,

Он мыслит костию и чувствует челом

И вспомнить силится свой облик человечий.

(1936)

136

«После полуночи сердце ворует/Прямо из рук запрещенную тишь./ Тихо живет – хорошо озорует…» (1931).

137

Подробно эта тема разрабатывается в работах Л. Кациса «Почему «Египетская марка» О. Мандельштама «египетская» и почему «марка»? К проблеме построения не филателистического литературоведения на текстах о 1917–1918 гг. // Исследования по истории русской мысли [14]. Ежегодник за 2018 год. М., 2018 и Л. Кацис, Л. Брусиловская «К французской речи» или Если Парнок – не В. Парнах? «Пансион Мобэр» и О. Мандельштам (Русский Сборник: Исследования по истории России / Ред.сост. О. Р. Айрапетов, М. А. Колеров, Брюс Меннинг, А. Ю. Полунов, Пол Чейсти. Т. XXIV. М.: Модест Колеров, 2018. 656 с.)

138

См. главу «Тень Мандельштама» в «Дополнениях».

139

«я с ужасом почувствовал, что больше не хочу писать на русском языке»; «я так привык ненавидеть и Петербург, и университет, что даже не представлял себе, как можно любить город, где учишься» (В. Парнах, «Пансион Мобер»).

140

Каждая культура «помнит», без общей культурной памяти не может быть никакого объединения, но существует важное различие между интенсивностью и содержанием культурной памяти в разных общностях. «Несмотря на универсальность этого феномена, – как пишет в книге “Культурная память” известный египтолог и культуролог Ян Ассман, – для одного народа сохраняется особое место, речь идет о народе Израиля. <…> Израиль создал и сохранил себя как народ под императивом “Храни и помни”». Исход из Египта для евреев не только миф об освобождении, но и миф о начале Пути, а значит и памяти. История евреев – это роман о жизни Бога со своим народом, он требует постоянного прочтения заново и переосмысления. Такая история становится «движущим мифом», формирующей силой. По словам Леви‐Стросса Израиль сделал историю «движущей силой своего развития». А история Египта – это история царей, не народа, это цивилизация не памяти, а памятников, и прежде всего монументальных надгробий: чем грандиозней надгробная пирамида, тем «дальше» по времени ее видно. И есть еще один важный аспект «египетской памяти»: ее альянс с властью. Власть нуждается в легитимности, она ищет ее в прошлом и пытается увековечить себя в будущем. Историческая память в тоталитарных («египетских») обществах – дело государственное. А интерес государственной власти состоит в том, чтобы себя сохранить, и она «отчаянно сопротивляется вторжению истории». Поэтому Ассман пишет «об альянсе власти с забвением». Как у Оруэлла в романе «1984»: «История остановилась. Есть лишь вечное настоящее, в котором партия всегда права». В обществах забвения ничего не происходит. Геродот пишет о египтянах, как о «народе с самой длинной памятью» и насчитывает в их истории 341 поколение. Но при этом «В Египте ничего не изменилось». Мандельштам связывает память и историю с языком, вторя Тациту, писавшему о подавлении памяти при тоталитарной императорской власти: «Вместе с языком мы утратили бы и память, если бы забвение было бы также в нашей власти, как и молчание».

141

В стихотворении «Посох» 1914 года говорится об уходе из еврейства и именно в Рим! «А снега на черных пашнях/Не растают никогда», то есть «кровная» культура поэта обречена на бесплодие, и «Печаль моих домашних» по этому поводу «мне по‐прежнему чужда».

142

«Дело Бейлиса» – громкий судебный процесс по обвинению Менахема Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве 12‐летнего ученика Киево‐Софийского духовного училища Андрея Ющинского 12 марта 1911 года. Процесс шел в Киеве осенью 1913 года и закончился оправданием Бейлиса.

143

В этой связи уместно вспомнить гораздо более поздний (почти через двадцать лет, в 1934‐ом) эпизод пощечины, которую Мандельштам влепил графу Алексею Толстому, что вызвало, как передают, возмущенную реакцию «отца советской литературы» Максима Горького: «Мы ему покажем, как бить русских писателей!»

144

Цитирую по упомянутой книге Амелина и Мордерер «Миры и столкновения Осипа Мандельштама» Москва, издательство «Языки русской культуры», 2001 г.

145

«Шум времени».

146

Статья «О природе слова» (1922).

147

Стамп, как известно, – марка, нет ли тут смыслового мостика к «Египетской марке»? Ведь Мандельштаму эта статья была наверняка известна.

148

Не менее характерны высказывания Белого в заметке «Палингенез» 1907 года: «В известном рассказе о творении мира хорошо отразился прозаический хозяйственно‐сухой ум семитов. <…> Итак, перед нами лишний повод пожалеть о том неестественном развитии, какое, к несчастью, испытала душа арийского народа, когда ей ходом вещей или случаем навязано было чуждое и непонятное семитическое мировоззрение. Много можно было бы сказать об уродливых наростах, которыми, благодаря его воздействию, покрылась нравственная сторона европейской личности». (см. статью Илоны Светликовой НЛО, №5, 2008)

149

В. Розанов, «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови» (1913).

150

«в нашем искусстве еврей может только повторять, подражать, но создавать изящные произведения, творить – он не в состоянии». (Р. Вагнер, «Еврейство в музыке»)

151

Моше Гесс пишет («Рим и Иерусалим»): «До выхода германских народов на авансцену истории имелись только два культа: культ природы и культ истории. Первый нашел свое классическое выражение в Греции, второй в Иудее».

152

«О свободе небывалой…» (1915) «О свободе небывалой…» (1915).

153

Есть интересная история про главного раввина Бургоса Шломо ХаЛеви, который крестился в 1391 году, после волны тяжелых погромов по всей Испании, взял имя Пабло де Санта Мария и сделал феерическую карьеру: стал епископом Бургоса (тогда столица Кастилии), канцлером и воспитанником наследника трона. Известен также как историк и поэт Павел Бургосский. Перед смертью он написал своему сыну Альфонсу де Картахена, тоже ставшему епископом Бургоса, письмо, где наказал помнить, что «мы, Ха‐Леви, из рода служителей Храма…» (Историю сию поведал местный экскурсовод, когда я путешествовал по этим местам с замечательным путешественником и полиглотом Рафи Касимовым.)

154

М. Эпштейн, эссе «Хасид и талмудист. Сравнительный опыт о Пастернаке и Мандельштаме».

155

«Труба марсиан» (1916). Перекликается со строками «Адмиралтейства»: И вот разорваны трех измерений узы/И открываются всемирные моря. И если у Хлебникова «пахари», то у Мандельштама плуги‐якоря…

156

Статья «Буря и натиск» (1922). Эйнштейн упомянут по праву обоснования новой, четырехмерной физической модели мира (к обычному трехмерной модели добавляется ось времени).

157

Мандельштам был сыном трагической эпохи модерна, эпохи обрушения ценностей. Авангардисты верили, что нашли путь обновления, но некоторые уже прозревали, что за игровой культурой авангарда грядет русский стёб, духарня на свалке культур.

158

Любопытно, что в шумерско‐аккадском эпосе о Гильгамеше сказано: «На Гору (= в чужую страну) я хочу взойти, имя мое там установить (mugar). / Там, где имя ставится (ki mu‐gub), имя мое я хочу поставить. / Там, где имя не ставится, имена богов хочу поставить» (В.В. Емельянов, «Ниппурский календарь и ранняя история Зодиака»). В шумерской истории, как пишет Емельянов, гора означала чужую территорию, поскольку земля Шумера сплошь равнинная, а уход в район гор <…> воспринимался как выход за пределы священной территории в область неведомого. А «установить имя» означает сакральный акт называния, именования предметов, посвященных богу, а также установление стелы с сообщением об этом. Стелы устанавливались «либо при постройке святилища, либо при утверждении своей власти на чужой территории». То есть «называние», дарование имени, означает обретение власти над названным, что соответствует и библейскому эпосу.

159

Инструктируя Моисея как соорудить Ковчег, Господь говорит: «Там позовешь меня, и откроюсь тебе и буду говорить с тобой над крышею» (Ковчега – Н.В.). (Исх. 25:22) А когда Соломон построил Храм («Именем Твоим называется храм сей»), он сказал Богу перед жертвенником и всем народом: «Да будут очи Твои отверсты на храм сей день и ночь, на сие место, о котором Ты сказал: Мое имя будет там» (3Цар.8:10–43). С тех пор первосвященник каждый год в праздник Очищения входил во святилище и шепотом произносил над крышкой Ковчега священное имя. У Исайи имя Господа даже представлено, как нечто реально телесное: «Вот имя Господа идет издали, горит гнев Его, и пламя Его сильно, уста исполнены негодования, и язык Его, как огонь поедающий, и дыхание Его, как разлившийся поток, который поднимается до шеи…» (Исх. 30:27–28).

160

С.Н. Булгаков, «Философия имени».

161

«Поэзия дышит… воспоминанием и изобретением» («Литературная Москва», 1922)

162

«Будет ли в отсутствие души существовать время?» – спрашивал Аристотель.

163

Ересь, однако, дала побеги. И в 2002 году альманах РПЦ «Романитас» опубликовал работу Владимира Мосса с новым разоблачением этой ереси. Автор статьи с самого начала расставляет нужные акценты: «В период между двумя мировыми войнами софианцы‐еретики – Булгаков и Флоренский – признались в приверженности имябожской ереси. К сожалению, в наше время, ересь опять возобновилась в интеллектуальных кругах России, в особенности в трудах иеромонаха Григория (Лурье) из Санкт Петербурга, который поддерживает еретические взгляды Булатовича…» Кстати, Булатович был в 1919 году убит. А Григорий (Лурье), продолжатель «жидовской ереси», назван в предисловии «руководителем крупнейшей общины Церкви в Санкт‐Петербурге».

164

У Бялика в стихотворении «Если ангел вопросит: Где душа твоя, сын мой?» похожий мотив: «И однажды раскрыл я обветшалую Книгу – / И душа улетела на волю./И с тех пор она в мире бесприютно блуждает,/Бесприютно блуждает, утешенья не зная…

165

Мнение высказано в частном письме

166

статья «Петр Чадааев» (1914).

167

Там же.

168

«Душа моя! гостья ты мира:/ Не ты ли перната сия?»

169

Самое существенное рассуждение о Пушкине – в «Разговоре о Данте», где отмечается, что «один только Пушкин стоял на пороге подлинного, зрелого понимания Данта», – но только «стоял на пороге». А дальше такой пассаж: «Ведь, если хотите, вся новая поэзия лишь вольноотпущенница Алигьери и воздвигалась она резвящимися шалунами национальных литератур на закрытом и недочитанном Данте». Здесь Пушкин назван «резвящимся шалуном» (кивок в сторону пушкинского «и подруги шалунов, соберут их легкий пепел…») одной из национальных литератур, возникших на недочитанном Данте. А дальше утверждается, что «русская поэзия выросла так, как будто Данта не существовало. Это несчастье нами до сих пор не осознано». Это продолжение чаадаевского подхода к России, как стране вне истории, а значит, и вне европейской культурной традиции.

