Прекрасное безумие - [46]

— Это все в крови Бойда, — говорит Шарон, бросая на меня жалостливый взгляд. — Компрометация женщины — это их семейное наследие.

Я смотрю на нее, потом на Джоша. Оба использовали одно и то же слово.

Компрометация? Как у репутации?

Я понятия не имею, но не имею возможности спросить.

— Эй, Шарон. Принеси сюда свою сладкую задницу или повесь знак самообслуживания, — кричит ей парень из бара. — Некоторые из нас жаждут.

— Попридержи лошадей, Трент. Я иду. — Она закатывает глаза и наклоняется ко мне, пока я не улавливаю слабый аромат ее духов. — Совет, дорогая. Не позволяй этому попасть в твои трусики, пока он не заработал их. Бог знает, что у него уже достаточно большая коллекция, и ты выглядишь как милая девушка. Ты не захочешь разбить свое сердце, если не можешь разбить его взамен.

— Уходи, Шарон. Никому сегодня не нужен твой совет, — бормочет Келлан.

Шарон смеется и исчезает в толпе.

О чем все это было?

Я хочу спросить его, кто такая Шарон, когда Келлан хватает еще одну бутылку пива и придвигает ее ко мне.

— Игнорируй ее.

— Я не думаю, что это хорошая идея. — Я качаю головой, не уверенная, имею ли я в виду, что это плохая идея игнорировать советы Шарон или выпить с Келланом еще один напиток.

На самом деле, я думаю, что оба они занимают довольно высокое место в моем списке «вещей-не делать-в-Монтане».

— Как пожелаешь. — Он допивает свой напиток.

Я сканирую его лицо, когда он подстраивается под разговор Джоша и Мэнди. Он злится, что я отказалась от него? Это на него не похоже. Но, в то же время, я ничего не знаю об этом человеке, кроме нескольких лакомых кусочков информации, о том, что он близок к своей семье и собирает трусики — грязный вид.

Мне нравится семейная часть. Это делает его хорошим парнем. Часть с трусиками? Не так уж.

— Ты в порядке? Ты покраснела, — говорит Келлан, подлинная озабоченность просматривается в его чертах.

— Я в порядке. Я просто…

Ревную?

Может быть, немного, что я бы никогда не призналась ему.

Я махаю рукой, как будто на самом деле это не важно.

Кэллан смотрит на меня несколько мгновений. И потом, к моему удивлению, он склоняется ближе, хотя нет ничего сексуального в том, как его пальцы гладят мою руку.

— Как твоя лодыжка? Все еще болит?

Глядя на свою руку, я качаю головой в ответ.

— Все хорошо. Благодаря тебе.

— Хорошо. — Келлан переплетает свои пальцы с моими и поднимает меня на ноги. — Поднимайся.

— Куда мы идем? — Я спрашиваю, но не сопротивляюсь.

Он отвечает только после того, как мы вышли в дверь.

— Я еще не показал тебе.

Глава 18

Осмотр достопримечательностей после заката — еще одна плохая идея, которая только что добавилась в мой список плохих идей в Монтане.

Теплый ветер шепчет вокруг нас, когда Келлан заставляет меня выйти из бара на темную улицу. Группа подростков протиснулась мимо нас, толкая меня к нему так сильно, что я чуть упала. Его рука обнимает мою талию, удерживая меня до тех пор, пока я не восстановлю равновесие.

— Эй, ребята, смотреть надо куда идете, — кричит он вслед подросткам, в его голосе больше гнева, чем нужно.

— Все в порядке. — Я прикасаюсь к его руке.

Келлан качает головой. Я чувствую волны гнева, исходящие от него. Вдруг он кажется за миллион миль отсюда.

— Эй. — Я снова прикасаюсь к его руке, на этот раз, чтобы привлечь его внимание. — Они просто дети, весело проводящие время.

Его внимание возвращается ко мне, и на секунду я думаю, что вижу что-то в его глазах.

Ярость, которая не похоть.

Искра, которая не нужна.

Он защитник.

Мое тело все еще прижато к нему. Его рука все еще обернута вокруг моей талии.

Я использую близость и поднимаюсь на пальцах ног, чтобы поцеловать угол рта, хотя только успеваю дотянуться до подбородка.

— Что это было? — Келлан спрашивает, его тон просто немного более хриплый, чем должен быть.

Я пожимаю плечами и расслабляюсь.

— Ты не такой уж плохой парень.

— От тебя я приму это в качестве комплимента. — Его губы поддергиваются, напряженность между нами исчезает.

— Я не говорила, что ты хороший парень.

Его рука все еще вокруг моей талии.

— Я почти ничего о тебе не знаю.

Это заявление меня удивляет. Мои глаза поднимаются, чтобы встретить его, и я вздрагиваю от того, что вижу в них.

На мгновение, как будто я смотрю на другого человека… на человека, который действительно заинтересован во мне, а не в разрушении каких-либо слоев моих запретов.

Или, может быть, это уловка.

В любом случае, мне нравится внезапная вежливость в нем.

— Я — единственный ребенок. Оба моих родителя — композиторы.

— Ах, вот почему ты ненавидишь музыку.

— Нет. — Я хмурюсь от его заявления. — Возможно. Я не уверена. — Я пожимаю плечами. — Не важно. Они хотели, чтобы я пошла по их стопам, но меня это не интересовало. За всю свою жизнь я просто не могла понять виолончель. Конечно, ты можешь себе представить, как они разочарованы, что я не унаследовала их таланты. Я не была вундеркиндом. Они были так увлечены и настойчивы, что не сразу поняли, что их планы получить женский вариант Бетховена или Моцарта были не чем иным, как мечтой.

— Так что же ты сделала?

Я пожимаю плечами.

— Я съехала от них, пошла в колледж учиться на журналистику, а теперь пишу статьи.