Преображение любовью - [41]

— Хорошо поплавала?

Услышав язвительный голос Титуса, Элис подняла голову и увидела его рядом с тетушкой, которая прижимала к себе вещи Элис. Одарив его ослепительной улыбкой, она ответила:

— Да, благодарю, — и подошла к тете. — Вода просто восхитительна, сказала она и, стараясь успокоить тетушку, коснулась ее руки. — У меня в сумке полотенце и сухие вещи. Я пойду за стену и переоденусь.

Она направилась к развалинам арки, заросшим деревьями и кустарником, но обернулась в изумлении, когда Титус сказал:

— Я тебя покараулю, — и пошел следом за ней. Элис поняла его намерения, когда Титус, уверенный, что их не слышат, резко сказал:

— Тебе обязательно надо было до смерти напугать свою тетку?

— Что ты имеешь в виду? — Элис остановилась и взглянула на него. Она подняла руку, чтобы смахнуть с ресниц капли воды. Титус не должен был догадаться, что это слезы.

— Эту дурацкую штуку, которую ты выкинула, заплыв так далеко, что все начали волноваться. Что ты пыталась этим доказать?

— Ничего! Я престо хотела… — Она замолчала, но Титус не отставал от нее.

— Ну так что же?

— Не имеет значения.

Она хотела идти дальше, но он схватил ее за руку.

— Думаю, это был внезапный порыв: тебе захотелось сделать и ты сделала, даже секунды не подумав о других. Ты вся в этом!

На нее вдруг накатила волна негодования.

— Пусти меня! — Она вырвалась и, упершись руками в бока, грозно посмотрела на него. — Какое ты имеешь право осуждать меня? Ты сказал, что я потеряла свои права, когда ушла от тебя. То же самое относится и к тебе. Убирайся и оставь меня в покое, ты… бандит!

Она убежала от него, прошла под аркой, быстро вытерлась и оделась. Когда она вышла, Титус сидел в сторонке на низкой каменной стене, делая вид, что стережет ее. Даже не взглянув на него, Элис присоединилась к своей группе.

— Как же далеко вы заплыли, — сказала одна из женщин. — Должно быть, вы хорошо плаваете?

— Да, я тренер по плаванию и привыкла к олимпийскому бассейну, — объяснила она достаточно громко, чтобы ее могли слышать остальные, и отошла от группы.

Вскоре настало время уезжать, и Элис покидала это чудное местечко почти с сожалением; его спокойная, мирная атмосфера благотворно на нее подействовала. Даже стычка с Титусом не разрушила очарования, и она почувствовала себя более подготовленной к тому, что могло произойти. Конечно, она имела в виду Титуса и Гэйл. Элис вдруг вспомнила, что с утра ее не было видно. Она поделилась своими наблюдениями с тетушкой.

— Я ее видела, и она выглядела несколько подавленной.

— Гэйл и подавлена? Она, наверное, заболела. — Но враждебности в голосе Элис не было. Гэйл ей даже нравилась, так как, несмотря на внешнюю утонченность, в ней еще сохранились открытость и естественность.

Глядя на тетушку, Элис спросила:

— Ты действительно волновалась за меня, когда я уплыла?

— Кто тебе сказал?

— Титус. И он очень разозлился из-за этого.

— В самом деле? Я и не заметила, что он наблюдает за мной?

— Ну так ты волновалась?

— Немного, до тех пор, пока ты не помахала рукой. Мне странно слышать, что Титус говорит, будто я нервничала. Я уверена, что по мне это было незаметно. Вероятнее всего, он хотел выразить, что испытывал сам.

— Он знает, что я отлично плаваю.

— Но он также прекрасно понимает, как ты расстроилась, когда вчера услышала сонет.

— Ему это безразлично, — сказала Элис.

— Ты действительно так думаешь? Тогда интересно, зачем он вообще решил его прочитать?

Но Элис знала: Титус хотел, чтобы она поняла, почему он не любит ее и даже презирает. Возможно, он стремился причинить ей боль, ту боль, которую когда-то испытал сам. А сегодня? Все очень просто. Он был уверен, что она не изменилась и ее выходка вызвана желанием отомстить за обиду.

И может быть, он прав; Элис уже почти в этом не сомневалась.

В тот день они посетили только древний порт.

Автобусы отвезли туристов прямо к кораблю и, когда все прибыли на место, он вышел в море.

Вечером был устроен еще один праздничный ужин, прямо как из «Тысячи и одной ночи». Меню состояло из восточных блюд, а официанты были одеты в арабские костюмы. Ужин длился долго, и под конец в гостиной подали кофе. Соседи Элис по столу были потрясены изысканностью блюд, но Элис ела мало, и то, что она попробовала, не оставило никаких воспоминаний. В фойе играл оркестр. Он играл почти каждый вечер, но Элис и Луиза его никогда не слушали, так как комната для карточных игр была расположена на верхней палубе, и музыка туда не долетала. Элис думала, что они снова будут играть в бридж, но тетушка сказала, что у нее нет настроения, и две ее приятельницы отправились искать других партнеров.

— Ты устала? — спросила Элис.

— Нет, не очень. Мне просто захотелось разнообразия. А оркестр играет очень хорошо. Послушай. — Элис он тоже понравился, и они поудобнее расположились в креслах. Элис была рада, что они отдыхают от карт, и чувствовала не усталость, а нервное напряжение. Она была молода и могла выдержать пару бессонных ночей, но бесследно это не прошло, и лицо ее осунулось, а под глазами появились темные круги. В фойе вошли Гэйл с матерью, но они сели в другом конце комнаты. Остальные пассажиры закончили ужин и тоже стали понемножку собираться в фойе. Под воздействием выпитого вина они громко смеялись и разговаривали, чувствуя себя раскованно, завязывали новые знакомства. Затем вошел Титус в компании нескольких лекторов и их жен, и Элис с удивлением увидела, что среди них был и Джек Рид.