170

Его герои – Баратынский, Лермонтов, Тютчев, Батюшков. Кстати, никто, кажется, не задавался мыслью о том, что в основе двух величайших и основополагающих русских романов 19 века «Евгений Онегин» и «Герой нашего времени» лежит бессмысленное, не продиктованное никакой реальной враждой, убийство друга. В обоих случаях старший друг, разочарованный в жизни циник, убивает младшего, наивного и восторженного. Русская мудрость, циничная и изменническая, к наивности беспощадна. Но в мудрости цинизма есть глубокий изъян: она бесплодна и разрушительна. Мир строят наивные, удивляющиеся, восторженные.

171

С. Франк, начинает свой «этюд» «Религиозность Пушкина» со слов «В русской мысли и литературе господствует какое‐то странное, частью пренебрежительное, частью равнодушное отношение к духовному содержанию поэзии и мысли Пушкина». И хотя задача «этюда» доказать обратное, что Пушкин – «один из глубочайших гениев русского христианского духа», но «доказательства» удивляют наивностью подгона задачки под ответ. Так, например, справедливо отмечая у Пушкина «чисто русский задор цинизма», Франк называет этот задор «типично русской формой целомудрия и духовной стыдливости», мол, Пушкин только «прикидывался буяном, развратником, каким‐то яростным вольнодумцем». А «кощунства молодого Пушкина явственно были протестом правдивой, духовно трезвой души поэта против поверхностной и лицемерной моды на мистицизм высших кругов тогдашнего времени». Мы, де, хулиганы, но очень духовные. На лицо ужасные, добрые внутри.

172

Известный антрополог К. Леви‐Стросс, различает по отношению к исторической памяти два типа общества, холодное и горячее: «Холодные» общества отчаянно сопротивляются любому изменению их структуры, которое сделало бы возможным вторжение истории». Напротив, «горячие» общества характеризуются «жадной потребностью в изменении» (из книги Яна Ассман «Культурная память», стр.72).

173

Конечно, речь идет о «порядочном обществе», не о крепостных же крестьянах, или жидах, не для них писано, да они о ту пору и прочитать его не могли.

174

Михаил Гершензон Избранное в 4 томах, т.1. Гешарим 2000, стр. 39.

175

«Пушкин не ошибся в своем предвидении, что потомство нашло в его поэзии и с торжеством вынесло наружу именно то, чего он не хотел и не мог ей дать: нравоучительность», – пишет Гершензон. И далее приводит фрагмент из статьи известного критика и историка русской литературы С. А. Венгерова «Последний завет Пушкина»: «Напомнив читателям свою ранее высказанную мысль о том, что русская литература «всегда была кафедрой, с которой раздавалось учительное слово», и что все крупные деятели ее были «художниками‐проповедниками», автор продолжает: «Не составляет исключения и Пушкин, хотя взгляды его на задачи искусства всего менее отличаются устойчивостью. Сердито говорит он в одном из своих писем: «цель поэзии – поэзия». Но не говорит ли нам последний завет великого поэта – его величественное стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» – о чем‐то совсем ином? Какой другой можно сделать из него вывод, как не тот, что основная задача поэзии – возбуждение «чувств добрых?» Общественные и литературные настроения Пушкина, утверждает автор, «шли зигзагами»; поддаваясь то влияниям общества, то порывам своей пылкой натуры, Пушкин в разные периоды исповедовал различные, подчас даже противоположные мнения; он мог «в минуту полемического раздражения» провозглашать, что поэты рождаются только для сладких звуков и молитв, но фактически он на каждом шагу, притом совершенно сознательно, нарушал этот принцип, давал обществу «уроки жизни», учил и учил. – «И не только стал Пушкин учителем жизни», продолжает проф. Венгеров, «но в учительном характере литературы усмотрел ее высшее назначение».

176

Д. С. Мережковский, статья «Пушкин» в книге «Вечные спутники».

177

В иудействе и античном язычестве отношение к «толпе» совершенно разное. Античный философ – созерцатель, презирающий суету жизни, а иудейский – учитель, старающийся жизнь изменить. Для античного грека философия – путь из толпы, а иудейский мудрец идет в толпу, учит в толпе, на базарах и в синагогах (смотри книгу А.Б. Ковельмана «Толпа и мудрецы Талмуда»). Ну, а русскую толпу Мандельштам просто боялся. Где толпа, там расправа: «По Гороховой улице с молитвенным шорохом двигалась толпа. <…> Маткой этого странного улья был тот, кого бережно подталкивали, осторожно направляли, охраняли, как жемчужину… Сказать, что на нем не было лица? Нет, лицо на нем было, хотя лица в толпе не имеют значения, но живут самостоятельно одни затылки и уши. Шли плечи‐вешалки, вздыбленные ватой, апраксинские пиджаки, богато осыпанные перхотью, раздражительные затылки и собачьи уши. <…> Тут была законом круговая порука: за целость и благополучную доставку перхотной вешалки на берег Фонтанки отвечали решительно все. Стоило кому‐нибудь самым робким восклицанием прийти на помощь… как его самого взяли бы в переделку, объявили бы вне закона и втянули бы в пустое карэ. Тут работал бондарь‐страх. <…> Не Анатоля Франса хороним в страусовом катафалке… а ведем топить на Фонтанку, с живорыбного садка, одного человечка…» («Египетская марка»).

178

«Четвертая проза» (1930). Читайте «Четвертую прозу», она учит, если не свободе, то гневу праведному.

179

М. Гершензон «Мудрость Пушкина».

180

А.С. Пушкин, «Таврида» (1820).

181

Там же

182

И здесь (прав Городецкий!) «меховая шубка», непременный атрибут «русскости».

183

«Не искушай чужих наречий… За беззаконные восторги лихая плата стережет»…

184

«”А казнь‐то будет какая‐то петровская”, – шептал Мандельштам во время пересадки в Соликамске, увидев бородача с топором и в кровавокрасной рубахе, грузящегося вместе с ними в грузовик». (Н. Мандельштам, «Воспоминания».)

185

«народец мелкий», что крутит страшное колесо, это те же «худые мужики и злые бабы», они же и палачи, что «на углях читают книги», и как тут не вспомнить мандельштамовский очерк «Сухаревка» (1923): «Это какая‐то помесь хорька и человека, подлинно «убогая» славянщина.

186

Данте Алигьери, «Малые произведения», М, «Наука», 1968.

187

«Под словом «небо» я разумею науку, а под словом «небеса» – науки», разъясняет Данте.

188

Для Данте «ангелы христианской мифологии равнозначны идеям Платона; языческие боги представлялись ему, как многим платонизирующим христианским мыслителям, вульгаризированными аллегориями вечных идей, управляющих миром». А, кстати говоря, согласно космологии и ангелологии Данте, «девятое небо воспринимается не чувственно, но лишь через то движение, о котором говорилось выше; многие называют это небо Кристальным, то есть <…> прозрачным. За пределами всех этих небес католики помещают еще одно небо – Эмпирей, небо неподвижное, пламенеющее, или светоносное, небо света» (из комментария к «Малым произведениям»). Замечания эти не случайны, они нам понадобятся в дальнейшем.

189

О. Мандельштам, «Вокруг путешествия в Армению».

190

Рекомендую подробный разбор Павла Нерлера и самого путешествия, и его влияния на творчество поэта (П. Нерлер, ««Путешествие в Армению» и путешествие в Армению Осипа Мандельштама», «Знамя», 2015, №11) Кстати, Нерлер, случайно или нет, занимается еще и историей Катастрофы европейского еврейства…

191

О. Мандельштам, «Вокруг путешествия в Армению».

192

По выражению Надежды Яковлевны Мандельштам.

193

О. Мандельштам, «Вокруг путешествия в Армению».

194

Как утверждает П. Нерлер в своем комментарии (двухтомник изд. «Худ. лит.», 1990 год).

195

«Разговор о Данте» (1933).

196

Есть и такое «жесткое» высказывание о русских: «Древнему армянскому народу претит бесшабашная песня с ее фальшивым былинным размахом, заключенным в бутылку казенного образца».

197

«Путешествие в Армению».

198

«В ком сердце есть, тот должен слышать, время…» («Сумерки свободы», 1918).

199

Из фрагментов «Вокруг “Путешествия в Армению”».

200

Борис Кузин, «Воспоминания. Произведения. Переписка», СПб, «ИНАПРЕСС», 1999.

201

Как тут не вспомнить Ангела Истории Вальтера Беньямина: «Его лицо обращено в прошлое. Там, где мы воспринимаем цепь событий, он видит одну сплошную катастрофу, которая складывает в груду крушения, одно поверх другого, и бросает все это к его ногам. Ангел и рад бы остановиться, разбудить мертвых и воссоединить то, что было разбито. Но из Рая дует штормовой ветер; он бьет в его крылья с такой силой, что ангел уже не в состоянии их сложить. Этот ураган неумолимо несет его в будущее, к коему он обращен спиной, а тем временем груда обломков перед его глазами вырастает высотой до неба». Ему вторит Бродский: «Мы, оглядываясь, видим лишь руины».

202

См. комментарии Нерлера к двухтомнику Мандельштама (Худ. лит. 1990). Из приведенных в комментариях примеров видно, что «Путешествие» вызвало негативную реакцию, и некто «Чечановский (редактировавший несостоявшееся двухтомное собр. соч. Мандельштама в ГИХЛе) предложил поэту «отказаться» от «ПА», но встретил категорический отказ».

203

«Отрывки из уничтоженных стихов» (1931).

204

о буддизме Московии стихотворение «Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето…», написано в мае 1931‐го и условно названное «Москва»…

205

С телефоном у Мандельштама связана тема «звонка из Валгаллы» и самоубийства (см. стихотворение «Телефон» 1918 года)

206

Бергсон, «Материя и память».

207

В христианской Библии это Третья книга царств 9–11, в Танахе – Первая книга Царей, 19–11. На иврите «голос тонкой тишины» – «кол дмама дака».

208

Хайдеггер полагал исходной человеческой обязанностью «вслушивание в бытие, говорящее нам своей тишиной».

209

«Разговор о Данте».

210

Стихотворение «Флейты греческой тэта и йота…» (1937).

211

Стихотворение «От сырой простыни говорящая…» (1933).

212

Там же.

213

Слышать, как растет дерево, это слышать рост Древа Жизни

214

М. Лотман отмечает в книге «Пространство страха», что многие русские мыслители и поэты ужасались пространствами собственного государства. Достаточно вспомнить Радищева и Чаадаева. Петр Вяземский записывает в 1831 году в дневнике: Мне так уж надоели эти географические фанфорады наши: «От Перми до Тавриды» и проч. Что же тут хорошего, чем радоваться и чем хвастаться, что мы лежим врастяжку, что у нас от мысли до мысли пять тысяч верст, что физическая Россия – Федора, а нравственная – дурра.

