Прекрасное в жизни и в искусстве - [4]

Закономерности прекрасного и объективно существующие прекрасные явления могут более или менее истинно или ложно отражаться в субъективном сознании людей, получать то или иное субъективное преломление в искусстве, в эстетических взглядах и категориях. Но они независимы от этого отражения, хотя и зависимы от существования общества. Можно поэтому сказать, что объективность прекрасного есть явление общественного порядка.

Разъясним это положение подробнее.

Красота любого явления, не только искусства или общественной жизни, но и природы, всегда является красотой «одухотворенной». Об этом красноречиво свидетельствует прежде всего искусство.

В стихотворении М.Ю.Лермонтова «Когда волнуется желтеющая нива» нарисован чудесный летний пейзаж:

Когда волнуется желтеющая нива,

И свежий лес шумит при звуке ветерка,

И прячется в саду малиновая слива

Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,

Румяным вечером иль утра в час златой

Из-под куста мне ландыш серебристый

Приветливо качает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу

И, погружая мысль в какой-то смутный сон,

Лепечет мне таинственную сагу

Про мирный край, откуда мчится он;

Тогда смиряется в душе моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе,

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу бога!..

Красоту картины летней природы М.Ю.Лермонтов рисует как красоту объективную, находящуюся вне сознания воспринимающего ее субъекта и воздействующую на его сознание («смягчается в душе моей тревога», «расходятся морщины на челе»).

Сторонники объективно-идеалистической эстетики могли бы, пожалуй, истолковать это стихотворение М.Ю.Лермонтова как пример того, что вся чувственная, земная красота выступает как откровение объективно-духовного начала («И в небесах я вижу бога!»). Сторонники субъективно-идеалистической эстетики могли бы для иллюстрации своих домыслов о субъективности прекрасного привести другие стихотворения, например превосходные поэтические «марины» А.К.Толстого, в которых состояние моря всегда выступает как созвучное душе человека:

Oт грома и плеска проснулась душа,

Сродни ей шумящее море!

Или:

Душа безмятежна, душа глубока,

Сродни ей спокойное море.

И в том, и в другом случае усилия идеалистов были бы праздными.

Красота явлений природы (в данном случае малиновой сливы, прячущейся «под тенью сладостной зеленого листка», серебристого ландыша, который «приветливо качает головой», студеного ключа, лепечущего «таинственную сагу») присуща этим явлениям, а не нашим представлениям о них. Но эта красота не есть ни божественное, ни естественное свойство, а есть их эстетическое свойство, существующее лишь для общественного человека и возникающее лишь благодаря общественной практике.

Естественные свойства сливы, ландыша или родника сами по себе еще не прекрасное. Но человек не безразличен к этим естественным свойствам. В его практике они приобретают для него жизненную ценность, общественную значимость. В силу этого они становятся для него предметом не только потребительского, но и эстетического наслаждения, доставляют радость в созерцании. Тем самым создается предпосылка и для «очеловеченного» отражения их в искусстве (ручей, лепечущий сагу, и т.п.).

Практически овладевая природой, человек не только отражает в своем сознании ее свойства и закономерности, но и запечатлевает, «отражает» (как практически, так затем и в воображении) в природе свою жизнедеятельность, свою человеческую сущность. Поэтому и естественные свойства природы могут превращаться для него в свойства человеческие по своему смыслу, содержанию и значимости. Естественные же состояния природы (например, ее «мирное», «счастливое», «спокойное» цветение, столь поэтически описанное в приведенном стихотворении М.Лермонтова) могут выступать в качестве «опредмеченных» состояний, черт жизнедеятельности людей.

В чем же в таком случае объективность прекрасного? — могут спросить сторонники естественной, природной красоты. В том, что красота явлений действительности возникает в человеческой практике независимо от субъективного произвола людей и может быть присуща этим явлениям не только тогда, когда ее кто-либо воспринимает, но даже и тогда, когда ее никто не воспринимает, а также присуща им независимо от того, кто и как ее воспринимает. Прекрасное в явлениях действительности существует объективно, а не создается в акте восприятия и оценки некоего не имеющего красоты объекта, как учит субъективно-идеалистическая эстетика.

«О вкусах не спорят», «На вкус и цвет товарищей нет» — эти и другие подобные поговорки говорят об индивидуальной изменчивости и прихотливости субъективных представлений о прекрасном. Известно, что в зрелом возрасте люди нередко с иронией относятся к увлечениям юности, в том числе к своим собственным юношеским представлениям о красоте, а юности часто бывает непонятно то, в чем видит красоту умудренная опытом старость. Степь может казаться однообразной и скучной жителям гор или лесной полосы, в то время как в действительности она полна чарующей красоты (вспомним, как раскрыта эта красота в повести «Степь» А.П.Чехова). В старинных костюмах нам сейчас многое кажется смешным; людям же прошлых эпох они казались красивыми. Люди, принадлежащие к разным классам или имеющие различные нравственные и политические понятия, разойдутся в оценке одного и того же общественного явления. Все это — примеры различного индивидуального отношения к прекрасному, субъективного восприятия и осознания его.