Преисподняя - [60]

— Спасибо, — проговорила Суль.

— Тебе спасибо, — ответил он.

Он долго стоял и смотрел ей вслед.

Было уже темно, когда она привезла санки в Линде-аллее. Неожиданные обстоятельства осложнили ее путь: за день снег растаял, и ей пришлось тащить санки по голой земле, по траве, песку и камням.

А Клаус по-прежнему лежал неподвижно.

В доме было темно, казалось, что там никого нет. Уже наступила ночь. Сначала она постучала в окно Лив — в окно своей бывшей спальни. Но Лив не отвечала. Суль забеспокоилась. Что могло случиться за время ее отсутствия? Неужели…

Но стук в окно Аре сразу дал результат: ее впустили в дом.

— Суль! — изумленно прошептал ее младший брат. — Это в самом деле ты?

— Да. Дорогой Аре, как чудесно видеть тебя опять! Ты можешь разбудить Тенгеля? Я привезла больного. Постарайся не разбудить Силье, если сможешь.

Он кивнул. Вскоре в слабо освещенной прихожей появился полураздетый Тенгель.

— Суль! Дорогое дитя! Добро пожаловать!

Они обнялись. Она рассказала про Клауса. Его тут же внесли в дом.

— Дело серьезное, — произнес Тенгель своим спокойным голосом, которого так не хватало ей последнее время. — Дело совсем никуда!

— Он жив?

— Если бы я знал! Мне нужно осмотреть его. А ты иди и ложись. Тебе нужен отдых.

— Что поделаешь. Даже вернувшись домой, я не могу расслабиться.

По лестнице спускалась Силье. Было много приветствий и слез.

— Для тебя имеет значение, выживет этот парень или нет? — спросил Тенгель.

Подумав, Суль ответила:

— Да, имеет, но не в том смысле, в каком ты думаешь. Он был добр ко мне. И он много страдал из-за человеческого зла.

— Тогда я приложу все силы, — сказал Тенгель. — Здесь потребуется все мое умение.

Взглянув на лицо Клауса, Силье воскликнула:

— Боже мой, это же тот парень, который когда-то жил в Гростенсхольме!

— Да, — сказала Суль. — Вы пытались разлучить нас, но жизнь распорядилась иначе.

Силье ни о чем больше не спрашивала. Она не осмеливалась.

Пока Суль уплетала за обе щеки домашнюю еду, Аре и Силье расспрашивали ее обо всем. Тенгель в это время был с Клаусом в комнате для больных. Силье хотела знать все, но Суль отвечала сдержанно, а потом и вовсе переменила тему разговора.

— Где Лив? — спросила она.

— Разве ты не знаешь? Нет, конечно, ты не знаешь. Лив и Даг поженились. Теперь они живут в Гростенсхольме.

— Сохрани и помилуй! Как все быстро! Но это самое лучшее, что может быть.

— Это было необходимо — прежде всего для Лив. Она совсем зачахла. Этот жуткий Лаурентс отнял у нее уверенность в себе. Как хорошо, что он умер… Теперь я спокойна.

«Значит, я старалась не напрасно», — подумала Суль и вслух сказала:

— И как теперь дела у Лив?

— Она с каждым днем все больше становится похожей на себя. Думаю, она начинает выздоравливать.

— Как ты думаешь, что она чувствует, лежа с мужчиной?

— Но, Суль! — возмутилась Силье.

— Милая Силье, ведь это я рассказала тебе обо всем! Иногда мне приходит в голову мысль, уж не аист ли принес тебе детей?

— Нет, меня смутило только слово «мужчина». Наша маленькая Лив — и мужчина! Но ты устала, друг мой, тебе действительно пора спать.

— Да, спасибо. Но завтра я уеду.

— Разве ты не останешься с нами?

У Суль потеплело на душе от этих заботливых слов, от сознания того, что она была здесь желанной.

— Нет, рано или поздно у кого-нибудь из пациентов Тенгеля спросят о «ведьме с кошачьими глазами» — и тогда за мной придут. У меня есть друзья, Силье, я устроюсь как-нибудь.

Входя в комнату, Тенгель услышал ее последние слова.

— Судья уже присылал сюда своих людей, Суль, — сказал он спокойно. — Мы сказали, что давно уже не видели тебя, и это было правдой.

— Тогда я должна уйти этой ночью.

Тенгель покачал головой.

— Ложись и спи, спи, сколько захочешь. Никто не тронет тебя в моем доме.

Суль не стала особенно возражать, с благодарностью принимая заботу домашних.

Она проспала всю ночь и большую часть следующего дня. Вечером к ней пришли из Гростенсхольма Лив, Даг, Шарлотта и Якоб Скилле. Все вместе отпраздновали ее возвращение. Суль потрепала Лив по щеке.

— Никак мне не удается попасть на твою свадьбу. Я уже пропустила целых две!

Маленькая Мета засияла от счастья при виде Суль. Шарлотта и Якоб собирались пожениться, и весть об этом очень обрадовала Суль. Даг тоже был рад этому, зная, как одинока была его мать — и будет, если он примет предложение занять место нотариуса в Акерсхюсе. Якоб вышел в отставку, чтобы привести в надлежащий вид Гростенсхольм — он знал толк в домашнем хозяйстве.

Это был незабываемый вечер для Суль.

Клаус был пока жив. Он лежал без сознания, но хуже ему не стало.

— Если он выздоровеет… — сказала Суль Силье, — можно ему у вас работать? Он с такой теплотой говорил о своей жизни в Гростенсхольме, говорил, что это единственное место, где с ним обращались по-человечески.

— Конечно, можно. Как вы думаете?

Даг и Якоб кивнули.

— А его самого не разыскивают? — спросила Лив. — Ты ведь сказала, что он помог тебе бежать.

— Думаю, их он мало интересует. Ему нужно где-то жить. А у пристава ему было плохо. Но если власти все-таки будут разыскивать его, он скроется.

Так и было решено.

— Ты не могла бы остаться на Рождество? — спросила Силье.