Тютчев писал отставному министру просвещения С. С. Уварову (20 августа 1851): Пока мы существуем, предстоит бороться с одним действительно реальным врагом – пространством, а К. Победоносцев бросил свое знаменитое замечание: «Россия – это ледяная пустыня, и по ней ходит лихой человек».

215

«Что делать нам с убитостью равнин…» (1937).

216

«О природе слова» (1920–22).

217

«время составляет исходный смысл бытия», «время – это Место бытия» (Хайдеггер, «Время и бытие»).

218

«К немецкой речи» (1932).

219

«Вокруг “Путешествия в Армению”».

220

«Как люб мне натугой живущий…», из того же цикла стихов об Армении 1930 года.

221

О своих разработках на эту тему поделился со мной поэт, культуролог и музыковед Валерий Борисович Брайнин.

222

Позднее, в 1937‐ом он сравнит себя с глиняным кувшином («Длинной жажды должник виноватый»), разрисованным сценами сбора плодов, плясок и виночерпий, и все в том же черно‐красном, смертельноживучем колорите…

Флейты свищут, клевещут и злятся,

Что беда на твоем ободу

Черно‐красном – и некому взяться

За тебя, чтоб поправить беду.

223

Как пишет М. Гаспаров в статье «Поэт и культура», в последней строфе стихотворения Мандельштаму «вспоминается теннисоновская «лэди Годива» на детской картинке – чтобы избавить свой народ от невыносимой подати, она по уговору проехала нагая через целый город: вот так и поэт отдает себя в жертву за людей, к которым он не принадлежит». Все те же картины публичного позора, публичной казни и неоправданной жертвы, как и в других его стихотворениях. А это – не только об отчуждении, уже звучит нота расставания с миром державным: «и ни крупицей души я ему не обязан».

224

Смотри в Дополнениях эссе «Ассириец держит мое сердце».

225

Путь вверх и путь вниз – один путь, как говорил Гераклит.

226

В черновике первой строфы «Канцоны» этот мотив еще яснее:

Как густое женское контральто —

Слева сердце бьется, – слава, лейся!

227

«Слава» в таких текстах – атрибут Бога, означает божественную степень сияния.

228

О связи облачения с идентичностью в иудейской мистической традиции см. ссылку 44, а также упомянутую в той ссылке книгу А.А.Орлова «Зеркала Всевышнего. Небесный двойник человека в иудейской апокалиптике» (глава «Обретение светоносных одеяний как единение с небесным двойником»).

229

По словам Пиндара «род людей и богов от одной матери дышит»

230

В иудейских апокрифах (книги Еноха и др.) «Престол Славы» описан, как сделанный из кристаллов и окруженный рекой огненной. Возможно, что эти тексты были известны Мандельштаму, потому что и базальт и гнейс – кристаллические породы, причем вулканические, образованные при остывании лавы, а лава и есть река огненная. Одна из базальтовых пород даже называется «Мандельштейн»… В древнееврейских преданиях Престол Славы (Господней) окружен мистическими животными, в некоторых источниках их называют «орлы Меркавы» (Меркава – колесница Божья). «В литературе Хейхалот одно из Живых Существ Престола названо именем Израиля» (Орлов А.А. «Зеркала Всевышнего. Небесный двойник человека в иудейской апокалиптике»).

231

Надежда Мандельштам, рассказывая о создании «Канцоны», пишет: «смысл не сразу дошел до меня – он (поэт – Н.В.) вдруг позавидовал «дальнобойному» зрению орлов» («Вторая книга»).

232

«Разговор о Данте».

233

Мандельштам вжился в образ итальянского поэта, он пишет о нем: «Дант – бедняк. Дант – внутренний разночинец старинной римской крови», тут все эпитеты «автобиографические»: бедняк, разночинец, старинной крови.

234

Анри Бергсон, «Переписка с Генри Джеймсом».

235

«Наушнички, наушнички мои…» (1935).

236

Философ Анатолий Ахутин пишет (в работе «Поэтическая идея культуры»), что «архитектоническим средоточием нового (возможного) определения «чистого разума» (вместо картезиански‐кантианского, в центре коего расположена «физика» – Н.В.) <…> может быть феномен произведения искусства, конкретней – поэтического произведения. Упрощая до наглядной метафоры, можно по аналогии сказать, что философия подобна дереву, ствол которого поэзия… <…> Место, которое у Канта занимал схематизм научного опыта (эксперимента), может занять склад поэтического произведения, соответственно, место логики познания – поэтика основоплаганий».

237

И. Блауберг «Анри Бергсон», Москва, «Прогресс‐Традиция», 2003.

238

«Разговор о Данте». На многих ближневосточных языках: греческом, армянском, иврите, чечевица и оптическая линза – одно и тоже слово (возможно, из‐за внешнего подобия). У Мандельштама речь – это чечевица, собирающая‐фокусирующая исторические события.

239

«Слово и культура» (1925).

240

«Г. Амелин, В. Мордерер», «Миры и столкновения Осипа Мандельштама».

241

Эксперт со стороны обвинения на процессе Бейлиса – «специалист» по ритуальным убийствам евреями христианских младенцев.

242

«Воззвание Председателей Земного Шара» (1917). Амелин и Мордерер приводят перекликающееся с Мандельштамом «оптическое» высказывание Хлебникова: «Стекла и чечевицы, изменяющие лучи судьбы, – грядущий удел человечества».

243

Н.Я. Мандельштам, «Вторая книга», глава «Сила зрения».

244

Г. Амелин, В. Мордерер», «Миры и столкновения Осипа Манндельштама».

245

См. комментарий к «черному двухтомнику поэта (О.Э. Мандельштам, Собрание сочинений в 2 т. М.: Художественная литература, 1990. Том 1. Стр. 514).

246

Г. Амелин, В. Мордерер», «Миры и столкновения Осипа Мандельштама».

247

Там же.

248

Сильно сказано. Синтез, на мой взгляд, невообразимый, и я‐то думаю, что «бытие» и без него обойдется, но спор на эту тему здесь неуместен.

249

Остается только выяснить к какому «лагерю» отнести христиан, к «эллинам» или «иудеям»?

250

Августин называл время «растяжением души» («Исповедь», XI, 26), а в трактовке Бергсона, сознание в принципе могло бы «растянуться» настолько, что охватило бы собой все прошлое.

251

Н.Я. Мандельштам, «Вторая книга», глава «Сила зрения».

252

«Разговор о Данте».

253

«К святым, которые на земле и к дивным Твоим – к ним все желание мое» (Пс. «15–3).

254

Черновые наброски к «разговору о Данте».

255

Марина Цветаева, стихотворение «Никто ничего не отнял…» (1916).

256

«Я избежал суровой пени/ И почестей достиг…» (стихотворение «Египтянин. Надпись на камне 18–19 династии», 1913 год); «уподоблю стихотворение египетской ладье мертвых. Все для жизни припасено, ничего не забыто в этой ладье» (статья «О природе слова», 1920–22).

257

статья «Девятнадцатый век» (1922).

258

У Бергсона в «Творческой эволюции»: «реальная длительность въедается в вещи и оставляет на них отпечаток своих зубов».

259

стихотворение «Нашедший подкову» (1923).

260

Талмудическое и каббалистическое положение о том, что Господь обновляет свое творение каждый день, как сказано в древнейшей молитве, обращенной к Богу (произносят каждым утром перед «Шма Исраэль»): «В благости своей обновляющий каждый день, всегда, дело Творения».

261

Стихотворение «Крестьянин в поле вышел» (из книги «Хайдеггер о поэтах и поэзии».) «Язык поэзии в понимании Гельдерлина – среда, в которой осуществляется коммуникация между небом и землёй, а поэт – посредник в этой коммуникации» (Анна Глазова, «Воздушно‐каменный кристал. Целан и Мандельштам»).

262

Ему принадлежат известные строки: «Когда во взоре чуть расширенном,/Одна безвыходность видна,/Когда во всем подлунном мире нам/ «Жилая площадь» не дана,/Когда действительностью русскою/Мы сведены почти на нет – /Тогда приветливое «Узкое»/Нам шире чем бескрайний свет» (1924, санаторий ЦЕКУБУ, бывшее имение Трубецких «Узкое»).

263

Глеб Смирнов, «Метафизика Венеции», стр. 314–315.

264

«Египетская марка».

265

Однако до европейской культуры иудейский дар (подход к истории) все‐таки постепенно «дошел», о чем говорит и творчество Гегеля, и «философия жизни» (Шопенгауэр, Ницше, Шпенглер), и возникший к концу 19 века «историзм» (В. Дильтей, Г. Зиммель, Ф. Мейнеке, Г. Риккерт, М.Вебер, Э. Трёльч) – и там и там, как видим, заметно присутствие чистокровных арийцев. Правда, при передаче дара куда‐то подевалась совмещенная с ним вера в Бога, и Мирча Элиаде пишет в книге «Миф о вечном возвращении» (глава «Ужас перед историей»): «Вера в данном контексте, как, впрочем, и во многих других, означает полное освобождение от всякого рода естественных «законов» и, следовательно, ведет к высшей степени свободы… Лишь такая свобода… способна защитить современного человека от ужаса перед историей – это свобода, которая исходит от Бога и опирается на него». Но уж что упало, то пропало…

266

Л. Кацис, «Иосиф Мандельштам: мускус иудейства» (изд. «Мосты культуры», 2002, стр. 131).

267

Там же, стр. 134.

268

«И взошел Моисей из степей Моава на гору Нево…», Второзаконие 34.

269

«Каким серафимам вручить робкую концертную душонку, принадлежащую малиновому раю контрабасов и трутней?» Это тоже из «Египетской марки» (1927). Видимо, низкий, похоронный звук контрабаса казался поэту «созвучным» малиновому цвету еврейской мечты…

270

Мандельштам перед поездкой тщетно пытался собрать денег («Я только теперь понял, что можно умереть на глазах у всех, и никто даже не обернется…»).

271

О «еврейском счастье» есть бесконечное количество анекдотов, приведу самый «диалектический»: «Рабинович, что такое счастье? – Счастье, это родиться в стране Советов! – А что такое несчастье? – Это иметь такое счастье». «По цепочке» вспомнил еще один: «Рабинович, вы счастливы? – А что я могу сделать?» Или как поется в старой еврейской песне: Где взять немножечко счастья/в хладной чужой стороне? Ты, кто дарует удачу,/дай хоть немножко и мне. https://www.youtube.com/ watch?v=xtV_hg5eVrE&list=RDEMqcYbOzcxyrpvoLDjSFeSpQ&start_radio=1

272

О чем говорит и стихотворение «Отравлен хлеб и воздух выпит…»

273

А для Мандельштама кровь – начало всех начал. «Одисеева песня» для него это песнь о составе человеческой крови, содержащей в себе океанскую соль. Начало путешествия заложено в системе кровеносных сосудов. Кровь планетарна, солярна, солона… («Разговор о Данте»)

274

Вяч. Иванов называл культуру “иерархией благоговений» и сравнивал ее с лестницей Иакова, связывающей небо и землю, «тварь смыкая с небом» (П. Дэвидсон, «Афины и Иерусалим: две вещи несовместные? Значение идей Вяч. Иванова для современной России»).

275

О том же и Л. Толстой в трактате «Что такое искусство?»: «…люди эти, оставшись без всякого религиозного понимания жизни, невольно вернулись к тому языческому мировоззрению, которое полагает смысл жизни в наслаждении личности».

276

Во многих случаях и путь советских евреев к национальному самосознанию шел через знакомство с библейскими текстами, все‐таки частично доступными, в отличие от других текстов еврейской литературы и истории, бывших в СССР если не под уголовным запретом, то глубоко «в загоне».

277

«Мне кажется, мы говорить должны…» , 1935.

278

Я уже цитировал это стихотворение «Образ твой, мучительный и зыбкий»

279

Кстати сказать, арфа – инструмент библейский, на древнееврейском «кинор»…

280

Статья «О природе слова» (1920–1922).

281

М. Лотман, «Осип Мандельштам: поэтика воплощенного слова» (Тарту, 1994).

282

статья «Заметки о Шенье» (1922).

283

«Не искушай чужих наречий (1933).

284

Кирилл Тарановский «О поэзии и поэтике».

285

«Мир воспринимался создателями Танаха как грандиозная система, но не статичная, а развивающаяся в процессе истории, у которой есть начало и есть цель (отсюда такое место в еврейском историческом сознании занимает образ будущего). Очевидно, что это была подлинная революция в восприятии времени. Оно оказалось разомкнутым, динамично‐направленным, а не циклично‐замкнутым; каждый его конкретный момент должен был проживаться человеком как уникальный и неповторимый. В результате, наряду с идеей будущего, бытие «здесь и сейчас» тоже приобретает особое значение. Это было связано с тем, что, согласно еврейскому мировоззрению эпохи Танаха, значимой является каждая конкретная личность, живущая в мире лишь в рамках определенного времени и через него, точнее через процесс ученичества в нем, входящая в жизнь вечную. Далее, характеризуя религиозно‐историческую концепцию Танаха, следует отметить, что в соответствии с ней Бог хочет проявиться в мире, но делает Он это через посредство Своего общения с человеком, выступающим в качестве его союзника и партнера». (Олег Хазанов, “Феномен религиозного историзма»)

286

«Мы стоим как бы вне времени…» (П. Я. Чаадаев, «Философические письма. Письмо первое».)

У Бергсона пространство и время – вроде сообщающихся сосудов: где меньше «пространства», там больше «времени», то есть больше сложности, духовности, сознания, напряжения жизни, и наоборот, где царят просторы, все упрощается, материя торжествует, время останавливается, жизнь замирает.

287

статья «Девятнадцатый век» (1922).

288

Надежда Мандельштам пишет в «Воспоминаниях» о теме самоубийства в их жизни: «я нередко – в разные невыносимые периоды нашей жизни – предлагала О. М. вместе покончить с собой. У О.М. мои слова всегда вызывали резкий отпор. Основной его довод: «Откуда ты знаешь, что будет потом… Жизнь – это дар, от которого никто не смеет отказываться…» И, наконец, последний и наиболее убедительный для меня довод: «Почему ты вбила себе в голову, что должна быть счастливой?» <…> Впрочем, чаще всего он отшучивался: «Покончить с собой? Невозможно! Что скажет Авербах?.. »

289

М.Л. Андреев, «Время и вечность у Данте» («Дантовские чтения», изд. Наука, М. 1979, стр. 197.

290

«И вы, часов кремлевские бои, —/Язык пространства, сжатого до точки…» И в этом стихотворении («Наушники, наушнички мои!», 1935) бой часов сжимает пространство до точки. В написанном тогда же стихотворении «Чернозем» земля для поэта – «проруха и обух», т.е. чтото неправильное и тупое, «Не умолить ее, как в ноги ей не бухай:/ Гниющей флейтою настраживает слух…»

291

Перефразируя знаменитое письмо Пушкина Чаадаеву: «…клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал». У Пушкина история отечества и предков – одно и тоже (если не считать его африканских предков), но у еврея в России ситуация более сложная.

292

«…и все хотят увидеть всех – рожденных, гибельных и смерти не имущих».

293

Как пишет Платон в «Пире»: «духовный глаз становится зорким, когда телесные глаза начинают терять свою остроту».

294

Бергсон в работе «Восприятие изменчивости» говорит о «судьбе души».

295

Из стихотворения Есенина «Я покинул родимый дом,/Голубую оставил Русь».

296

Речь идет о династии священнослужителей, так же как Аарон, брат Моисея, стал родоначальником Первосвященников, потомки двоюродного брата Моисея Корея (Кореш на иврите) стали дирижерами хоральных храмовых богослужений.

Сыновья Каафа: Аминадав, сын его; Корей, сын его; Асир, сын его; Елкана, сын его; Евиасаф, сын его; Асир, сын его; Тахаф, сын его; Уриил, сын его; Узия, сын его; Саул, сын его. Сыновья Елканы: Амасай и Ахимоф. <…> Вот те, которых Давид поставил начальниками над певцами в доме Господнем, со времени поставления в нем ковчега (1 Пар. 6: 22–32 по синодальной Библии).

297

Все строки из «Грифельной оды».

298

«Восьмистишия».

299

«Грифельная ода».

300

Об Андрее Белом сказано:

Он дирижировал кавказскими горами

И машучи ступал на тесных Альп тропы,

И, озираючись, пустынными брегами

Шел, чуя разговор бесчисленной толпы.

(Из стихов на смерть Белого, 1934)

301

Эта мысль в «Разговоре о Данте» повторяется неоднократно: «Поэтическая материя <…> существует лишь в исполнении»; «…только в исполнительском порыве».

302

«Семантическая удовлетворенность равна чувству исполненного приказа» («Разговор о Данте»).

303

«Разговор о Данте». О том же и Пушкин: «…ветру и орлу/И сердцу девы нет закона./Гордись: таков и ты, поэт,/И для тебя условий нет».

304

«Разговор о Данте».

305

Я уже цитировал Гёльдерлина: «И все же нам, поэтам, подобает/Средь божьих гроз стоять с главою непокрытой,/Стрелу Отца, ведь в ней он сам, ловить рукой»…

306

Ханна Арендт пишет в статье «Скрытая традиция»: «Гейне – единственный немецкий еврей, который действительно мог бы сказать о себе, что был и тем и другим в одном лице: немцем и евреем. Он единственный великий пример удачной ассимиляции…» («Скрытая традиция», М, «Текст», 2008, стр. 66).

307

Иначе говоря, «шлемазл» (идиш), неудачник.

308

Перевод В. Левика.

309

Лев Городецкий, «Квантовые смыслы Осипа Мандельштама», «Таргум», М, 2012, стр. 254.

310

Иудейский драматруг 2 века д.н.э. из Александрии.

311

Орлов А.А. «Зеркала Всевышнего. Небесный двойник человека в иудейской апокалиптике».

312

Частично этот вопрос рассмотрен в моей книге «Любовной лирики я никогда не знал» (М, «Аграф», 2015)

313

«Средь народного шума и спеха…» (1937).

314

Из разговора по телефону Сталина и Пастернака о Мандельштаме.

315

Поэт обсуждал с Поповой совместный проект композиции, посвященной Сталину.

316

На спинке золотого трона Тутанхамона изображена сцена: царица Анхесенамон подносит царю чашу, а вокруг огромное солнце, протягивает царственной паре свои лучи – тоненькие, длинные, золотые руки.

317

Из стенограммы лондонской конференции по Мандельштаму 1991 года (Сборник «Сохрани мою речь 3/2», РГГУ и Мандельштамовское общество, М, 2000).

318

«Мы живем, под собою не чуя страны…» (1933).

319

Образ орла, хозяина мира – и в стихотворении Вяч. Иванова «Созвездие Орла»:

А над ним, пылая взорами,

Жертвы алча снами алыми,

Мировой кружит Орел.

В стихотворении есть и «ось» (из «Оды» Сталину), и даже «ося»…

Какъ скиптр, рукой воздвигнут, подпирает он

Олимп глубокий осию прямой.

320

«И не ограблен я, и не надломлен,/ Но только что всего переогромлен…» («Стансы», 1935).

321

«Если б меня наши враги взяли…» (1937).

322

«Как женственное серебро горит…» (1937).

323

«Средь народного шума и спеха…» (1937).

324

Кому‐то покажется, что я рисую Мандельштама чуть ли не пресмыкающимся перед Сталиным. Хватало, конечно, и пресмыкательства, но все же «картина» сложнее. В предложении сотрудничества со стороны человека, который «меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней» (пока Аполлон не потребует от него священной жертвы) есть нечто отчаянно вызывающее. Он обращался к нему как к равному, знающему, что они ровня, ведь и Сталин был поэтом, знающему, что «лишь божественный глагол/До слуха чуткого коснется,/Душа поэта встрепенется,/Как пробудившийся орел». А кроме того, Мандельштам никогда не забывал, что сделки его – с дьяволом, и даже меж славословий «Оды» говорит об адском чаде идущем от великих дел: «Несчастья скроют ли большого плана часть,/Я разыщу его в случайностях их чада…».

325

Здесь отзвук главного обвинения Мандельштамом Сталина, «душегуба и мужикоборца»: уничтожение крестьянства. «Деревушка‐гнида» мог сказать только Сталин. Не Зевс же.

326

«Развитие образа только условно может быть названо развитием. И в самом деле, представьте себе самолет, – отвлекаясь от технической невозможности, – который на полном ходу конструирует и спускает другую машину. Эта летательная машина так же точно, будучи поглощена собственным ходом, все же успевает собрать и выпустить еще третью. Для точности моего наводящего и вспомогательного сравнения я прибавлю, что сборка и спуск этих выбрасываемых во время полета технически немыслимых новых машин является не добавочной и посторонней функцией летящего аэроплана, но составляет необходимейшую принадлежность и часть самого полета…» («Разговор о Данте»)

327

В своих «Пирах», где Данте разбирает собственные канцоны, он пишет: «…наш разум не в состоянии подняться до некоторых вещей (ибо воображение лишено возможности помочь ему), как‐то до субстанций, отрешенных от материи; способные составить себе некоторое представление об этих субстанциях, мы тем не менее ни понять, ни познать их до конца не можем. И за это нельзя осуждать человека, ибо он тут ни при чем: таким создала его природа, то есть Бог, пожелавший лишить нас на земле этого света; рассуждать же о том, почему Он так поступил, было бы самонадеянно. Таким образом, нельзя меня осуждать, если мои размышления отчасти увлекли меня в ту область, где воображение не поспевало за разумом, и я переставал многое понимать». (Данте Алигьери, «Малые произведения», М, «Наука», 1968).

