Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом - [42]

. Как потом пояснил пресс-секретарь Ельцина Вячеслав Костиков, президент ехал в лимузине с теннисного корта и вдруг решил сделать дружеский шаг навстречу депутатам. В общем, Ельцин только усугубил положение. Его выступление привело депутатов в ярость. Первый в истории России импичмент стал почти неизбежным.

В тот же день Хасбулатов уже собирался идти домой, как вдруг у него в кабинете появились Зорькин и Черномырдин. Они пообещали уговорить Ельцина на одновременные перевыборы президента и парламента. И Хасбулатов стал склоняться к этому варианту ³¹. Понятно почему. Во-первых, Хасбулатов осознавал, что вот так запросто перехватить власть у Ельцина не получится и импичмент только спровоцирует его на контратаку. (Действительно, к голосованию по импичменту Ельцин уже будет вооружен указом о роспуске съезда, а его служба безопасности – инструкциями по блокированию депутатов в здании, а также отключению электричества и канализации в зале заседаний.) Во-вторых, импичмент стал бы победой не Хасбулатова, а набиравшей силу непримиримой оппозиции, которая шла в атаку на Ельцина под радикальными лозунгами советского имперского реванша. Хасбулатов хотел не низложить Ельцина, а постепенно, шаг за шагом, откусывать у него власть. Поэтому накануне голосования спикер даже признался журналистам, что лично он против импичмента. Можно сказать, сработало взаимное сдерживание: обе стороны испугались перспективы перехода конфликта в открытую – и острую – фазу. Ночью Ельцин и Хасбулатов договорились. К утру 28 марта был готов проект постановления, которое давало шанс на мирный выход из двоевластия путем одновременных выборов президента и парламента в ноябре того же 1993 года.

Как только компромиссное постановление “ко всеобщему удовольствию”, по выражению Хасбулатова, было оглашено с трибуны, депутаты вошли в раж: вместо импичмента президенту, который, как им казалось, у них в кармане, им предлагают досрочные выборы! Да это же сговор за спиной съезда, пора гнать обоих – и Ельцина, и Хасбулатова, – закричали депутаты и тут же поставили на голосование и импичмент, и вопрос о досрочной отставке спикера. Ни то ни другое предложение не прошло – импичмент недобрал несколько десятков голосов! – зато перепуганный неожиданным поворотом Хасбулатов этот урок выучил хорошо. Впервые депутаты явно указали спикеру на его место. И это был последний раз, когда он пошел Ельцину навстречу. “[С этого момента] Хасбулатов перестал быть самостоятельным, – писал потом журналист Олег Попцов, который тогда работал председателем ВГТРК. – Спикеру «погрозили пальцем», спикера строго предупредили. То, что замысел удался, показали все следующие месяцы” ³².

Голосование по импичменту Ельцин встречал на улице, на митинге демократов на Васильевском спуске у храма Василия Блаженного. “По-бе-да!” – скандировал президент. “По-бе-да!” – отвечала ему толпа. На самом деле это была не победа, а короткая передышка в ожесточенной борьбе за власть, во время которой была упущена последняя возможность заключить мир и которая уже очень скоро начнет приобретать черты гражданской войны.

Да-да-нет-да

Провал импичмента означал, что придется как-то договариваться. Съезд наконец согласился на референдум. Для назначенного на 26 апреля голосования были сформулированы четыре вопроса:

– Доверяете ли вы президенту Ельцину?

– Одобряете ли вы социальную политику, осуществляемую президентом и правительством с 1992 года?

– Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента?

– Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов?

Депутаты сформулировали вопросы хитрым образом. Во-первых, вопрос о доверии реформам был поставлен так, что, как потом писал Гайдар, даже ему “на такой вопрос честно поставить в бюллетене коротенькое однозначное «да» было бы непросто: ведь не было единого курса экономической политики в тот период – была борьба, удачи, отступления…” ³³. Чего же требовать от обычных людей, которые не обязаны принимать во внимание, что тяжелые реформы были неизбежны после семидесяти лет тупиковой экономической политики в СССР, а потом еще пяти упущенных для экономики перестроечных лет. Во-вторых, как решили депутаты и Конституционный суд, ответы на третий и четвертый вопросы считались положительными – и обязательными для исполнения – при поддержке абсолютного большинства избирателей, а не только большинства тех, кто примет участие в голосовании. Это было недостижимо.

Пришли на референдум 64 % избирателей. Формула “да-да-нет-да”, за которую агитировали и штаб Ельцина, и демократические силы, в целом выиграла. 58,7 % голосовавших заявили о поддержке президента; 53 % – и это был неожиданный результат – поддержали реформы; 31,7 % высказались за досрочные выборы президента; 43,1 %, то есть заметно больше, за досрочные выборы депутатов. Моральная победа Ельцина была налицо: только что ему едва не был объявлен импичмент, а теперь у него в руках было официальное подтверждение: он популярнее съезда, а курс на реформы одобряется народом – о каком импичменте в принципе может идти речь? Но формально такие итоги референдума никого ни к чему не обязывали. И, как писала на следующий день “Независимая газета”, “результаты референдума, как и предсказывалось ранее, открывают широкий простор для всевозможных интерпретаций обеими сторонами”