Прелат - [37]

По крайней мере, в помощнике прелат был абсолютно уверен: не предаст!

Мысли путались, неожиданно Рене вспомнил слова профессора о том, что настоятелю Арману понадобился некий браслет, удерживающий в живом теле душу уже умершего человека. Страшная догадка пришла сама собой: Элеонору хотели использовать! Но успели или нет? – Рене не знал.

С Элеонорой прелат общался мало – просто для этого не хватило времени. Но за те мгновения, когда им довелось поговорить, поведение графини не вызвало у него ни малейшего подозрения, да и он не знал: достаточно ли одного браслета, дабы монахи совершили задуманное или нет?

Рене припомнил на руке Элеоноры браслет… Сон навалился неожиданно, и он провалился в бездну.

* * *

Рене приснился тот самый мужчина, с которым он плыл в гондоле по странной неестественной реке.

– Ты готов помочь своей матери? – спросил таинственный незнакомец.

– Нет! – уверенно ответил прелат.

– Что ж, ты сделал свой выбор и мне очень жаль, что неверный…

Рене проснулся в холодном поту. Во рту пересохло, язык прилип к нёбу, он встал с кровати, чтобы налить вина. Жиль мирно спал на небольшой кушетке.

Едва ли Рене успел наполнить чашу вином, как дверь приоткрылась… У него тут же сработал инстинкт самосохранения и, отбросив чашу, он упал на пол, в тот же самый момент над его головой просвистел болт, выпущенный из арбалета – стреляли наверняка.

Рене вскочил на ноги – на перезарядку арбалета требовалось время, которого бы вполне хватило, дабы обезоружить убийцу – и резко распахнул дверь, но, увы, некто, желавший ему смерти, успел скрыться.

Прелат поднял чашу, вновь наполнил вином и осушил залпом: кто в этом замке хочет его смерти? – маркиз де Турней? – графиня де Олорон? Рене ничего не понимал: хозяин Ла Монси-Турней был настолько богатым человеком, что не стал бы подсылать убийцу из-за тысячи золотых, которыми, возможно, передумал наградить спасителя невесты – подобное и подумать смешно; графиня и вовсе была обязана ему жизнью…

Рене не смог заснуть до утра, держа оружие наготове. Он разбудил Жиля, – механические часы на замковой башне-донжон пробили восемь утра, – переполненный уверенностью, что чем скорее он навестит Анри Денгона, тем – лучше.

Прелат оделся, вышел из комнаты и, минуя галерею, направился к стражникам, дабы узнать: где может находиться мажордом? Мажордом, мужчина преклонных лет, благородной осанки и внешности – его предки служили роду де Турней вот уже на протяжении трёхсот лет, чем он весьма гордился – встретил раннего гостя благосклонно.

Рене тотчас изложил суть дела, что намеревается покинуть замок по неотложным делам, а дабы не быть не вежливым и непочтительным по отношению к гостеприимному хозяину, хотел передать ему слова искренней благодарности…

Мажордом, как человек многоопытный и проницательный, сразу же понял: прелат желает получить вознаграждение и откланяться, и тому не возражал, получив накануне конкретное указание от маркиза: выдать прелату из замковой сокровищницы тысячу золотых или украшение соразмерное по стоимости.

Рене задумался, что же лучше: мешок денег? – причём весьма увесистый, в дороге он может вызвать определённые неудобства, ибо его придётся помещать в седельную сумку и при каждой остановке брать с собой; или украшение? – что гораздо легче во всех отношениях.

Таким образом, он остановился на украшении. Мажордом проводил гостя в сокровищницу, где тот выбрал массивную золотую цепь, украшенную крупным тёмно-синим сапфиром. Надев её, Рене приобрёл настолько солидный вид, что мажордом не удержался, высказав ему комплемент по поводу удачного выбора.

Глава 12

Рене и его помощник покинули Ла Монси-Турней и направились в Орлеан. Достигнув палаты Священной инквизиционной коллегии, они спешились; прелат извлёк буллу из потайного кармана пояса и предъявил её стражникам. Его уверенный солидный вид вызвал нескрываемое уважение и интерес у городских сбиров[55], охраняющих Коллегию, – прибывшие без лишних вопросов вошли внутрь здания и поднялись на второй этаж, где располагался личный кабинет Денгона.

Поднимаясь по лестнице, Рене заметил некоего монаха, его капюшон был надвинут на глаза, но, несмотря на это обстоятельство тот показался знакомым. Прелат не стал заострять внимания на этой мимолётной встрече, и задумываться: кого же он видел в действительности? – дела требовали, дабы он как можно скорее встретился с Главным инквизитором Франции.

Перед кабинетом Денгона стражей не было, они стояла на лестнице, с которой прекрасно просматривался весь этаж; Рене отворил дверь…

Ослепительное солнце буквально разливалось по помещению, слепя глаза.

– Ваше Святейшество! – обратился Рене, но ответа не последовало.

Тогда он проследовал в глубь кабинета, прямо к огромному рабочему столу, за которым по обыкновению изучал дела и прошения Денгон; Жиль остался около двери.

Перед прелатом предстала ужасающая картина: Главный инквизитор лежал на полу, из его сердца торчала рукоятка кинжала, алая кровь сочилась из раны, обагряя мозаичный пол. Страшная догадка осенила его: «Монах! Это…Это был настоятель Арман! Он – убийца!»

За дверью послышались шаги. Рене бросился к массивному креслу, и с помощью Жиля притворил им дверь.