Прекрасная Габриэль - [265]

— Это от нее; вы имели право быть у нее, даже в моем доме, Эсперанс, — сказал наконец король, глубоко взволнованный. — Я прошу у вас прощения… Но вам нужна помощь; мы без шума, без огласки перенесем вас…

— Это бесполезно, государь, — сказал Эсперанс, — я предпочитаю умереть здесь.

Вдруг послышался громкий голос, кричавший при входе в оранжерею:

— Я вам говорю, что стреляли в этой стороне. Где король?.. Не в короля ли стреляли? Я хочу пройти, чтобы видеть короля, черт побери!

— Крильон!.. Не ходи, это ничего, — сказал Генрих, покраснев от стыда и бросившись навстречу кавалеру. — Это ничего, мой достойный друг.

И он старался удалить его.

— Слава богу! Вы здравы и невредимы, — с радостью сказал старый воин, несколько удивленный, что король подвигал его назад. — Но, государь, стреляли! Я вижу, что кто-то лежит вон там… кто это?

— Это я, я, Эсперанс, — сказал раненый голосом таким трогательным, что король закрыл лицо обеими руками, а Крильон побледнел и, вскрикнув, бросился в ту сторону.

— Ты? ранен!.. О, боже мой! бедное дитя!.. так близко к сердцу… Но кто же твой убийца?

— Я! — вскричал Понти, упав на колени с порывом отчаяния, силу которого ничто не может изобразить, — я его не узнал, я, повинуясь королю, убил моего брата.

— Не верь этому, Крильон, — сказал король с сожалением и стыдом, — я хотел только, чтобы его задержали.

Сюлли показал письмо Анриэтты кавалеру; Крильон понял все: таинственное уведомление, прочтенное за столом, ревность короля, благородную преданность Эсперанса. Его великодушное негодование, как горький поток, вырвалось из сердца.

— Ах, государь, это вы? — возразил он, медленно приподнимаясь. — Это вы из-за ваших женских ссор приказываете другу убивать друга!

— Крильон!..

— Как сделал бы палач Карла Девятого, — продолжал кавалер, который был страшен от горести и гнева.

— Крильон, вы меня оскорбляете в ту минуту, когда я оправдываюсь.

Но ничто не могло остановить этого бешеного потока.

— Разве я столько раз проливал для вас мою кровь, — продолжал кавалер голосом, в котором звучала горесть, — столько раз жертвовал моею жизнью, для того чтобы меня вознаграждали, убивая тех, кого я люблю…

— Крильон ли это говорит… Крильон ли жертвует своим королем чужому?

— Чужой мой Эсперанс!

— Кто же он?

— Мой сын!

При этих словах, вырванных неизмеримой горестью у кавалера, король зашатался и, прислонившись к плечу Сюлли, не мог удержаться от слез. Понти грянулся оземь, как пораженный громом, а Эсперанс с улыбкой приподнял свои окоченевшие руки и обнял кавалера, который наклонился к нему, задыхаясь от горя.

— О, — сказал он ему, — какое несчастье умирать в ту минуту, когда находишь такого отца! Но я еще слишком счастлив, я успею вас обнять. Отец, — сказал он, борясь со смертью, которая уже покрывала его своей мрачной тенью, — отец… этот поцелуй… для вас.

Он приложился губами к лицу кавалера, потом, сделав усилие, чтобы приблизиться к его уху, шепнул:

— А этот для Габриэль…

И он испустил последний вздох; его полуоткрытые губы не докончили этого великого поцелуя. Крильон остался пораженный с минуту, не понимая ничего, но когда почувствовал, что это благородное сердце уже не бьется, что эти кроткие глаза уже сомкнулись навсегда, он встал с хриплым вздохом, как воин, вырывающий из своей груди убийственную сталь. Понти без сил и без голоса лежал у ног своего друга.

— Солдат короля, ты повиновался королю, ты не виноват, — сказал ему Крильон. — Я тебе прощаю за Эсперанса и за себя. Помоги мне унести отсюда тело моего сына.

Сюлли приблизился, король сделал шаг, Крильон удалил их обоих решительным движением руки.

— Довольно Понти и меня, — сказал он.

— Крильон, — сказал Генрих задыхающимся голосом, — если б ты знал, что происходит в моем сердце…

— Я понимаю, государь, у вас сердце не злое, но беспорядочная жизнь ведет к преступлению. Ваша жизнь, исполненная любовных интриг, беспрерывно уклоняется от прямого пути. Да! Смерть этого молодого человека — преступление неизгладимое; я обязан был отдать вам мой кровь, но не кровь Эсперанса, я простил Понти, но вам не прощу никогда. Все кончено между нами.

— Кавалер, — сказал Сюлли, — пощадите нашего короля.

— Ваш король уже не мой. Прощайте!

Крильон взял на руки безжизненное тело; с обнаженной головой, с седыми волосами, развевающимися от ветра, пошел он твердыми шагами к двери оранжереи. Понти пошел за ним, тихо произнося молитву и целуя светло-русые локоны Эсперанса.

— Вот, бедная мать, как я сберег твоего сына! — шептал герой, смотря на небо умоляющими глазами, как бы заклиная грозную тень. — Но теперь он с тобой, твой Эсперанс, а я один…

В тишине слышались только продолжительные рыдания и в темноте глубокой ночи не виднелось уже ничего.

Глава 78 ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ

На другой день приметили, что король встал прежде всех. Когда дежурный камердинер вошел к нему, он сидел у окна и меланхолически смотрел на первые лучи рассвета, освещавшие стены оранжереи. Он поспешно обернулся при шуме шагов. Прежде всего он спросил о Габриэль, потом осведомился, все ли в порядке в Фонтенебло. Главный камердинер отвечал с удивлением, что все находится в совершенном порядке.