Преемники: от царей до президентов - [28]

Рассказывают, что, когда к Миниху приехал после этого позорного соглашения французский парламентер, фельдмаршал горько жаловался собеседнику:

Я всегда был того мнения, что император (австрийский. — П. Р.) более нас имеет повода вести войну, а мы, ставши его союзниками, останемся в убытке.

Я уже представлял (то есть говорил. — П. Р.), что император всегда привык обращаться со своими союзниками как с вассалами… Мои представления (слова. — Я. Р.) не приняты! Но теперь они оправдались… Плохое дело — союз с вероломными и малосильными.

Слова Миниха о России, с которой обращаются, как с вассалом, это, само собой, упрек в адрес не только австрийцев, но и Анны Иоанновны. Вырвавшись уже перезрелой 37-летней дамой из провинциального затворничества в Митаве, курляндская герцогиня так и не смогла превратиться в настоящую императрицу. По своему менталитету она оставалась среднестатистической русской помещицей, вдруг получившей счастливую возможность расширить свое имение до размеров всей России и хлестать по щекам, когда вздумается, теперь не только своих, но и всех соседских горничных. Стоит ли после этого удивляться, что из пограничных областей России жители в те времена толпами бежали за рубеж. Многие пограничные районы обезлюдели так, будто там прошла война или случился мор.

От Петра Великого Анна Иоанновна умудрилась унаследовать только привязанность к шутам. В своей переписке наибольшую осведомленность она проявляет в отношении стирки императорского белья. Это единственное, в чем она знала толк.

Многие указы той эпохи вошли в историю благодаря своей анекдотичности и некомпетентности. Чего стоит, например, повеление Анны Иоановны составить Синод "в числе 11 членов из двух равных половин, великорусской и малороссийской".

Ну а главной болезнью того времени для России стал принесенный Анной Иоанновной из Митавы провинциализм. Вся внешняя политика той эпохи — это неумелое лавирование между Австрией и Францией. Курляндские и вестфальские выходцы, окружавшие императрицу, в силу их провинциальной психологии воспринимали обе эти державы политическими гигантами, а самих себя, а заодно и Россию, — лилипутами. Петр Великий заставил русского человека расправить плечи и встать во весь свой огромный рост, а двор Анны Иоанновны силой принуждал подданных снова согнуться, чтобы, не дай бог, они не выглядели выше австрийского соседа.

Иначе говоря, в словах Елизаветы Петровны о необходимости восстановить утерянное национальное достоинство была своя правда, хотя цесаревна и захватила власть, опираясь на иностранный кошелек.

Однажды в 1770 году, когда в Петропавловском соборе прославляли очередную победу русского оружия, на этот раз по случаю разгрома турецкого флота в Чесменском сражении, и оратор-священник в порыве красноречия ударил посохом по гробнице Петра Великого, призывая реформатора восстать, чтобы увидеть дело рук его потомков, граф Кирилл Разумовский, известный своим остроумием, пошутил: "Чего он его кличет? Если Петр встанет, нам всем достанется!".

В это время на престоле находилась уже Екатерина II, но эту многозначительную шутку по справедливости следует отнести к елизаветинской эпохе, тем более что и сам вельможа Разумовский сделал карьеру именно в те годы. Наверное, если бы чудо свершилось и великий реформатор поднялся из гроба, то дочери от отца действительно перепало бы немало упреков за двадцать лет ее правления. Но нашлись бы и добрые слова.

Часто вспоминают о том, что Елизавета оставила после себя в гардеробе 15 тысяч платьев, сундуки шелковых чулок, неоплаченные счета и недостроенный Зимний дворец. А потомки в память о той эпохе придумали шутливые строки: "Веселая царица была Елисавет, поет и веселится, порядка только нет!"

Но было и иное. Елизавета восстановила Сенат и придала ему полномочия, которых он не имел даже при ее отце. Сенат сделал немало для наведения порядка в министерствах-коллегиях и принял ряд важных для страны решений. Единственным государственным органом, оставшимся вне поля зрения Сената, оказалась могущественная Тайная канцелярия. Ее деятельность стала еще более засекреченной, чем во времена Анны Иоанновны.

Елизавета отменила действие внутренних таможен, существовавших в ряде российских губерний, что способствовало объединению страны в единое целое. При Елизавете были учреждены коммерческий и дворянский банки, что стимулировало развитие российской экономики.

Елизавета многое начала, но не достроила, как и Зимний дворец. В этом она оказалась похожа на отца. Просто у каждого были свои увлечения. Петр завел верфи и металлургические заводы, но и любовь его дочери к костюмированным балам кое-что дала России.

Брюссельская уроженка Тереза открыла в Москве первую фабрику нитяных кружев, национальные производители стали выделывать бархат и тафту, появились фабрики по производству шелка и хлопчатобумажных тканей, шпалер и шляп; тогда же начали в России производить краски. Даже знаменитый Ломоносов занимался в ту пору не только наукой, но и бизнесом: в 1752 году он получил привилегию на основание фабрики разноцветных стекол и столь любезных Елизавете бисера и стекляруса. Ломоносов создал целый завод, причем получил на это от государства и солидный кредит, и 200 крепостных душ в пользование.