Прекрасная дружба - [21]

Проблема в том, что каждая минута, что я трачу на уроки полетов – это минута, которую я не трачу на то, что действительно хочу… предполагая, что я вообще пойму, как это сделать. А если я не буду заниматься уроками, мама и папа будут уверены, что у меня на уме есть что-то еще!

Хуже того, папа настоял на том, чтобы для уроков летать в Твин Форкс. Это имело смысл, так как, в отличие от мамы, он должен быть доступен для связи двадцать пять часов в сутки, а Твин Форкс был связующим центром для всех местных поместий. Из города он мог легко добраться до любого из них, а проводя там занятия, он мог завербовать на место помощников учителя еще двух-трех родителей с опытом дельтапланеристов. Это позволило ему предложить уроки всем местных детям, что, по мнению Стефани, было еще одним недостатком, но именно такую щедрость она привыкла ожидать от него. Но также в результате эти занятия не только поглощали львиную долю ее свободного времени, но и уводили ее на восемьдесят километров от того самого места, где она жаждала начать изучения, которые пообещала родителям не предпринимать.

Она пока не нашла решения своих проблем, но была полна решимости добиться этого… при этом не нарушая ее обещания, какие бы дополнительные трудности это не вызвало. По крайней мере, назвать новую расу оказалось нетрудно. Они выглядели как сильно уменьшенная версия «гексапумы»; как и в «гексапуме», в них чувствовалось (наверное, неизбежно), что-то кошачье. Разумеется, Стефани знала, что «кошачий» относилось только к определенной ветви эволюции Старой Земли. Но в течение веков стало традицией применять земные названия к инопланетным видам – как тот сфинксианский «бурундук» или «квази-сосна». Большинством считалось, что такой обычай родился из-за ностальгии или желания иметь что-то привычное в чужеродной обстановке. По мнению Стефани, причиной, скорее всего, была лень, поскольку благодаря этой привычке людям не приходилось придумывать новые ярлыки для всего, что они обнаруживали. Несмотря на это, принявшись раздумывать об именах, она пришла к выводу, что «древесный кот» – единственно возможный вариант. Она надеялась, что систематики так это и оставят, когда она объявит о своем открытии общественности. В конце концов, обычно именно первооткрыватель давал название, хотя она и подозревала, весьма хмуро, что ее возраст будет работать против нее в этом отношении. Взрослые иногда бывают так глупы.

А если она разберется, как изучать древесных котов, не нарушая своего обещания – а это условие обязательно, как бы сильно ей не хотелось продолжать – то, по крайней мере, она знает, где начать искать. Она не понимала, откуда взялось это знание, но была совершенно уверена, что, когда придет время, она будет знать, куда именно идти.

Она закрыла глаза, вытащила из-под головы одну руку и указала ею, затем открыла глаза, чтобы посмотреть, куда был нацелен указательный палец. Направление слегка изменилось со времени последней проверки, и все же у нее не было и тени сомнения, что она указывала прямо на древесного кота, который ограбил теплицу ее матери.

А эта способность, подвела она итог, являлась самым необычным – и самым интересным – во всей этой истории.

7

Марджори Харрингтон закончила описание своей последней микробоустойчивой породы тыквы, закрыла файл и со вздохом откинулась в кресле. Кто-то из фермеров Сфинкса утверждал, что будет гораздо проще (и быстрее) придумать что-нибудь, что истребит микробов. Такая мысль, казалось, всегда приходила в голову тем, кто сталкивался с подобными проблемами, и порою Марджори была готова признать, что это было не только простейшим, но и самым недорогим и экологически здравым решением. Но в данном случае они с администрацией планеты категорически возражали, и ее окончательным решением – разработка которого, как она признавала, заняла дольше, чем могло занять более агрессивное решение – было не заниматься микробом, а выбрать наименее масштабную из трех возможных генетических модификаций растения.

Она знала, что даже некоторые ее коллеги с Мейердала поддержали бы «быстрый и агрессивный» подход, но сама Марджори считала его крайним средством. Кроме того, отвращение к подобным методам придавало ее работе некоторую элегантность. Было нечто поэтическое в том, как она прививала генетическую устойчивость сфинксианских растений земному сельдерею, чтобы избежать болезней, угрожающих уничтожить все посадки. Решение было не очень-то тонким, но оно все равно дало ей чувство глубокого удовлетворения, очень похожее на чувство удовлетворения, когда она отошла от мольберта, завершив пейзаж.

Ее гримаса превратилась в ухмылку, удивительно походившую на улыбку ее дочери, а потом погасла, когда от тыквы она обратилась к другим делам. Ее нагрузка сильно возросла в течение прошлых недель, когда в южном полушарии Сфинкса неуклонно приближался сезон посадочных работ, и груз работы не давал ей найти время на долгие походы со Стефани. Она знала это, но также она знала, что не могла освободиться даже для того, чтобы помочь дочери исследовать исчезновение сельдерея, которое, наконец, настигло усадьбу Харрингтон.