328

«И я упал на свое лицо, и все мое тело сплавилось, и мой дух изменился; и я воскликнул громким голосом, духом силы, и прославил, и восхвалил, и превознес. И эти прославления, которые вышли из моих уст, были приятны для того Главы дней. И сам Глава дней шел с Михаилом и Гавриилом, Руфаилом и Фануилом, и с тысячами, и со тьмами тысяч, с ангелами без числа. И тот ангел пришел ко мне, и приветствовал меня своим гласом, и сказал: “Ты – Сын Человеческий, рожденный для правды, и правда обитает над тобою, и правда Главы дней не оставляет тебя”. И он сказал мне: “Он призывает тебе мир во имя будущего мира, ибо оттуда исходит мир со времени сотворения вселенной, и таким образом ты будешь иметь его вовек и от века до века. И все, которые в будущем пойдут по твоему пути, – ты, которого правда не оставляет вовек, – жилища тех будут возле тебя и наследие их около тебя, и они не будут отделены от тебя вовек и от века до века. И таким образом возле Сына Человеческого будет долгая жизнь, и мир наступит для праведных, и будет прямой путь для праведных, во имя Господа духов от века до века”» («Книга образов», см. И.Р. Тантлевский, «Книги Еноха», М, Мосты культуры, 2000).

329

Версия высказана Матвеем Рувиным, соавтором нашей с ним книги «Шатры страха».

330

«Ты красок себе не жалела…» (1930).

331

О. Павел Флоренский пишет об «особой психофизической организации» некоторых людей. «Например: явление цветного слуха, ассоциация запахов со звуками, цветами и т.д., и всегда это возможно потому, что происходит объединение этих ощущений, к которым большинство не склонно». («Анализ пространственности и времени в художественноизобразительных произведениях».)

332

Синестезией увлекался и Хлебников.

333

«Когда мозаик никнут травы…» (1910).

334

Хлебников связывает синий и желтый общим значением потустороннего, пророческого, запредельного, у него, как пишет Е.С. Жданова, «цветки медуницы (жёлтые) и цветы незабудки организуют временнóй контекст» (Символика синего цвета в поэтических текстах В. Хлебникова).

335

«Путешествие в Армению».

336

Там же.

337

О. Мандельштам, «Довольно кукситься!…» (1931).

338

Фраза Мандельштама о тоске по мировой культуре дошла до нас из книги «Воспоминания» Надежды Яковлевны: «Это было в тридцатых годах либо в Доме печати в Ленинграде, либо на том самом докладе в воронежском Союзе писателей, где он заявил, что не отрекается ни от живых, ни от мертвых. Вскоре после этого он написал: «И ясная тоска меня не отпускает от молодых еще воронежских холмов к всечеловеческим, яснеющим в Тоскане»…» По мнению Надежды Мандельштам эта «ясная тоска» и есть «тоска по мировой культуре». Но, если придерживаться смысла слов самого поэта, это его тоска не по мировой культуре, а по воронежским холмам. Это они не отпускают его «к всечеловеческим, яснеющим в Тоскане», к этой самой «мировой культуре». То есть у поэта речь здесь о тоске по России, с которой он мысленно уже расстается, мечтая «распахнуть, да как нельзя скорее, на Адриатику широкое окно» («Ариост», 1933–35).

Так гранит зернистый тот

Тень моя грызет очами…

Это о камнях Флоренции… Никакой «тоски по мировой культуре» у Мандельштама никогда не было, он всегда ощущал себя ее частью.

339

Дерпт, он же Тарту, он же Юрьев, был присоединен к Российской империи Петром Первым только в 1704 году (до этого пять веков, с перерывами, был немецким), причем царь произвел массовую депортацию шведского населения (немцев и эстов оставил), и не в Швецию, а в Сибирь. Языков учился в Дерптском университете лет восемь, но так его и не закончил.

340

У Вяземского есть и «антипатриотическое» стихотворение «Русский Бог»:

Бог метелей, бог ухабов,

Бог мучительных дорог,

Станций – тараканьих штабов,

Вот он, вот он русский бог.

Бог грудей и жоп отвислых,

Бог лаптей и пухлых ног,

Горьких лиц и сливок кислых,

Вот он, вот он русский бог….

Ну и т.д.

341

Этот «угодливый покат» Мандельштам помещает в центр русской земли: «На Красной площади всего круглей земля/И скат ее твердеет добровольный», то есть выбранный по своей воле, как и Сталин, «большевик – единый, продолжающий, бесспорный,/Упорствующий, дышащий в стене. Привет тебе, скрепитель добровольный», и поэт твердит это уже лежа в земле: «Да, я лежу в земле, губами шевеля…». О нелюбимой земле, в которой выбрал лежать, многие стихи 30‐х годов: ««Лишив меня морей, разбега и разлета/И дав стопе упор насильственной земли»; «Чуден жар прикрепленной земли». Он крепостной на этой насильственной земле. И она же для него – «последнее оружие»…

342

Позднее этот путь повторит Иосиф Бродский, уходя в английскую речь.

343

Поэма Некрасова «Современники» (1875).

344

Как писал В. Парнах в «Пансионе Мобер»: «О, страшная сила, которая так жестоко связывает меня с этой страной! Язык! Писать по‐русски? Не преступление ли это против гонимых Россией евреев? Если бы я мог разорвать эту связь! Не писать больше по‐русски, писать на другом языке, для других людей!»

Лев Городецкий в книге «Квантовые смыслы» утверждает, что «языковая картина мира» (ЯКМ) у Мандельштама была именно еврейской, а от русской ЯКМ он отталкивался, как от противоположной. Так, например, «Мандельштам отвергает априорную позитивность в русской ЯКМ системы слов‐концептов прямизна/прямодушие/прямота/единодушие. Он сознательно «сопротивляется» давлению русской ЯКМ и русских культурных скриптов, в которых концепт «непрямой = кривой» однозначно резко негативен». Он называет себя «двурушник я, с двойной душой» , любит «кривые вавилоны» улиц и «честные зигзаги речей», и даже у Данте выделяет «страх перед прямыми ответами». «В некоторых местностях Восточной Европы распространены поверья о еврейских «колдунах‐двоедушниках» (они же «жиды‐ночники»)». Уже само стремление «уйти из нашей речи», постоянное подчеркивание «чуждости» («О, как мучительно дается чужого клекота полет») – признаки еврейской жизненной парадигмы. Городецкий пишет о стремлении поэта «выйти за пределы языка» и «постоянное «вшивание» Мандельштамом других языков в ткань его русской речи, т. е. постоянное порождение «межъязыковых интерференций»«, и приводит многочисленные примеры активного включения Мандельштамом немецких и идишских компонентов в свою речь. О том же, как «слово чужого языка прорастает щедрым пучком смыслов в родном, русском языке» пишут и авторы книги «Миры и столкновения Осипа Мандельштама» Г. Амелин и В. Мордерер.

345

См. разбор этих стихотворений в моей книге «Черное солнце Манндельштама», М, Аграф, 2013.

346

«Сюда вошло ряд восьмистиший, написанных в ноябре 33 года, одно восьмистишие, отколовшееся от стихов на смерть Андрея Белого, и одно – остаток от «Ламарка»« (Н.Я. Мандельштам, «Третья книга»).

347

«В обратном, нисходящем движении с Ламарком по лестнице живых существ есть величие Данта. Низшие формы органического бытия – ад для человека». («Путешествие в Армению»).

348

«Я уже писала, что этими стихами О.М. отпевал не только Белого, но и себя и даже, сказал мне об этом: он ведь предчувствовал, как его бросят в яму без всякого поминального слова» (Н. Мандельштам «Вторая книга»).

349

А. Бергсон, «Творческая эволюция».

350

Там же.

351

«Разговор о Данте».

352

Там же.

353

А. Бергсон, «Творческая эволюция».

354

Пряжа, веретено, гадание, судьба – повторяющиеся образы у Мандельштама, взять хотя бы стихотворение «Tristia». Все они говорят о том, что поэт видел мир, как организм, нечто живущее во времени, а не как геометрический чертеж механизма, над которым время не властно.

355

Как пишет Иосиф Йерушалми в книге «Захор (Помни): еврейская история и еврейская память»: «В корне историографии древнего Израиля лежало убеждение, что история есть теофания». («Мосты культуры», Москва, 2004 стр. 14).

356

Бергсон, «Материя и память».

357

Бергсон, «Введение в метафизику».

358

«Любимая,– молвы слащавой…» (1931).

359

«Это какая улица…» (1935).

360

Городецкий Лев, «Текст и мир на листе Мёбиуса языковая геометрия Осипа Мандельштама versus еврейская цивилизация»? М, Таргум, 2008, стр. 50. Там же: «В тексте «Литературный стиль Дарвина» М формирует нечто вроде теоретической базы для этой своей психологической, поведенческой и творческой установке: «Я имею в виду закон гетерогенности, который побуждает художника соединять в один ряд по возможности разнокачественные звуки, разноприродные понятия и отчужденные друг от друга образы…»

361

Целан – поэт, «столкнувшийся» с Мандельштамом, получивший от него «послание», брат по крови и судьбе, тоже скрещивал языки.

Ты вытравил языка твоего

Лучистым вихрем

Пеструю болтовню – стоязыкую нажить —

Лже-

Стих, не-

Стих

. . . . . . .

Неоспоримое свидетельство

Твое.

(Пауль Целан. «Стихотворения. Проза. Письма», М, Ad Marginem, 2008, стр. 213).

362

«Ода» (1937).

363

«Грифельная ода».

364

«Рояль» (1931).

365

Стихотворение 1936 года.

366

«Конь лежит в пыли и храпит в мыле,/ Но крутой поворот его шеи/ Еще сохраняет воспоминание о беге»; «Человеческие губы, которым больше нечего сказать,/ Сохраняют форму последнего сказанного слова» (из стихотворения «Нашедший подкову», 1923) – тиражирование идеи Бергсона о материи, как застывающем духе.

367

«Стихи памяти Андрея Белого» (1934).

368

«Да, я лежу в земле, губами шевеля,/Но то, что я скажу, заучит каждый школьник» (1935). Раввинский авторитет 17 века рабби Йом Тов Липман Геллер писал о религиозных авторитетах прошлого: «Пусть же их уста говорят в их могилах и пусть их слова станут лестницей, по которой наши молитвы взойдут на небеса» (Йерушалми, «Захор», стр. 56).

369

Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Часть 1, стр. 180.

370

Там же, стр. 190.

371

Не зря Нильс Бор бросил ему: «Эйнштейн, не указывай Богу, что ему делать».

372

Иосиф Йерушалми, «Захор», стр. 14.

373

И поэтому можно сказать «время – вперед!», но нельзя сказать «пространство – вперед!».

374

Вяч. Иванов и М. Гершензон, «Переписка из двух углов».

«На каждом месте,– опять повторяю и свидетельствую, – Вефиль и лестница Иакова, – в каждом центре любого горизонта. Это путь свободы истинной и творчески‐действенной; но пуста свобода, украденная забвением. И не помнящие родства – беглые рабы или вольноотпущенники, а не свободно‐рожденные. Культура – культ предков, и, конечно, – она смутно сознает это даже теперь, – воскрешение отцов» (Вяч. Иванов, письмо №11).

