Премьера без репетиций - [48]

– Цепкой, цепкой давай… – распорядился Петр Николаевич, помахивая пистолетом, – во все закутки смотри. В нашей форме он… Живым брать…

Одышка мешала произносить длинные фразы.

Показались первые хаты. И вдруг все заметили прихрамывающую фигуру, которая метнулась за один из домов. Рябов выстрелил, стараясь попасть по ногам.

– Давай! – Рябов кинулся к дому.

Оттуда полоснула короткая очередь из автомата. Пули прошли совсем близко. «Во, подлец! – успел подумать Рябов. – В бога душу его мать. Чуток бы пониже взял и…»

– Подтягивайся, – скомандовал Петр Николаевич, – сейчас брать будем!

Он, рывком добежав до дома, прижался к стене. Цепляясь шинелью за паклю, торчащую из пазов, дошел до угла и, чуть согнувшись, выглянул.

Прихрамывающая фигура быстро приближалась к костелу. Рябов снова выстрелил. Мимо.

Рядом, припав, на колено, боец устанавливал прицел.

– Давай, бей. Только по ногам!

Скуластый красноармеец молча кивнул и стал прицеливаться. «Ну же, ну», – про себя торопил его Рябов. Парень мягко нажал курок. Грохнул выстрел, и с головы хромого слетела фуражка. Петр Николаевич даже испугался.

– Вот закончим операцию, я тебе покажу, откуда ноги растут. На всю жизнь у меня запомнишь, – прошепелявил он разбитыми губами растерявшемуся бойцу.

– Виноват, – пробормотал тот, – исправлюсь.

Хромой добежал до костела и скрылся за массивной дверью.

«Попался! – подумал Рябов. – Даже если отсюда выскочит, второго кольца секретов не миновать. Попался, голубчик!»

Дверь оказалась тяжелой и скрипучей. «Петли не могут смазать, служители культа», – зло подумал Петр Николаевич. Крадучись, он вошел в костел, держа пистолет на изготовку. За ним, чуть пригнувшись, протиснулся скуластый красноармеец.

Высокие узкие окна, казалось, не пропускают, а наоборот, задерживают серый свет. Полустертые во мраке линии нескольких рядов скамей, широкий проход между ними и в глубине – слабое ровное свечение тяжелым, золотым цветом алтаря. Все это да ряды аляповатых фигурок святых вдоль стен в другой обстановке навели бы на грустные размышления о бренности сует земных. Но у Рябова была одна мысль: «Где прячется враг?» И Рябов решился. Он оттолкнулся от стены, сделал несколько шагов и сразу же бросился на каменный пол. Как и рассчитывал, тотчас поверху прогремела очередь. Сзади застонал боец. Петр Николаевич быстро привстал, низко сгибаясь, чтобы не было его видно за высокими спинками скамей, выволок раненого за дверь. Оказавшись на воздухе, опустил бойца на руки подбежавшим и вытер холодный пот.

– Гнездо там, у стены, в амвоне, что ли, – прошептал он едва слышно Коломийцу, что стоял рядом, – не подберешься. Крепко засел, гадина.

– Может, гранатой? – предложил кто-то.

Парень был прав. Гранатой, только гранатой можно выкурить эту нечистую силу из костела. Гранатой и решительными действиями. Так бы Рябов и поступил лет двадцать назад.

Но сейчас он был человек опытный и уже побитый. Он помнил, что везде действовал всеобщий закон – сорвавшаяся инициатива сильно наказуема, а выжидание – неподсудно. Рябов вспомнил одно из последних совещаний, где обстоятельно говорили об отношении к религиозным чувствам местного населения. Вспомнил и инструкцию, которую совсем недавно им прислали…

– Это же костел! – наставительно отрезал Рябов. – Плохо у вас, как я погляжу, поставлена разъяснительная работа. В общем, так, слушай, Коломиец…

Петр Николаевич расставил своих людей, чтобы тот, хромой, выбраться не смог. А сам отправился к ксендзу. Сначала он хотел послать этого служителя культа как парламентера. Потом испугался. Вдруг немец полоснет из автомата? Доказывай потом, что не ты попика шлепнул, если слухи пойдут. Решил просто притащить в костел – пусть дверь запрет и как представитель духовенства местного постоит. Вот вам и политическая символика. Там, глядишь, и Астахов подоспеет. Все легче.

Рябов уже решил отказаться от лавров победителя. Лавры тоже могут колоться. А последнее всегда удобнее предоставлять начальству. Особенно молодому.

Дверь в дом открыла румяная, пышная и томная хозяйка лет тридцати. Зябко кутаясь в накинутый, на плечи яркий платок, она проводила его в комнату. Шагая за ней, Рябов уловил уютный запах трав. «Ромашкой волосы моет. Знает толк! Попик-то, видно, не дурак в этом деле…»

Ксендз, высокий мужчина, с редкими волосами, был уже одет и сидел за круглым столом, покрытым аккуратной скатертью в синий цветочек. Он посмотрел на Рябова, встал, кивком приветствуя его, а потом быстро и властно взглянул на женщину. Та безропотно вышла.

– Слушаю пана пулковника. – Ксендз жестом предложил гостю сесть.

– Я не полковник, – строго поправил Рябов, а сам никак не мог придумать, как обращаться к ксендзу. Святой отец не для работника НКВД. Гражданин? Уж слишком по-граждански. Решил никак не обращаться. Местоимения хватит.

– Но пан есть высокий военный чин, а это для меня – пулковник. – Ксендз говорил почтительно, а сам так и сверлил маленькими глазенками. – Слушаю, пан пулковник!

– Прошу ключи от костела.

– А зачем пану ключи от храма?

Этот вопрос Рябова удивил. Он уже привык, что им лишних вопросов не задают, а делают то, что необходимо.