Прекрасная художница - [12]

Френсис ввела гостей в холл, а затем проводила до мастерской. Оставив их там, она пошла переодеться.

Вернулась она минут через пять, не больше. Лавиния смотрела в окно, а герцог ходил по мастерской, сжав руки за спиной, и рассматривал картины на стене.

– Вот эти мне нравятся, – сказал он. – Они намного лучше смешного портрета леди Уиллоуби.

– Благодарю вас. Я писала их для собственного удовольствия.

– Но зачем вы их прячете, пусть бы и другие получили удовольствие.

– Я не прячу, – ответила Френсис, думая о его собственных портретах, написанных семнадцать лет назад. Хорошо, что она поставила их лицом к стене. Ему лучше не знать, что она их сохранила. – Все, кто приходит сюда, видят эти картины.

– Но вы их не выставляли?

– Нет, они не модные.

– Согласен. Слишком много реализма, слишком смелые мазки, но, по моему скромному мнению, картины выполнены прекрасно. Я уверен, нашлась бы просвещенная публика, которая оценила бы их по достоинству.

Френсис засмеялась.

– Думаете, кто-то пожелал бы повесить у себя в гостиной изображение затравленной лисицы?

– Ну, может, и нет. Но скажите, зачем вы это изобразили?

– Меня потрясла жестокость. Лавиния отвернулась от окна.

– Значит, вы тоже так думаете, миледи? Я ненавижу охоту. Папа уговорил меня поехать с ним прошлой осенью, скакать на лошади мне понравилось, но когда собаки затравили лису, это был кошмар. Охотники срезали с нее клок шерсти и провели ею мне по лицу. Мне никогда не было так плохо. Больше ни за что не поеду. – Это была самая длинная речь Лавинии.

– Я же тебе говорил, – улыбнулся герцог, – это было, так сказать, крещение кровью. Больше такое не повторится.

– Как будто лисицам от этого станет легче, – парировала Лавиния. – Это просто нужно запретить. Я вот что тебе скажу: когда выйду замуж, я не позволю своему мужу охотиться.

Отец ухмыльнулся.

– Уж не думаешь ли ты, что сможешь приказывать своему мужу? Да, Винни, тебе многому еще предстоит поучиться.

– Я потребую, чтобы это записали в брачном контракте, иначе свадьбе не бывать.

Герцог громко расхохотался, а Френсис, заметив, что девушка покраснела от гнева, решила вмешаться.

– Я вижу, леди Лавиния, вы очень любите животных.

– Люблю. У меня в Лоскоу-Корт есть целый зверинец, только я не могла привезти их с собой. За ними ухаживает пока ученик конюха Том.

– А вы пробовали их рисовать?

– Нет. И зачем? В зверинце их можно увидеть и потрогать.

– Интересный вопрос.

– Какой?

– Зачем изображать что-то на бумаге или на холсте. Или, к примеру, в гипсе, в бронзе. Может, поговорим об этом? А я тем временем буду делать предварительные наброски к вашему портрету.

– Я бы лучше побыла на свежем воздухе.

– Тогда пойдемте в сад. – Френсис взяла пару альбомов и несколько угольных карандашей, затем повернулась к Маркусу. – Вы, милорд, вполне можете оставить леди Лавинию на мое попечение. Я уверена, вас ждут в другом месте.

Френсис фактически выпроваживала его, стараясь делать это не слишком грубо.

Маркус с улыбкой поднялся на ноги.

– Я вернусь за ней через час.

Втроем они вышли в холл, он взял свою шляпу, наказал дочери вести себя как следует и удалился.

– Ну зачем он это говорит?! – с обидой произнесла Лавиния. – Я же не ребенок! Кто-то может подумать, что я собираюсь перевернуть здесь все вверх дном.

– Ох, надеюсь, не собираетесь! – со смехом сказала Френсис. – Я только-только привела все в божеский вид.

Лавиния набычилась, но, поняв, что Френсис шутит, заулыбалась. От улыбки глаза у девушки вспыхнули, точь-в-точь как у отца, и Френсис стало жаль, что она улыбается так редко. Из нее вырастет женщина редкого очарования, но с ней надо поработать. Уж не это ли имел в виду Маркус, говоря, что ее нужно “обтесать”? Кстати, почему она до сих пор называет герцога про себя Маркусом? Их близкие отношения остались в далеком прошлом, так не лучше ли даже про себя называть Маркуса “его светлостью” или “герцогом”?

– Пойдемте, – бросила Френсис. Они миновали резную дубовую лестницу и вошли в оранжерею. Здесь было душно и влажно, тяжело пахло тропическими растениями. Они быстро прошли через оранжерею и вышли в сад, с удовольствием вдыхая сухой, свежий воздух.

– Где сядем, в беседке или у пруда? Лавиния пожала плечами.

– Мне все равно. Вот на лошадь я бы села с удовольствием.

Френсис засмеялась.

– Знаете, я тоже.

– Тогда зачем все это? – Девушка показала на альбомы и карандаши.

– Потому что мы не можем все время делать то, что нам хочется. У нас у всех, даже у вас, есть обязанности, обязательства, называйте их как хотите, которые требуют первостепенного внимания, и только потом можно подумать об удовольствиях. Ваш отец платит мне, чтобы я научила вас рисовать, так что я прежде всего должна сосредоточиться на этом. Ну, давайте начнем. – Френсис осмотрелась и показала рукой на стоявшую в конце тропы увитую растениями беседку. – Вы можете мне ее нарисовать?

– Попробую. – Лавиния с тяжелым вздохом взяла у Френсис альбом и карандаш и присела на скамью у пруда. Несколько небрежно проведенных линий, прямых и извилистых, – и показался контур беседки. На лице Лавинии была написана откровенная скука, но линии и перспектива были почти верны. – Вот, – сказала она, протягивая альбом. – Ваша беседка, миледи.