375

Все цитаты на странице из «Разговора о Данте».

376

Стоики считали, что материя возникает из Бога‐огня вследствие уменьшения его напряжения, что полностью соответствует каббалистическому понятию «цимцум», Божественному «сокращению», в результате которого создан мир…

377

Тот же мотив в «Грифельной оде» («несет горящий мел и грифель кормит»).

378

«Путешествие в Армению».

379

Там же.

380

Бергсон, «Творческая эволюция».

381

«Меганом» (1917).

382

М. Гершензон, «Судьбы еврейского народа» (1922).

383

С.Я. Сендерович, «Фигура сокрытия», М, Языки славянских культур, 2012.

384

Д. Фролов, «Мандельштам и мусульманский Восток», сборник «Сохрани мою речь…» 4/2, М, 2008, стр. 427–428.

385

Там же. (Текст Розанова из книги «Религия и культура», 1899, глава «Нечто из седой древности»). У Розанова подобное сравнение имеют и сексуальный подтекст.

386

В.В. Розанов, «О Сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира».

387

В его «личной» метаморфозе есть и национальный оттенок, т. е. приобщение к общенациональному преображению, оно шло параллельно (возвращение в Сион) и совпало со сроками жизни поэта.

388

И. Бабель, «Как это делалось в Одессе».

389

«Воздушно‐каменный театр времен растущих/Встал на ноги, и все хотят увидеть всех —/ Рожденных, гибельных и смерти не имущих». («Где связанный и пригвожденный стон?..» 1937)

390

«обрести “в качестве настоящего все прошлое человечества”… “оживить” умершую уже жизнь, “пережить ее заново”, “возродить ее для сегодняшнего дня”» (В. Дильтей, цитирую по книге П.П. Гайденко «Время Длительность Вечность»).

391

«Я скажу это начерно, шопотом…» (1937).

392

Вяч. Иванов, Cor Ardens, «Созвездие Орла».

393

Вяч. Иванов и Михаил Гершензон «Переписка из двух углов». Любопытно (и это – тема, достойная отдельного рассмотрения), что в результате спора о сути культуры, в коем Иванов придерживается «иудейского» подхода памяти‐становления («Я – семя»), а Гершензон поначалу хочет сбросить с себя «как досадное бремя, как слишком тяжелая, слишком душная одежда, все умственные достояния человечества, все накопленное веками и закрепленное богатство постижений, знаний и ценностей». Но по ходу разговора к Гершензону приходит понимание, что он хочет сбросить себя бремя именно русской, языческой по сути, культуры: «Я говорю Перуну: ты деревянный идол, не Бог; <…> вы же стараетесь уверить меня, что этот истукан‐символ моего же Божества, и что стоит мне только постигнуть его знаменование, он вполне заменит мне Бога… но его вид так страшен и противен моему чувству, что я не могу совладать с собою. Я помню все жертвы, которые мы ему приносили, и думаю о тех, которые мне изо дня в день придется еще приносить ему по указанию его жрецов, – тяжелые, кровавые жертвы! Нет, нет! Это не Бог!» Вяч. Иванов прекрасно понимает, откуда ветер дует, и открывает Гершензону его собственные карты: ««Добрый путь в землю обетованную»– хочется крикнуть вам вслед, ибо вы сами об ней упоминаете, и грезится вам, конечно, она, – ее гроздия и смоковницы <…> И не отдадите вы своей кочевой непоседливости <…> за мясные котлы Египта, и его храмы, пирамиды и мумии, и всю мудрость, и все посвящения египетские. Вы вкусили от этой мудрости, от этих посвящений, как Моисей, и хотели бы все забыть; ненавистен вам Египет, – опротивела мумийная «культура»… Опять обелиск, опять пирамида! <…> чресла ваши препоясаны, и горящий взор мерит горизонты пустыни: «только, прежде всего, прочь отсюда, вон из Египта!» В результате Вяч. Иванов провоцирует Гершензона на откровенность, под коей мог бы «расписаться» и Мандельштам: «Я живу странно, двойственной жизнью. С детства приобщенный к европейской культуре, я глубоко впитал в себя ее дух и не только совершенно освоился с нею, но и люблю искренно многое в ней, – люблю науку, искусства, поэзию, Пушкина. Я как свой вращаюсь в культурной семье, оживленно беседую с друзьями и встречными на культурные темы, и действительно интересуюсь этими темами. Тут я с вами; у нас общий культ духовного служения на культурном торжище, общие навыки и общий язык. Такова моя дневная жизнь. Но в глубине сознания я живу иначе. Уже много лет настойчиво и неумолчно звучит мне оттуда тайный голос: не то, не то! Какая‐то другая воля во мне с тоскою отвращается от культуры, от всего, что делается и говорится вокруг. Ей скучно и не нужно все это, как борьба призраков, мятущихся в пустоте; она знает иной мир, предвидит иную жизнь <…> Я живу, подобно чужеземцу, освоившемуся в чужой стране; любим туземцами, и сам их люблю, ревностно тружусь для их блага, болею их болью и радуюсь их радостью, но и знаю себя чужим, тайно грущу о полях моей родины, о ее иной весне, о запахе ее цветов и говоре ее женщин. Где моя родина? Я не увижу ее, умру на чужбине. Минутами я так страстно тоскую о ней! <…> Вы, мой друг, – в родном краю; ваше сердце здесь же, где ваш дом, ваше небо – над этой землею. Ваш дух не раздвоен, и эта цельность чарует меня… И потому я думаю, что в доме Отца нам с вами приуготовлена одна обитель, хотя здесь, на земле мы сидим упрямо каждый в своем углу и спорим из‐за культуры…» Двурушник я, с двойной душой…

394

Мандельштаму полюбился бергсонов образ веера, который он толковал по‐своему, в том смысле, что явления разных времен «образуют как бы веер, створки которого можно развернуть во времени, но в тоже время он поддается умопостигаемому свертыванию» («О природе слова», 1920–22).

395

«Захор», стр. 19.

396

Е.А. Тоддес, «Избранные труды по русской литературе и филологии», М, НЛО, стр. 533.

397

Розанов В. Среди художников. СПб., 1914. С. 17.

398

«Жизнь это сознание, брошенное в материю» («Творческая эволюция»).

399

Свернутая в рог дорога эволюции, которая со временем разворачивается, соответствует образу свернутой Торы, подобная ассоциация возникает у Мандельштама и в «Египетской марке», где он говорит о «свернутых рукописях»: «Иные из них тяжелы и промаслены временем, как труба архангела». А слово «рог» указует и на такую трубу из натурального бараньего рога, шофар, евреи с древних времен созывали этой трубой на богослужения в Храме.

400

«Разговор о Данте».

401

Бергсон, «Материя и память».

402

Там же.

403

«Черновые наброски к “Разговору о Данте”».

404

Бергсон, «Материя и память».

405

Отвергающие иудаизм любят кивать на «рабство Закона» (имея в виду Талмуд), а, мол, христианство – это свобода личности и т.д. Христианство – отдельная тема, но очевидно, что геометрия строится на законах, а Талмуд есть постоянное обсуждение на основе Святого Писания различных жизненных ситуаций и разноголосица мнений, в коих хаотически перемешан опыт и лепет.

406

«Творческая эволюция». Нет, не зря Бергсон получил Нобелевскую премию по литературе…

407

А.Б. Ковельман, «Толпа и мудрецы Талмуда».

408

Хайдеггер, «Бытие и время».

409

Анна Глазова, «Воздушно‐каменный кристал. Целан и Мандельштам», НЛО №5, 2003.

410

Л. Шестов, «Афины и Иерусалим».

411

Там же.

412

Там же.

413

Пригожин и Стенгерс, «Время. Хаос. Квант», изд. «Либроком», М, 2009, стр. 15.

414

Там же, стр. 19.

415

Там же.

416

Как писал Гегель в «Логике»: человек должен подняться в своем образе мыслей до той всеобщности, когда ему на самом деле безразлично… существует ли он или нет… А Плотин учил: «Пусть бесчестят наших дочерей, убивают сыновей, разрушают отечество – все это не мешает мудрецу в его блаженстве (Еnn. I. 4, 7, 8, 9)».

417

Если считать, что есть иудео‐христианская культура, то можно говорить и о греко‐христианской.

418

«Убиты медью вечерней…» (1910).

419

Стихотворение «Адмиралтейство» (1913).

420

Левин Ю. Тридцатые годы // Левин Ю. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: 1998. С.115. (Цитата и ссылка взята из книги Л. Видгофа «Статьи о Мандельштаме»)

421

Левин Ю. Заметки к «Разговору о Данте» //Левин Ю. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: 1998.

422

«Шум времени». Черно‐желтый у Мандельштама – символика иудейства (см. «Черное солнце Мандельштама»).

423

Все цитаты Шраговица взяты из его статьи «Новая физика как источник образов в цикле Мандельштама «Восьмистишия»«

424

«Не превышай число сущего сверх необходимого», учит «бритва Оккама».

425

Л. Шестов, «Афины и Иерусалим».

426

В 1904 году Флоренский опубликовал в журнале «Новый путь» статью «О символах бесконечности (Очерк идей Кантора)». Это было первое в русской литературе изложение теории трансфинитных множеств Кантора (Флоренский закончил физико‐математический факультет Московского университета). «Не является ли важным затронуть еще один вопрос о творчестве Г. Кантора и о скрытых двигателях его деятельности? Мне кажется, да, и я, верно, не ошибусь, если захочу охарактеризовать Г. Кантора, как типичнейшего еврея, <…> а насквозь своеобразный дух его работы, – как дух лучших представителей нации. Пожалуй, даже, более того, Г. Кантор является завершителем еврейства, он, так сказать, ставит точку над i, как бы подводя итоги, формулируя и точно определяя в логических терминах многовековые идеи своей нации. Мысль Кантора так отделана, что трудно разглядеть за этой твердой оболочкой, что, собственно, создавало ее и с какою целью. Только иногда прорываются изнутри неукротимые пламена; огненные языки проносятся над стальной сетью, и только обожженный ими догадывается, какой огонь был импульсом творчества. <…> Демонстрировать их возможно только для поэзии, но не для моего реферата. Лучше и не пытаться уловить неуловимое. <…> По своему рождению Г. Кантор был еврей… еврейское происхождение Кантора дает ключ к пониманию его творчества. Одинокий и непонимаемый, сидит он в своем Halle и обдумывает, упорно обдумывает, нет ли в его идеях ошибок и невязок, не ведет ли его учение к пантеизму, который очевидно претит его еврейской душе. Чтобы дойти до окончательной формулировки, нужно было чисто‐еврейское упорство. У Кантора основной идеей является идея актуальной бесконечности, а у Дюбуа‐Реймона потенциальной; можно подумать, что и тут сказываются расовые особенности обоих ученых. Кантор ярко выразил в себе лучшие черты еврейства, все „теократиические добродетели“ своего народа. <…> Кантор, как еврей, имеет религиозность до самопожертвования. Эта черта преданности высшей Воле, всегда сохранявшаяся в духе нации, сказалась в сильнейшей степени и в данном случае. Идея законченной бесконечности, как у абсолютной личности – Бога, так и у человеческой, есть достояние еврейства. В то время как другие, арийцы, признают только потенциальную бесконечность, его душе мысль о невозможности актуальной бесконечности кажется чудовищной. Он не может помириться с нею и ищет средств оправдать свою веру».

