Прекрасная Габриэль - [261]

— Да, Эсперанс, — сказала Габриэль с упоительной улыбкой, — и я также боюсь. Не стану скрывать от тебя: твоя мысль поддерживала меня, сверх того у меня была моя мысль. Что-то повторяло мне, что чем более ты удалялся, тем более наше свидание было ближе. Это справедливо до такой степени, что я видела без ужаса, почти с удовольствием приготовления к твоему отъезду. Я говорила себе, что я призову тебя вовремя, ты видишь, что я была права. Но этого счастья не надо лишаться, и если мы соединились, то не будем расставаться более. Эсперанс, эти злодеи убьют меня, если ты меня не увезешь.

— Скажи, когда? как? говори, я готов!

— Я все приготовила со своей стороны. Инстинкт заменил мне политику. Я условилась с королем провести неделю в Париже у Замета.

— У Замета? Не делай этого! — вскричал Эсперанс, бледнея. — Это гнездо ехидн, не езди туда!..

— Я это знаю так же, как и ты; да, я знаю, что Замет за одно с Антрагами, но Замет живет возле тебя, это соседство заставило меня забыть весь страх. Чувствовать тебя возле себя — может заставить меня пройти через пожар; ты подал мне пример.

— Не езди к Замету, умоляю тебя! — сказал Эсперанс, думая с трепетом о зловещем предсказании итальянки.

— Я обещала быть у него завтра и завтра утром уеду отсюда.

— Ты обещала? — спросил Эсперанс с криком отчаяния.

— О да, но Габриэль может уничтожить то, что решила герцогиня; есть у тебя какой-нибудь план?

— У меня будет тысяча, только бы ты не ездила к Замету.

— Ты знаешь что-нибудь? — спросила Габриэль с легким трепетом в голосе.

— Я ничего не знаю, но уверен, что если ты туда поедешь, то умрешь.

Она с трепетом прижалась к груди молодого человека.

— О, умереть! — прошептала она. — Теперь? Нет, я не хочу умереть!

— Как ты намерена сделать эту поездку из Фонтенебло в Париж? с гвардейцами?

— Нет, но шпионы будут тут, и король, пожалуй, захочет велеть проводить меня. Не надо надеяться на свободу до Парижа. Притом, я должна ехать по Сене в лодке, носилки будут ждать меня в Берси.

— Постарайся промедлить, чтобы приехать в Берси только при наступлении ночи.

— Это легко.

— Возьми с собой Грациенну.

— Непременно.

— Как только носилки сделают шагов двести, вели остановиться под каким-нибудь предлогом, и между тем как Грациенна займет кучера и слуг, выскользни из носилок; я буду тут с хорошими лошадьми.

— Очень хорошо. Грациенна будет продолжать путь и приедет одна к Замету.

— И скажет там, что ты отправилась сделать визит в городе.

— К моей тетке де Сурди, например.

— Да, что ты воротишься несколько поздно. Между тем мы уедем. У меня есть две лошади, способные сделать двенадцать лье за один раз. Но… ваш сын?

— О! Я об этом думала, — печально сказала Габриэль. — Мне хотелось бы взять его с собой. Но имею ли я право отнять его у отца? Король любит этого ребенка.

Оба потупили голову, вздох вырвался из груди обоих.

— Конечно, я делаю преступление, оставляя моего сына, — прошептала Габриэль.

— Вы предпочтете быть убитой, оставаясь при дворе, Габриэль; вы думаете о вашем сыне и уже забываете меня!

— Я сделаю преступление, если это нужно, но не низость, — прошептала герцогиня, пожимая руку Эсперанса, — я принадлежу вам; я должна была размыслить прежде чем вручать вам мою судьбу… Теперь слишком поздно! Если король справедлив, он скоро возвратит мне моего сына.

— Будьте спокойны, Габриэль; Анриэтта д’Антраг позаботится возвратить его вам. Итак, не надо колебаться; все ли решено?

— Все.

— Завтра вечером мы будем соединены или разлучены навсегда, потому что, предупреждаю вас, если нас остановят, я стану защищаться, а защищаться против короля значит вдвое подвергаться смерти.

— Мы будем защищаться, Эсперанс, — спокойно сказала герцогиня, — лучше пасть вместе, чем томиться отдельно в тюрьме.

— Если так, — возразил Эсперанс, тронутый этой твердостью, — ничто не удерживает нас более, и мы преодолеем все препятствия. Ночи еще длинны. Мы приедем в Диеши прежде, чем вздумают послать за нами погоню, потому что, для того чтобы нас догнать, король должен дать приказания через шесть часов, последующих за нашим отъездом, а он узнает о нашем отъезде, может быть, через двадцать часов спустя. Мы будем уже вне Франции.

— Да услышит вас Бог!

— Бог видит чистоту моего сердца, знает борьбу с этой любовью, знает непоколебимую преданность моей любви.

— Богу известно, Эсперанс, что вы мое единственное честолюбие и мое единственное счастье.

— Он слышит клятву, которую я произношу перед ним, — вскричал Эсперанс, — любить вас, пока мое сердце бьется, пока капля крови останется в моих жилах!

— Вам также вся моя жизнь, — сказала Габриэль, обвивая руками шею Эсперанса, на которого она посмотрела так страстно, что слезы выступили у них обоих на глазах и, смешавшись, потекли по щекам в торжественном поцелуе, которым они запечатлели эту клятву.

— Как мы печальны, — продолжал молодой человек, — для людей, уверенных в своем счастье, это неблагодарность.

— От печали, вы думаете, так переполнено мое сердце? Иногда плачут от радости; но есть верное средство осушить мои слезы: не уходи, сожми меня в твоих объятиях.

— Завтра ничто нам не помешает, но сегодня, прости, что я тебе напоминаю, Габриэль, становится поздно.