Прелестная узница - [28]

— Элла, нам нужно поговорить, — сдержанно начал Харриган.

— Вот как? Я не знаю, что мы еще можем сказать друг другу, мистер Махони.

Он коротко и сухо рассмеялся:

— Ну вот, теперь я просто уверен, что поговорить необходимо. С самого утра от вас исходит такой холод, что я удивляюсь, как это еще снега нет. — Он взял ее за руку и не выпустил, когда она попыталась освободиться. — Извините меня, Элла.

— Позвольте узнать, за что? — Она оставила попытки выдернуть руку и теперь изо всех сил сопротивлялась желанию поскорее простить его. Одним простым извинением ему не отделаться.

— Элла, не притворяйтесь. Застенчивая глупость, делающая большинство женщин такими привлекательными, в вас откровенно раздражает.

Элла растерянно заморгала, удивляясь, отчего ей так приятны его слова, которые никак нельзя было счесть за комплимент.

— Вы дьявольски медоточивы.

— Элла, поверьте, я горько сожалею; сам не знаю, как мог такое сказать.

— Вы сказали то, что думали.

Она говорила сердито, но Харриган обрадовался тому, что Элла снова начала злиться. С ее гневом ему было гораздо легче справиться, чем с холодным молчанием, к которому ом просто не знал, как подступиться. Вполне вероятно, что Элла не из тех, кто легко прощает, но попытаться получить отпущение грехов стоило в любом случае. Пока она отказывается с ним разговаривать, ему рассчитывать не на что. Харриган молился о том, чтобы ему удалось убедить ее в своей искренности.

— Я так не думаю! Это было какое-то дурное наваждение. Вы имели полное право сказать мне «нет», а я не сумел принять это с достоинством. — Он вздохнул: — Предательство Элеоноры, коварство других женщин привели к тому, что я перестал вообще кому-либо доверять.

— Господи, опять вы за свое! Сколько же можно винить все человечество за проступки двух-трех мерзавцев!

Харриган недовольно поморщился, но согласно кивнул:

— Знаю, что это несправедливо, ведь я был знаком со многими очень хорошими женщинами. Но предательство больно ранит и буквально переворачивает твои взгляды на людей.

— Я вас не предавала.

— Согласен. Вы заехали мне ногой в лицо, били по голове, постоянно пытались сбежать, но не предавали. Чего не было, того не было.

— Вы же думаете, что я лгунья. — По выражению лица Харригана она поняла, что, несмотря на принесенные извинения, он все еще не был готов поверить ее рассказу о Гарольде.

— Я думаю, вы искренне верите в то, что говорите.

— Замечательно сказано, — усмехнулась Элла. Харриган решил пропустить мимо ушей ее замечание.

Он чувствовал, как напряжение постепенно отпускает Эллу. Это вселяло надежду. Его извинение хотя и не отличалось красноречием, было, как ему показалось, принято. Но вид у нее по-прежнему был настороженный, и Харриган терялся в догадках, как вернуть девушке прежнее расположение духа.

— Элла, мы не можем прийти к согласию в отношении Гарольда и правдивости ваших слов о нем. Я хочу вам верить. Черт возьми, я не имею никакого желания отдавать вас в руки душегуба. Но у вас нет доказательств, а без них вам трудно поверить. Если уж быть честным до конца, то мне просто очень нужны деньги, и Гарольд заплатит мне кругленькую сумму за все тяготы нашего путешествия. Из-за моей глупости наша семья лишилась всех средств к существованию. Мы потеряли чертовски выгодное дело! А теперь близкие мне люди вынуждены идти в услужение к богачам, чтобы не умереть с голоду. Единственное, что может вернуть все на круги своя, — это деньги. Но я обещаю вам, что разберусь, где правда, а где ложь, как только мы окажемся в Филадельфии.

Эллу и удивляла, и огорчала искренность Харригана. По сути, она поставила его перед выбором: либо поверить ей на слово и отказаться от денег, которые вытащат его семью из нищеты, либо выполнить поручение Гарольда. Теперь у Эллы не было сомнений в его выборе. Харриган чувствует себя виноватым в несчастье семьи не откажется от денег, если только у него не будет неопровержимых доказательств, что жизни Эллы угрожает смертельная опасность. Так что он был прав, когда сказал, что ответы на вес вопросы можно найти только в Филадельфии. Элле оставалось лишь молиться о том, чтобы Господь вовремя направил его к истине: тогда Харриган сможет ей помочь.

— Надеюсь, что буду еще жива к тому моменту, когда вы отыщете доказательства, — едва слышно проговорила девушка.

По лицу Харригана прошла тень беспокойства.

— Давайте пока на этом остановимся.

— Вы хотите, чтобы я больше не уверяла вас в своей искренности?

— Да, — поморщившись, признал Харриган. — Я не собираюсь сейчас менять свою точку зрения. Так что наши бесконечные споры ни к чему не приведут.

— Надеюсь, вы не собираетесь брать с меня слово не убегать?

— Нет, но мы должны прекратить пикироваться по поводу того, кто из нас говорит правду. Не думаю, что мне по силам убедить вас в своей решимости вернуть моей семье прежнее положение в обществе, которое она утратила из-за моего безумного увлечения Элеонорой Темплтон.

— Возможно, она сравнима с моей решимостью держаться как можно дальше от Филадельфии и Гарольда. — Увидев, что Харриган собирается возразить, Элла предупреждающе подняла руку: — Конечно, неприятно, когда тебя считают лгуньей или, что еще хуже, ненормальной, ну да ладно, бесполезно об этом говорить. Вы правы, что бы я ни сказала, вы все равно будете упорно стоять на своем, потому что вам нужны доказательства, которых у меня нет. Я воздаю должное вашему стремлению помочь своей семье. Я согласна больше не говорить о том, что сделает или чего не сделает Гарольд. Я не отказываюсь от своих слов, но буду молчать, а вы можете верить во что угодно. Харриган так возликовал, добившись столь желанного ему согласия, что не обратил внимания на тон, которым оно было дано. Он прижался губами к сжатой в кулачок руке Эллы и внутренне улыбнулся, почувствовав, как задрожала ее рука. Теперь он был уверен, что его жестокие слова не убили ее страсти к нему.