Прекрасные господа из Буа-Доре - [164]

И он рассказал ей всю историю с цыганкой. Лориана внимательно его выслушала.

— Теперь, — сказала она, — я все понимаю. Знаете, Марио, почему я так разволновалась, увидев вас вчера, и почему набралась храбрости и обратилась к вам, хотя и не была уверена, что вас узнала? Знаете, почему я сначала заколебалась, решив, Что мое воображение обмануло меня? Восемь дней назад я получила анонимное письмо, полное угроз и проклятий, в котором мне писали, что вы погибли в битве в Сузском ущелье. Это известие потрясло меня. Я оплакивала вас, Марио, как оплакивают брата. Я сразу же написала вашему отцу и отправила письмо с почтой. Однако, поразмыслив, я почувствовала сомнения: уж очень подозрительно было письмо. Когда я вас встретила, я как раз направлялась в город, чтобы по возможности выяснить, кто из дворян погиб в сражении. Я решила, что, если среди убитых окажется и ваше имя, поеду к вашему отцу и постараюсь поддержать его и останусь ухаживать за ним в этом смертельном испытании. Это был мой долг, не правда ли? Ведь он когда-то был так добр со мной.

Марио смотрел на Лориану и не мог оторвать взор от ее взволнованного лица, от глаз, зажженных страданием, от следов только что пролитых слез.

— Ах, Лориана, — воскликнул он, целуя ей руку, — неужели я вам еще хоть немного дорог?

— Вы — мой друг, и я уважаю вас. Я знаю, что вы не захотели сражаться с протестантами.

— Да, никогда не хотел. Но я никогда и не говорил о главной причине! Теперь я могу ее открыть: я боялся, как бы мне не пришлось стрелять в вашего отца и в ваших друзей. Лориана, я нежно любил вас, почему же ваши письма моему отцу были такими холодными?

— Теперь я тоже могу открыть вам мое сердце, дорогой Марио. Четыре года назад, когда мы виделись последний раз в Бурже, моему отцу пришла в голову странная идея обручить нас. Ваш отец, как ему и следовало, посчитал его предложение недостаточно обдуманным. Легкомыслие моего бедного отца поставило меня в унизительное положение, поэтому я и писала вам несколько раз о планах устройства моей личной жизни, на самом же деле я об этом и не помышляла.

В то же время я на словах была холодна с вами, мой дорогой Марио, и, возможно, меня задевало, что вы предполагали во мне претензии на брак.

Сегодня же мы можем улыбнуться, забыв прошлые несчастья, и будьте ко мне справедливы, поверьте, я не думаю ни о каком браке. Мне двадцать три года, мое время прошло. Наша партия разбита, мое состояние будет конфисковано по малейшему капризу принца Конде. Мой бедный отец умер, и превратности войны отняли у него все богатства, нажитые в морских походах.

Я теперь уже не молода, не красива, не богата. Но одно радует меня: я теперь могу жить недалеко от вас, и никто не заподозрит, что я рассчитываю на что-нибудь другое, кроме дружбы.

В смущении дрожащий Марио слушал Лориану.

— Лориана, — горячо взмолился он, — не я, а вы пренебрегаете моим именем, возрастом и чувствами, предлагая возобновить спокойные дружеские отношения. Я должен сказать, что сделать это уже поздно. Я всегда любил вас возвышенной любовью, разлука и новая встреча лишь укрепили мое чувство, оно осталось таким же благородным.

На мою долю тоже выпало много страданий, Лориана. Но никогда я не отчаивался. Безысходность почти убивала меня, но я противился этому. В такие минуты Бог приходил мне на помощь, посылал вести, укреплявшие мою веру в вас и надежду на его милосердие. Это было подобно глотку свежей воды.

«Она знает, не может не знать, что я умру без ее любви, — убеждал я себя, — она полюбит меня, она никогда не полюбит никого другого, у нее такая добрая душа! Пусть я еще слишком молод, но я скоро смогу стать достойным ее. Для этого я буду много трудиться, сохраню живую душу, стану смелым, буду заботиться о счастии тех, кто меня любит. А еще я буду хорошим воином, если начнется новая славная война».

Ведь вы согласны со мной, Лориана, ведь сердце ваше осталось прежним и в нем нет любви к испанцам?

— Конечно, нет, — ответила она. — Меня мало интересуют эти события, и я осталась здесь ждать их завершения только потому, что господин де Роган решился на этот безумный, унизительный, продиктованный отчаянием союз.

— Теперь вы сами убедились, Лориана, что больше ничего нас не разделяет. Наверное, я не стал еще вполне благоразумным человеком и не знаю, каким стану, но теперь я знаю о себе не так уж мало. Например, я могу сражаться так же решительно, как мои товарищи по армии. А многим из них было двадцать пять, тридцать лет.

В своем чувстве я уверен, Лориана, и сохраню его на всю жизнь. В этом нет моей заслуги. Я, наверное, родился верным, несмотря на мой юный возраст, ни одна женщина не стала для меня такой же прекрасной и привлекательной, как вы. Мое сердце принадлежит вам с самого первого дня нашего знакомства. Видеть вас стало для меня потребностью, не было ни одного дня в Брианте, когда я не думал о вас, пренебрегая играми и развлечениями.

Часто ради вас я оставлял книга и занятия. То, о чем я думал и говорил вам восемь лет назад в известном вам лабиринте, я готов повторить сегодня.

Без вас я не буду счастлив, Лориана! Чтобы быть счастливым, мне нужно видеть вас каждый день. Я знаю, что не имею права просить вас: «Сделайте меня счастливым!» Вы свободны! Но, быть может, ваша жизнь со мной станет более радостной, чем прежнее существование с бедным вашим отцом или нынешняя одинокая, полная гонений и опасностей жизнь.