427

Мартин Бубер, «Обновление еврейства», 1919 г.

428

На самом деле непроизносимое и непереводимое Имя Божие, так называемый «Тетраграмматон», состоит из четырех букв: йод, хэй, вав, хей (латинскими буквами записывается как YHWH), отсюда и Иегова.

429

А. Эйнштейн в своей «Творческой автобиографии» назвал мир «огромной вечной загадкой».

430

Фамилия по отцу Парнох, его сестра Софья сменила фамилию на Парнок, приняла православие и стала известной поэтессой (была любовницей Марины Цветаевой, ей посвящены цикл «Подруга» и повесть «Сонечка»).

431

«Шум времени».

432

«Грифельная ода» (1922).

433

«В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа…» (1918). Стихотворению предпослан эпиграф, цитата из Гейне: «О, мой двойник, о мой бедный брат!»

434

Надсон, хоть и не был галахическим евреем (мать – дворянка из рода Мамонтовых), токовал о том же, что и Парнах, о гнете и унижении, и даже о готовности к войне («встать в ряды бойцов»):

Я рос тебе чужим, отверженный народ,

И не тебе я пел в минуты вдохновенья.

Твоих преданий мир, твоей печали гнёт

Мне чужд, как и твои ученья.

И если б ты, как встарь, был счастлив и силён,

И если б не был ты унижен целым светом —

Иным стремлением согрет и увлечён,

Я б не пришёл к тебе с приветом.

Но в наши дни, когда под бременем скорбей

Ты гнёшь чело своё и тщетно ждёшь спасенья,

В те дни, когда одно название «еврей»

В устах толпы звучит как символ отверженья,

Когда твои враги, как стая жадных псов,

На части рвут тебя, ругаясь над тобою, —

Дай скромно встать и мне в ряды твоих бойцов,

Народ, обиженный судьбою

1885

Для Мандельштама Парнах‐Парнок (в одном месте черновых вариантов к «Египетской марке» Мандельштам оговаривается и путает фамилии героя и его прототипа) был «вечным юношей»: «Пошли его в Ниццу, покажи ему Средиземное море, он все будет петь свой идеал и страдающее поколенье, – разве что прибавит чайку и гребень волны. <…> Сколько раз, уже зная, что Надсон плох, я все же перечитывал его книгу и старался услышать ее звук, как слышало поколенье, отбросив поэтическое высокомерие настоящего… все время литературная страда, свечи, рукоплесканья, горящие лица; кольцо поколенья и в середине – алтарь – столик чтеца со стаканом воды. Как летние насекомые под накаленным ламповым стеклом, так все поколенье обугливалось и обжигалось на огне литературных праздников с гирляндами показательных роз, причем сборища носили характер культа и искупительной жертвы за поколенье» («Шум времени». 1923).

435

Все цитаты курсивом из сочинения Парнаха «Пансион Мобер» (альманах «Диаспора» №7, Athenaeum – Феникс Париж – Санкт‐Петербург, 2005).

436

Изд. Гиперион, 2012 г.

437

«Когда на площадях и в тишине келейной/Мы сходим медленно с ума…» (1917).

438

Парнаху удалось перейти на французский и даже прозвучать во французской поэзии, а позднее, как подсказала Татьяна Михайловская, это удалось и Иосифу Бродскому, на английском.

439

Здесь – еврейский поселенец.

440

– Говорят, Блок ушел на войну добровольцем… (весна 1916‐го – Н.В.)

– Не может быть! – срывается Елизавета Яковлевна. – Это было бы ужасно!

– Почему ужасно? – вдруг помрачнев, возражает ее брат (Сергей Эфрон, муж Цветаевой – Н.В.). – Быть может, нам всем следует идти на войну?

– Я не вижу, кому это следует. Мне – не следует. – Мандельштам закидывает голову; сходство его с молодым петушком увеличивается.– Мой камень не для этой пращи. Я не готовился питаться кровью. И не готовил себя на пушечное мясо… (Тагер Е.М. О Мандельштаме / подгот. текста и коммент. М.Н. Тагер и Б.Г. Венуса // Звезда. 1991. № 1. Стр. 158–167).

441

Тема подробно разобрана в работах Л. Кациса «Почему «Египетская марка» О. Мандельштама «египетская» и почему «марка»? Исследования по истории русской мысли [14]. Ежегодник за 2018 год. М., 2018; «К французской речи» или Если Парнок – не В. Парнах? «Пансион Мобэр» и О. Мандельштам (Русский Сборник: Исследования по истории России Т. XXIV. М.: Модест Колеров, 2018. 656 с.)

442

Наум Вайман, Матвей Рувин, «Шатры страха» (М, Аграф, 2011).

443

Запись в дневнике Каблукова от 2.1.1917.

444

Д.Г. Лахути, «Образ Сталина в стихах и прозе Мандельштама», М, РГГУ, 2009, стр. 146.

445

Сборник «Памятник славы» 1915 года. (Кстати, в период перед Первой мировой Иванов и Мандельштам близко дружили, так что возможно и взаимовлияние, но это другая тема.)

446

«Спит ковыль. Равнина дорогая…» (1925).

447

Вот несколько цитат из его стихов разных лет: «Россия, ты на камне и крови»; «И казнями там имениты дни»; «Чуя грядущие казни»; «Что ни казнь у него – то малина»; «Часто пишется казнь, а читается правильно – песнь»; «И для казни петровской в лесах топорище найду».

448

«Скрябин и христианство» (1917).

449

У Георгия Иванова: «О, кровь и пот! В крови и поте/Невы твердыня зачата» (Сборник «Памятник славы», 1915 г.).

450

Е.А. Тоддес, «Избранные труды по русской литературе и филологии», М, НЛО, стр. 344.

451

У Волошина в стихотворении «Северовосток»: «Ныне ль, даве ль?– все одно и то же:/Волчьи морды, машкеры и рожи…»

452

Очерк «Сухаревка», 1923 год.

453

М. Цветаева, «История одного посвящения».

454

Ныряли сани в черные ухабы,/И возвращался с гульбища народ./Худые мужики и злые бабы/Переминались у ворот. //Сырая даль от птичьих стай чернела,/И связанные руки затекли;/Царевича везут, немеет страшно тело – /И рыжую солому подожгли.

455

«Я не слыхал рассказов Оссиана…» (1914) («Я получил блаженное наследство —/Чужих певцов блуждающие сны; <…> И снова скальд чужую песню сложит/И, как свою, ее произнесет».)

456

«О природе слова» (1920–22).

457

«Ты должен мной повелевать…» (1935).

458

Сталин изначально и живейшим образом интересовался филологией, начиная с участия в литературном кружке еще в духовной семинарии и стихотворчества в молодости и кончая принципиальной важной для него работой «Марксизм и языкознание» (конец сороковых, дискуссия с учением академика Марра). Кроме того Сталин всю жизнь был упорным и тщательным редактором текстов. Леонид Максименков, автор книги «Сумбур вместо музыки: сталинская культурная революция 1936–1938», справедливо отмечает, что «Сталин, как политик, был прежде всего редактором подготовленного для утверждения текста. <…> Он воспринимал российскую политическую культуру через письменный текст».

459

Бава Меция II, 11 (цитирую по статье Эриха Фромма «Библейская концепция человека»).

460

Крупская зачитала письмо на съезде в 1924 году, и оно было предметом бурного обсуждения и даже отставки Сталина.

461

«Невозможно, чтобы великой революции не сопутствовали несчастия» (Местр Ж.М. «Рассуждения о Франции», М. РОССПЭН, 1997, стр. 20)

462

«Заснула чернь…» (1913).

463

«Люблю под сводами седыя тишины…» (1921).

464

«1 января 1824 года».

465

Е.А. Тоддес, «Избранные труды по русской литературе и филологии», М, НЛО, стр. 414.

466

Д.Г. Лахути считает, что и «звукопас» в стихотворении «От сырой простыни говорящая…» 1935 года – это Сталин. Стихотворение о фильме «Чапаев», одном из первых советских звуковых фильмов. По мнению Лахути «рыбы» («Знать, нашелся на рыб звукопас») – это безмолвный, лишенный речи народ, что совпадает с «наши речи за десять шагов не слышны» («Мы живем, под собою не чуя страны»).

467

Там же, стр. 423.

468

«О природе слова» (1920–22).

469

Е. А. Тоддес, «Смыслы Мандельштама».

470

«Душно – и все‐таки до смерти хочется жить» («Колют ресницы. В груди прикипела слеза…», 1931).

471

У Тоддеса, в уже упомянутой книге: «В связи с «татарской» и «буддийской» окраской «нового мира» в ряде мандельштамовских текстов следует учесть слово бабай, тем более что в «Квартире…», «У нашей святой молодежи…» обыгрываются – как некая советская заумь – бай и баюшки‐баю. Башкирское и татарское бабай – дедушка, старик, бурятское и монгольское бабай – отец; в тех же значениях слово бытует в русском, чаще по отношению к башкиру или татарину. Но есть и другие значения, в частности: фантастический старик, которым пугают детей» (стр. 424).

472

Элизиум, описанный еще Лермонтовым: «звезда с звездою говорит», «но не тем холодным сном могилы, я б желал навеки так уснуть, чтоб в груди дремали жизни силы…»

473

Осип Мандельштам, «Сочинения в 2 томах», М, «Худ. Литература», 1990, стр. 509, подготовка текста и комментарии А.Д. Михайлова и П.М. Нерлера, т. 1.

474

«И по‐звериному воет людьё» (1930).

475

Е.А. Тоддес, «Избранные труды по русской литературе и филологии», М, НЛО, стр. 415.

476

А ведь и Багрицкий о том же: «И если он скажет “Убей” – убей”». Хотя первейшая иудейская, а по наследству и христианская, заповедь «не убий»…

477

Там же, стр. 419.

478

См. ссылку на стр. 268.

479

«Родная, мне тяжело, мне всегда тяжело, а сейчас не найду слов рассказать. Запутали меня, как в тюрьме держат, свету нет. Все хочу ложь смахнуть – и не могу, все хочу грязь отмыть – и нельзя. Стоит ли тебе говорить, какой бред, какой дикий тусклый сон все все все! <…> Я – дичаю с каждым днем. Боюсь своей газеты. Здесь не люди, а рыбы страшные. Мне здесь невыносимо скандально, не ко двору. Надо уходить. Давно опоздал. <…> Я один. Ich bin arm. Все непоправимо. Напиши мне только как быть, помоги взять твердую линию, помоги уйти от всякой лжи и нечисти». (Из письма к Надежде Мандельштам 13.5.1930.)

480

О «жидах» не случайно с такой настойчивостью: много было этой братии среди советских писателей (М. Булгаков записал в дневнике: «Новый анекдот: будто по‐китайски “еврей” – там. Там‐там‐там /на мотив “Интернационала”/ означает “много евреев”») и на многих Мандельштам «держал зуб», особенно на Аркадия Горнфельда, которого назвал «дядя Моня с Бассейной».

481

«И на земле, что избежит тленья,/ Будет будить разум и жизнь Сталин» («Если б меня наши враги взяли…», 1937) . Похожим был и выбор Пушкина. Набоков в «Комментариях к Евгению Онегину» приводит запись в дневнике Кюхельбекера: «Пушкин очень похож на Татьяну восьмой главы: он полон чувств (либеральных идей), которые скрывает от света, так как отдан другому (царю Николаю)».

482

Насчет «кума» есть замечательный фрагмент из «Поэмы о Сталине» А.Галича: «…Как‐то ночью странною/Заявился к нам в барак/“Кум” со всей охраною./Я подумал, что конец,/Распрощался матерно… / Малосольный огурец/Кум жевал внимательно./Скажет слово и поест,/Морда вся в апатии,/“Был, – сказал он, – Главный съезд/Славной нашей партии./Про Китай и про Лаос/Говорились прения,/Но особо встал вопрос/Про Отца и Гения”./Кум докушал огурец/И закончил с мукою:/ “Оказался наш Отец/Не отцом, а сукою…”».

483

Григорий Яблонский и Анастасия Лахтикова, «Сон Татьяны», «Новый Журнал», сентябрь 2004.

484

А.С. Пушкин, «Бесы» (1830).

485

«единство непомерной стужи… где страшная государственность – как печь, пышущая льдом» («Шум времени»)

486

«Стихи о русской поэзии» (1932).

487

В. Пропп, «Исторические корни волшебной сказки», C. 120.

488

См. ту же работу Яблонского и Лохтиковой.

489

«Мы живем под собою не чуя страны» (1933).

490

Д.Д.Благой – советский академик, филолог и пушкиновед

491

«Стансы» (1935).

492

«Вот «Правды» первая страница, вот с приговором полоса («Стансы» 1937 года)

493

Любопытно, что особо отличившимся работникам ЧК и НКВД дарили именные топоры, выкованные в Златоусте, а Мандельштам благословлял «кремневый топор классовой борьбы» («Пшеница человеческая»).

494

И. Месс‐Бейер, Мандельштам и сталинская эпоха. Эзопов язык в поэзии Мандельштама 30‐х годов. Дисс. на соискание учен.степ.доктора философии. Хельсинки, 1997.

495

Генрих Киршбаум, «”Валгаллы белое вино”. Немецкая тема в поэзии Мандельштама», М. НЛО, стр. 56.

496

Знаменитые строки: «Все перепуталось, и некому сказать,/Что постепенно холодея,/Все перепуталось, и сладко повторять:/Россия, Лета, Лорелея».

497

Есть в его книге и немало спорных, но об этом как‐нибудь потом.

498

Тоже образ девы‐соблазна из немецкой мифологии, утягивающей путников на дно своего водяного царства.

499

Исследователи приводят различные литературные переклички с «железными гребнями» убийц‐парикмахеров и плотинами вроде Днепрогэса, похожими на гребенку… Я бы еще добавил хорошую русскую заточку из ручки гребенки – популярное оружие в уличных схватках.

500

Соломон Волков «Диалоги с Иосифом Бродским».

501

«Где связанный и пригвожденный стон?» (1937).

502

«Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето…» (1931).

503

«Ты должен мной повелевать», 1935 г.

504

Вариант: «где смерть утратит все права». Здесь та же увязка «борьбы с врагами» с бессмертием.

505

Тот же мотив кенозиса, что и в «Оде» Мандельштама: «Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят».

506

Г. Гейне, Германия, «Зимняя сказка», гл. 27.

507

Пастернак, «Столетье с лишним – не вчера…» (1931).

508

«И в яму, в бородавчатую темь/Скольжу к обледенелой водокачке/И, спотыкаясь, мертвый воздух ем,/И разлетаются грачи в горячке…» (февраль 1937)

509

Доклад можно прослушать здесь https://www.youtube.com/watch? v=x1_xeBFXZP0 текст будет опубликован в сборнике «Сохрани мою речь…»

510

Гаспаров М.Л. Примечания/Мандельштам О.Э. Стихотворения. Проза. М.: Рипол Классик, 2001. С. 758–759.

511

Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем. В трех томах. Т.1. М.: Прогресс‐Плеяда, 2009. стр. 569.

512

Н. Бонецкая «Мережковский и Блок: январь 1918‐го».

513

См. книгу Н. Вайман, «Любовной лирики я никогда не знал», М, «Аграф», 1015.

514

«Среди священников левитом молодым…» (1917).

515

Как известно из предания, Спаситель еще перед Воскресеньем, спустился в ад, дабы освободить дохристианских праведников (список обсуждается и оспаривается до сих пор).

516

В «Сумерках свободы» он назван «летейской стужей» («Мы будем помнить и в летейской стуже,/Что десяти небес нам стоила земля»). Тут я в очередной раз не согласен с Тоддесом, считавшим что это стихотворение «за» революцию, но это другая тема, хотя «все со всем связано», особенно у Мандельштама.

517

Языков Н.М. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1988. С. 351.

518

«Среди священников левитом молодым…» (1917).

519

В. В. Емельянов, «Ниппурский календарь и ранняя история Зодиака», СПб, «Петербургское Востоковедение, 1999.

520

Там же.

521

Емельянов по ходу исследований ссылается на работы моего однофамильца: «На протошумерских и протоэламских печатях (конец IV тыс.) есть изображения людей, животных и предметов, сопровождающиеся знаком (или знаками) «звезда». Петербургский ученый А.А.Вайман, известный своими точными дешифровками пиктографических текстов из этого региона, предполагает, что эти люди, животные и предметы – ранние образы зодиакальных созвездий… Мы приведем только два примера, опровергнуть которые довольно трудно. Протошумерская печать с пиктограммой астрономического характера. Конец IV тыс. до н. э. На протошумерской видно изображение символа богини Инанны, за которым следует фигурное изображение быка. Над фигурой быка видны три знака «звезда» (означающие «звезда, созвездие»), по краям печати следуют («небо»), («свет, день», но может читаться «восход, выхождение»), («низ, заход»), параллельно фигуре быка и символу Инанны выписана пиктограмма («праздник»). Если составить из этих рисунков целое предложение, то получим: «Праздник восхождения Венеры (и) захождения (Венеры в) созвездии Быка. <…> Второй пример, также представляющийся нам бесспорным, – протоэламская печать… На ней в верхнем ряду изображены близнецы, три протоэламских письменных знака (чтение неизвестно) и лев, в нижнем ряду – баран, козел и бык. Сочетание животных с образом близнецов указывает на астральный характер изображений. Если гипотеза А.А. Ваймана окажется верна, придется пересмотреть традиционное мнение науки насчет позднего происхождения представлений о зодиакальных созвездиях.

522

Вот несколько примеров: античная синагога 3 века н.э. в Хамат Тверия; потолок синагоги в г. Ходоров, Польша, 17 век; тунисская синагога Ор А‐Тора (свет Торы) в Акко, 20 век и другие. Можно посмотреть на сайте http://www.kriptoistoria.com/forum/index.php?pp=s36t35w8yq0xpazv5hdb &f=1&vt=list&tst=all&m=11993

523

«Глухой» на иврите означает в определенных выражениях и «нечестивый».

524

Кстати, «октябрь» здесь (глухие листья октября) действительно может служить, как утверждают сторонники версий, связанных с Гражданской войной, указанием на это смутное время, но именно в еврейском контексте. Мандельштам мотавшийся в это время по Украине, был свидетелем погромов, резни и бегства соплеменников, так что слова «Куда летите вы?» вполне могут относится к евреям. И «летели» они именно, как сорванные листья, врассыпную…

525

«Обращено к Н.М., которая вспоминала: “Вероятно, наша связь остро пробудила в нем сознание своей принадлежности к еврейству…”» (Мец А.Г. Комментарии // Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем. В трех томах. Т.1. М.: Прогресс‐Плеяда, 2009. стр. 568).

526

«Слово и культура» (1921).

527

Приведу замечание (в силу его характерности) еще одного весьма интеллигентного человека: «Это (стихотворение – Н.В.) похоже на зарисовку, которую он планировал либо подправить, либо так и оставить в качестве архивного свидетельства минутного каприза, не достойного приобщения к своему собранию сочинений. Знакомые с его творчеством, в особенности филигранной техникой стихосложения, сразу же обратят внимание не на просто недостойные великого мастера отглагольные (отпали‐увидали) и редуцированные (злоба‐гробы) рифмы, но и неприемлемый даже для начинающего автора явный дефект в размере (два лишних слога в «бесполая владеет вами злоба»). Ну, а что касается содержательной части – так это далеко не самый яркий пример в искусстве когнитивного диссонанса творческой интеллигенции, попавшей в ловушку двойной лояльности. Зачем концентрировать внимание на этой Ахиллесовой пяте великого Мастера?» На мой вопрос: «Предлагаете “обойти”, “не заметить”, “замолчать”, “замазать”»? я получил прямой и честный ответ: «Если без эвфемизмов, то “ДА”».

528

Известный еврейский писатель, писал в основном на идиш, описывая местечковую жизнь и ее персонажей. Был особо любим теми русскими писателями, кои пытались огородить русскую литературу от вторжения «биологически активного» племени, его приводили в пример как писателяеврея, который «не лезет» в русскую литературу (см. книгу Евгении Ивановой «ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский», Мосты культуры, 2005).

529

Полагаю, что имеются в виду большие меховые шапки хасидов.

530

Эту проблематику всю жизнь разрабатывал (не будучи религиозным евреем, но в иудейском духе) Лев Шестов, бунтуя против «осознанной необходимости» и выбирая веру, как свободу.

531

См. книгу рава Гада Эрлангера «Знаки времен. Зодиак в еврейской традиции», М, «Мосты культуры», 2003.

532

Бахья бен Ашер ибн Халава (1255–1340), «Комментарий к Торе».

533

См. главу «Мандельштам и Мережковские» в моей книге «Любовной лирики я никогда не знал» (М, Аграф, 2015).

534

Аверинцев С.С. «Судьба и весть Осипа Мандельштама».

535

Не только в самой русской революции, но и в том, что одновременно с крахом русской империи «декларация Бальфура» провозгласила создание для евреев «национального дома» в Палестине. Здесь был тот самый «страшный противуестественный ход истории – обратное течение времени», так пугавшее Мандельштама в 17 году (статья «Скрябин и христианство»).

536

Статья «Кровавая мистерия 9 января» (1922).

537

Газета «Накануне».

538

«Кровавая мистерия 9‐го января», 1922.

539

«Минувшее». Исторический альманах. 13. М.‐СПб., 1993, стр. 401–402.

540

см. книгу Н. Вайман «Преображения Мандельштама», СПб, Алетейя, 2020.