Премудрая Элоиза - [24]

Помню, по прочтении твоего послания я осталась не вполне удовлетворенной. Что ты в самом деле подразумевал под «счастливым исходом»? Я знала, с какой легкостью тебе удавалось ослеплять самого себя, если речь шла об осуществлении твоего желания. Если в мире абстрактных идей твоя изощренность и проницательность не имели себе равных, то, напротив, ты с таким простодушием не догадывался о простых человеческих побуждениях себе подобных и тебе до такой степени недоставало практического ума, что я считала тебя беззащитным перед реальностью, как малое дитя.

Что готовил ты в Париже?

После ухода монаха я перечитала твое письмо десятки раз, но мне так и не удалось разгадать смысл твоих намеков.

Между тем мой срок близился. Я стала круглой, как сторожевая башня, у меня болела поясница и к вечеру отекали ноги.

В Вербное воскресенье родовые схватки застали меня по возвращении с мессы.

Я не люблю вспоминать о часах, что последовали за этим. Было много суеты в моей комнате, куда вслед за Денизой и матроной, за которой тотчас послали, явилось множество соседок. Из страха, чтобы злой дух не пришел завладеть разумом ребеночка, окно держали плотно закрытым. Для заклятия судьбы возле моего ложа жгли какой-то порошок, составленный повитухой из целебных трав, полынного корня и сухих цветов травы святого Иоанна. По местному обычаю я сжимала в правой руке стебель базилика и ласточкино перо, чтобы разрешение было быстрым.

На середину комнаты принесли большую деревянную лохань, в которую без конца подливали горячую воду. Пар от нее проникал повсюду. И сейчас вспоминаю с отвращением ту влажную жару, от которой простыни прилипали к моему распростертому телу, довершая мучительность моего испытания. Никогда бы не подумала, что нужно столько трудиться, чтобы родить. Ритм схваток неумолимо ускорялся. Мой раздираемый, отверстый, исполненный страдания живот приводил меня в ужас. Однако я отказывалась кричать, как мне советовали окружающие.

То было глупая гордыня. Охотно признаю это. Жизненные удары еще не научили меня простоте, этой негромкой добродетели, ведущей к наитруднейшей из всех: к смирению.

По прошествии часов, которые показались мне вечностью, я разрешилась сыном. Я незамедлительно возблагодарила За него Пречистую Деву и святого Мартина, которым я жарко молилась, чтобы все было именно так. Увы! я не видела в нем сходства с тобой и испытывала от этого большую горечь! А в это время все радовались вокруг меня, ибо ребенок был крепок и хорошо сложен. Я тут же решила назвать его Пьером-Астралабом. Разве не упал он в мою жизнь как дар неба?

Когда его положили, запеленав, возле меня на подушку, я ощутила великое уважение к этому новому и столь чистому существу. Мой сын! Я коснулась пальцем его головы, нежной как мордочка ягненка, и меня охватила грустная нежность. Какую судьбу познает это дитя без отца, незаконнорожденный, который позднее будет вправе упрекнуть меня за свое рождение?

В тот момент, Пьер, я страстно желала твоего присутствия у моего изголовья. Я не издала ни звука в мгновения самой страшной боли, но теперь, когда я должна была бы думать лишь о радости, я расплакалась. Такова уж моя натура. Я не страшусь превратностей судьбы, которым могу противостоять в борьбе, лицом к лицу. Но неясные страхи сбивают меня с толку и оставляют беззащитной. Так что первое свое крещение мой сын получил в моих слезах.

На следующий день, перед священником в церкви Палле, Дениза стала крестной своего племянника. Святая вода омыла хрупкую головку моего ребенка в мое отсутствие.

Когда я думаю теперь, сын мой, о своей жизни, я вижу, что не смогла любить тебя как должно. Как ты был вправе ожидать. Видишь ли, в то начало Святой недели, когда ты родился, мне было восемнадцать лет, сердце мое разрывалось, и никакой склонности к материнству не было. Ничто в моем прошлом не приготовило меня к этой роли: ни мое воспитание — я была эрудиткой, обращенной лишь к ученым занятиям, и никогда не интересовалась детьми, ни моя любовь — я была влюбленной женщиной, без ума от обожаемого мужчины, и предала себя ему целиком, не оставив ни малейшей частицы своего существа или своей души. Тот, кого я любила, занимал меня полностью.

Во время прошедшей зимы я, конечно, наблюдала проявления материнской любви. Дениза была матерью настолько, насколько это возможно. Рядом с ней мне казалось, что и во мне пробуждается та мягчайшая нежность, которая мгновениями озаряла ее. Но это значило забывать о верховенстве моей страсти.

Не хочу сказать, что я вовсе не любила тебя: это было бы чудовищно. Но, ища в тебе отражение и повторение твоего отца, я любила тебя плохо и недостаточно.

Простил ли ты мне? Ты, чья жизнь посвящена Богу, смог ли ты отпустить своей матери грех недостатка заботы, от которого, несомненно, страдала твоя юность?

16 мая 1164

Прежде чем колокол призвал ко всенощной, остававшиеся с повечерия в молельне монахини уже прочитали семь покаянных псалмов. С возросшим рвением запели они литургические песнопения ночной службы. Почтение к матери аббатисе удваивало их пыл. Их вдохновенные голоса разлетались в майской ночи за пределы стен освященного здания и ограды Параклета, принося святую гармонию лугам, лесам и возделанным полям, где начинала всходить пшеница, а также внимательному слуху тех, кто не спал.