Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом - [222]

Это не значит, что в Москве, самом либеральном, самом европейском российском городе, не было политической жизни. Она была, но разговоры о демократии отклика не находили. Менять всю Россию целиком или свергать Путина никому было неинтересно. “Все так устроилось, что любое высказывание публичного политика на хоть сколько-то абстрактные темы воспринимается как специально напускаемый туман, за которым стоит разводка, обман, хитрая и нечестная интрига”, – писал в “Афише” один из ее основателей и идеологов публицист Юрий Сапрыкин ¹. Разнообразный гражданский активизм рос по всей стране: от волонтерства до борьбы с произволом правоохранителей, от локальных экологических движений до антикоррупционных разоблачений. Интерес вызывали те, кто делал что-то конкретное. “Когда блогер Навальный, – пояснял Сапрыкин, – сличает цифры в квартальном отчете банка ВТБ – он выглядит невероятным молодцом, когда он начинает высказываться по поводу национального вопроса или «за кого голосовать на выборах» – сразу кажется, что он «проект», и верить нельзя ни единому слову” ². “В российском обществе, – писала журналистка Мария Эйсмонт, – похоже, формируется запрос на новый тип современного героя: это простой гражданин, публично и дерзко дающий отпор забронзовевшему начальству, уверенному в полной вседозволенности и безнаказанности” ³.

Все изменилось 24 сентября. Рокировка Путина и Медведева произвела эффект разорвавшейся бомбы. “Я прекрасно помню этот момент, когда Дмитрий Анатольевич с радостным лицом предлагает Владимиру Владимировичу свое место. Это было омерзительное чувство. И я помню ощущение после рокировки. Мы открыли фейсбук, а там все такие: «Нас наебали»”, – вспоминает Илья Красильщик, тогда 24-летний главный редактор журнала “Афиша” ⁴.

Молодая московская интеллигенция и до рокировки скептически смотрела на “президента с айфоном” Дмитрия Медведева. Но еще больший скепсис вызывал Путин: лозунги модернизации и сближения с Западом встречали одобрение, а главное, казалось, что есть сменяемость власти. Вдруг выяснилось, что все это обман: Путин и Медведев обвели всех вокруг пальца. Близкая прогрессивным москвичам концепция малых дел и локального, точечного прогресса потеряла смысл. Какой толк в велодорожках и айпадах, если Россия движется не вместе с развитым миром, а в противоположную сторону? “Стоит ли обустраивать парк, если не дают обустроить Россию?” – спрашивал Сапрыкин в одной из своих колонок в “Афише”, где после рокировки появились острые политические комментарии ⁵. Другой модный городской журнал, “Большой город”, в ответ на рокировку вынес на обложку текст, который уже можно было считать манифестом политического сопротивления в стране: “Хватит! Удивляйтесь, когда вас унижают, прекратите бояться, сражайтесь за свои ценности, требуйте честных выборов, отправьте обоих в отставку” ⁶. И небольшая ироническая приписка: “Будьте здоровы” – даже выдвигая, по сути, политическую программу, редакция опасалась, что прозвучит чересчур серьезно: пафос в прогрессивной московской среде все еще был не в моде.

Недавно появившийся фейсбук тоже кипел от гнева. Одной из главных тем стали намеченные на 4 декабря выборы в Думу. Раньше выборы обсуждались в основном в том духе, что бороться бесполезно. Выигрышная стратегия не просматривалась, куда ни кинь, всюду клин: допущенная к выборам системная оппозиция тиха и лояльна, своей партии у протеста нет, голосовать не за кого. Как писал еще до рокировки Юрий Сапрыкин, “это связано с еще одним талантом дяди [в Кремле] – он как-то так хитро вырулил ситуацию, что как ни поступи с этими выборами – все плохо, что ни сделай – сам будешь виноват. Не пошел на выборы – нечего потом жаловаться, была же возможность повлиять на судьбу страны. Пошел – нечего потом жаловаться, сам этих биороботов и выбрал. Благодаря дяде само слово «выборы» стало означать отсутствие выбора” ⁷. Но рокировка и крушение всех надежд заставили взглянуть на ситуацию иначе. И предложение Алексея Навального голосовать за любую партию, кроме “Единой России” (к которой с его подачи еще в начале года приклеилось название “партия жуликов и воров”, сокращенно ПЖИВ), пришлось кстати.

Национализм с человеческим лицом

35-летний политик Алексей Навальный держался особняком и ни на кого не был похож. Его невозможно было поместить в конкретную точку на оси политических координат. Левый Навальный или правый? Либерал или консерватор? Западник или националист? Чем дальше, тем сложнее было ответить наверняка. Навального это устраивало. Когда весной 2013 года один из социологических опросов покажет, что одних отталкивает его национализм, других – его либерализм, а третьих и то и другое, наоборот, привлекает, Навальный, вспомнив анекдот про то, как лев делил зверей на умных и красивых, а обезьяна не знала, что ей делать – разорваться, что ли? – напишет в своем блоге: “«Подкручивать национализм» и «прикручивать либерализм», или наоборот, по результатам опроса я не собираюсь. Какие взгляды есть, такие и есть – это не газовая горелка с вентилем” ⁸.

Сочетать либерализм, а точнее, демократические убеждения с национализмом Навальный стремился с самого начала своей карьеры, с середины нулевых, когда одновременно состоял в партии “Яблоко” и уже подумывал о том, чтобы основать националистическую партию или движение. Свои выступления на митингах того времени Навальный начинал с антиолигархических лозунгов – почему кучка приближенных к Путину олигархов грабит страну? – а продолжал, через запятую, антикавказскими, в те годы набиравшими популярность в Москве. Скоро у него родилась идея: нужна новая партия. Петр Милосердов, молодой активист правого толка в коммунистической партии, который тогда общался с Навальным, помнит, как в июне 2007 года во время одного из круглых столов вдруг получил от Навального эсэмэску: “Давай создадим нормальную националистическую партию”. “Идея хорошая, но нужны ресурсы”, – ответил Милосердов. “Будем искать”, – написал ему Навальный