Преемники: от царей до президентов - [48]

Собственно говоря, на трон Николая Павловича, упорно сопротивлявшегося до последнего момента, возвели как раз декабристы. Последней каплей оказался не разговор с матерью — Николай продолжал и после него отказываться от императорской короны, — а секретные документы с информацией о разветвленном заговоре, которые попали в руки великому князю. Именно эта новость, ошеломившая царскую семью (умерший государь всю информацию о заговоре держал втайне даже от родственников), заставила наконец Николая Павловича в силу сложившихся чрезвычайных обстоятельств дать свое согласие занять российский престол. Думается, что если бы в эти тревожные дни Николай случайно оказался в Варшаве, а Константин, наоборот, в столице, то императором стал бы все-таки старший брат, а российская история сохранила бы имя не Николая, а Константина Палкина.

Оппоненты Николая I, аргументированно в целом критикуя его политику, почему-то считали своим долгом выставить в карикатурном свете и саму личность царя, изображая его человеком то крайне необразованным, то подловатым, то трусоватым, в чем немало грешили против истины. По понятиям своего времени он был пусть и не блестяще, но достаточно образован, вполне добропорядочен и, безусловно, храбр. Что доказал и 14 декабря 1825 года в Петербурге, и позже, в 1830 году, в Москве, охваченной жестокой эпидемией, регулярно посещая холерные палаты и госпитали. Риск был немалый, некоторые из его окружения в результате умерли, а сам царь заразился и тяжело болел.

Страсть делить исторических персонажей на "героев" и "злодеев", исходя из собственных политических пристрастий, грех вполне универсальный, а не только российский, но Николаю I, нужно признать, в этом смысле не повезло редкостно. Он оказался в самом эпицентре политического урагана, поэтому ему из всей многообразной палитры достались только два цвета: чернее черного и белее белого. На самом деле обе противоборствующие стороны были, конечно, полихромны. Обе они действовали, движимые любовью к России. Обе исходили из национальных интересов, просто понимали их совершенно по-разному.

Насколько тонким оказался в России слой последовательных сторонников декабризма, показали все дальнейшие события. Избавившись всего лишь от сотни наиболее решительных оппонентов, новый император получил в стране абсолютно пустынный, почти библейский политический ландшафт, который и начал застраивать и заселять по своему вкусу. Картину первых лет николаевского правления можно изобразить примерно так: "Россия была пуста, и тьма над бездною, и Император носился над водою. И сказал Император: да соберется народ православный в одно место, и да явится русский национализм. И стало так". Далее, как и полагается по сюжету, император начал творить себе подобных, то есть бюрократический аппарат, обязанный обеспечить стране райское существование. О том, что аппарату нужно "плодиться и размножаться", речь вслух не шла, но тут чиновники догадались и сами.

Забегая вперед, можно заметить, что вполне библейским оказался и финал николаевской эпохи. Запретные плоды с древа познания, несмотря на полицейский надзор, были сорваны. "И открылись глаза", и снова подросла оппозиция, и смутьянов изгнали из "рая". Русская политическая эмиграция началась как раз в те времена.

Старые изношенные башмаки государства российского выглядели, конечно, непрезентабельно — в этом император соглашался с декабристами, — но, как ему казалось, в умелых руках настоящего мастера ("мы, инженеры…") это было делом поправимым, стоило лишь башмаки почистить, укрепить подметку и наложить заплаты. Этим Николай Павлович и занимался все свое царствование, причем очень усердно, часто работая по 18 часов в сутки. Это было время контрреволюции в области идеологии и переходных мер в практической сфере государственного строительства.

Согласно некоторым свидетельствам, Николай Павлович говорил: "Я не хочу умереть, не совершив двух дел: издания свода законов и уничтожения крепостного права". Если воспринимать эти слова как программу-максимум, то можно констатировать, что ее удалось выполнить на 75 %. Именно Николай сумел сделать то, что безуспешно пыталась осуществить в свое время еще Екатерина II, — свести воедино и как-то структурировать немыслимо запутанную, архаичную и противоречивую законодательную базу Российской империи. Разгрести эти авгиевы конюшни поручили специальной комиссии под руководством Михаила Сперанского. Эта поистине геркулесова работа была с честью выполнена. В хаотически плескавшиеся бурные воды российского судопроизводства власть бросила спасательный круг. Предпосылки для широкомасштабной судебной реформы в России — ее осуществил уже Александр II — были созданы.

Крепостным вопросом император занимался не менее трудолюбиво, чем законодательным. "Сперанским" по крестьянским вопросам был назначен граф Павел Киселев (в разное время генерал-адъютант, член Государственного совета, министр, посол России во Франции). Именно его наработки и легли в ходе уже следующего царствования в основу решения об отмене крепостного права.

Последний шаг в деле освобождения крепостных Николай сделать так и не решился, слишком сильны были еще сомнения в нем самом, не говоря уже о российском обществе. Не без горечи император констатировал: