Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом - [232]
Вечером фейсбучный “штаб” митинга собрался в одном из московских кафе. Туда же пришел Рыжков. Естественно, главной темой был провал переговоров: что теперь будет с митингом? “В какой-то момент, – вспоминает Пархоменко, – Рыжков сказал: давайте я позвоню Горбенко. Тот был еще на работе. Вы не очень понимаете, что будет на площади Революции, начал Рыжков. Горбенко сказал: приезжайте”> 30. Рыжков позвонил Немцову, объяснил, что происходит. Немцов в это время как раз вылетал в Москву из Нижнего Новгорода. Рыжков с Пархоменко поехали в мэрию. Там же находился и Колокольцев. Вариант с Болотной уже лежал на столе, и разговор скоро уперся ровно в ту же проблему: если переносить митинг, то как обеспечить безопасность тех, кто все равно придет митинговать на площадь Революции? В конце концов договорились: основной митинг переносится, но тем, кто придет на прежнее место, беспрепятственно дадут перейти на Болотную. Еще как минимум час ушел на согласование маршрута: Колокольцев наотрез отказался дать проход непосредственно через Красную площадь. Затем по приглашению Горбенко приехал и Венедиктов – с бутылкой виски, чтобы отметить благополучный исход.
Под конец в кабинете внезапно появился Алексей Громов, преданный Путину бессменный заместитель главы Администрации президента. “Громов зашел и так исподлобья буркнул: «Ну, что вы здесь решили?»” – вспоминал потом Рыжков> 31. Громов появился в мэрии, конечно, не случайно. Обычно такие вопросы находились в ведении Суркова, но в декабре в Кремле творилась неразбериха. Болотная случилась как раз в тот момент, когда там наступил короткий период безвластия. Сурков, правая рука Медведева, фактически отошел от дел. Команда Медведева собирала вещи – команда Путина еще не въехала в кабинеты. Оперативное управление внезапным кризисом свалилось на плечи Громова. Именно с ним, конечно, а вовсе не с мэром города и согласовывал все свои шаги вице-мэр Горбенко. Громов с самого начала был настроен жестко, на уступки идти не хотел, и компромисса удалось достичь благодаря более мягкой позиции главы московской полиции Колокольцева. (Впрочем, само по себе появление Громова имело чисто символическое значение: даже если бы он не зашел в кабинет, активисты протеста не могли не понимать, что ведут заочный диалог с Кремлем.)
Пархоменко и Рыжков виски пить не стали – они хотели как можно скорее отвезти обратно в “штаб” подписанную Горбенко бумагу о переносе митинга на Болотную с разрешением на 30 тысяч человек. Документ был адресован, с одной стороны, заявителям Митюшкиной и Удальцовой, с другой – Немцову и Рыжкову. Красильщик, Клишин и остальные выдохнули с облегчением: миновала угроза разгрома, выглядевшая неизбежной еще несколько часов назад. Название ивента в фейсбуке тут же было изменено: теперь он назывался “Митинг за честные выборы на Болотной площади” (а не “на площади Революции”). Окончательную точку на следующий день поставила Митюшкина. В том же кабинете Горбенко она получила письменные гарантии, что людей на площади Революции не тронут, дадут им пройти на Болотную, и подписалась под переносом. Но на это уже никто не обратил внимания: Москва готовилась к большому мирному митингу на Болотной площади.
Москва готовилась, число записавшихся в фейсбуке участников продолжало расти, но на следующий день не поразиться было невозможно. 10 декабря на Болотную площадь вышли 50–60 тысяч человек. Еще несколько тысяч пришли на площадь Революции, хотя никто не знал, чем это может закончиться. Немцов накануне убеждал Анастасию Удальцову быть начеку, поскольку считал серьезным риск уже не административных, а уголовных арестов, чреватых тюремными сроками. Он сам пришел на площадь Революции, на всякий случай, и повел оттуда многотысячную толпу на Болотную – получилось что-то вроде победного марша.
На сцене были установлены обычные для митингов динамики, их мощности не хватало на такую аудиторию, и ораторов слышали только первые ряды, но это было неважно. Десятки тысяч людей вышли на Болотную, охваченные одной и той же эмоцией, одним и тем же порывом, и осознание единения, свежее и радостное чувство локтя было куда важнее. Во всем этом был элемент чуда. “Сегодня очень важный день в моей жизни. – говорил со сцены писатель Борис Акунин. – Я двадцать лет не видел такой Москвы. Честно говоря, я думал, что такой ее уже не увижу”. Акунин имел в виду события августа 1991 года.
Официальная пропаганда сразу поставит болотное движение в один ряд с цветными революциями, прокатившимися по Ближнему Востоку и Северной Африке. Владимир Путин прямо скажет, что “это наработанная схема дестабилизации общества”, которая “родилась не сама по себе”. И тут же вспомнит про “оранжевую революцию” в Киеве и про “некоторых из наших оппозиционеров” (имея в виду Немцова), которые “в это время были на Украине”, а теперь “переносят эту практику и на российскую почву”> 32.
Однако с событиями Майдана семилетней давности болотное движение имело немного общего: у него не было ни лидера, ни своей партии в парламенте, ни своего кандидата в президенты, ни надежды на смену власти. Москва митинговала против массовых фальсификаций на выборах, но видела в этих фальсификациях нечто более системное – присущее власти лицемерие и вранье. И в этом смысле события на Болотной, хотя и несравнимые по масштабу, действительно напоминали события августа 1991-го, когда москвичи вышли на улицы, протестуя против коммунизма и тотальной лжи, с которой отождествлялся советский строй. Как и в августе 1991-го, это была не революция, не попытка свергнуть правительство, а моральный бунт против застоя и унижения. Каковы бы ни были претензии к Горбачеву, путчисты, отстраняя его от власти, поворачивали страну назад, в советское прошлое. Каков бы ни был Медведев как президент, Путин своим возвращением в Кремль ставил крест на надеждах увидеть Россию цивилизованной и современной страной. Как и в 1991-м, в декабре 2011 года люди вышли на Болотную площадь не для того, чтобы защищать свои материальные интересы. “Мы здесь, потому что у нас есть чувство собственного достоинства”, – говорил со сцены Борис Немцов.
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.