Предзнаменование - [78]
— Я могу заплатить вперед, мне нужна комната на ночь.
Угрюмая физиономия хозяина слегка смягчилась.
— Если у вас есть деньги, добро пожаловать. Только их может не хватить. Комнаты нужны девочкам для работы. Я могу освободить одну только при условии, что не потеряю в деньгах. Сколько у вас есть?
Стиснутый со всех сторон, Мишель показал несколько зажатых в кулаке монет.
Хозяин помотал головой.
— Этого не хватит. То есть на одну ночь, может, и хватило бы, но на девочках я заработаю больше. Вы знаете кого-нибудь в городе?
— Да, — воскликнул совсем оглушенный Мишель. — Франсиско Валериолу, медика. Я его разыскиваю.
Хозяин, казалось, очень удивился. В следующий миг он уже вел гостя под руку через зал к деревянной лестнице на второй этаж. Сюда шум долетал уже приглушенно.
— Могу предложить вам эту комнату, — сказал он, указывая на дверь. Он снял со стены фонарь, в котором горела свеча, и открыл дверь. Потолок был низкий, кровать узкая, но в целом комната выглядела приемлемо. — Вам подойдет? — спросил хозяин.
— Вполне.
— Могу я узнать ваше имя?
— Мишель де Нотрдам, врач, родом из Сен-Реми.
— Располагайтесь.
Хозяин поставил фонарь на стул и закрыл за собой дверь.
Полчаса спустя, когда Мишель возился с окном, пытаясь его закрыть, чтобы снаружи не дуло и не проникал шум из соседних комнат, в дверь постучали. Полагая, что это снова хозяин, Мишель сказал, стоя лицом к окну:
— Входите, что вам еще угодно?
Когда же он повернулся, то увидел очень маленького человечка, почти карлика, который стоял, прислонившись к косяку.
— Вы Мишель де Нотрдам? — спросил гном низким, глубоким голосом.
Мишеля поразил его тонкий профиль, темный на фоне ярко освещенного коридора.
— К вашим услугам. А вы кто такой?
— Франсиско Валериола, — радостно ответил гном. — Вы представить себе не можете, какое для меня удовольствие познакомиться с личным советником нашей будущей королевы.
От изумления Мишель чуть не сел мимо стула.
ПАРИЖСКИЕ НОРЫ
Вот уже часа два он сидел в коридоре на рундучке, и терпение его понемногу истощалось. Ему было скучно, и он продрог до костей, потому что в доме камины топились в комнатах, но не в коридорах. Осень же стояла холодная и дождливая. Молинас дрожал, несмотря на то, что заменил свой старый плащ на новый, двойной, из черного бархата.
Зверь зашевелился, когда он заметил, что дверь в спальню прикрыта неплотно и в щель, если чуть наклониться, можно наблюдать за движениями любовников. Поначалу он не поддавался искушению, но постепенно сдал позиции острому желанию подглядеть. В испанце ожесточенно боролись строжайшее воздержание, к которому он себя приучил, и плоть, которую он так и не сумел до конца обуздать. И бесполезно было взывать к вестготскому Христу. Плоть победила, и он, подавшись вперед, начал подглядывать, задыхаясь от ужаса, что его изобличат.
Зрелище, сказать по правде, было не ахти. Любовников, утопавших в мягкой постели под балдахином, почти не было видно. Изредка выныривало только по-юношески худое тело Лоренцино, которое Молинаса вовсе не интересовало. Как только оно появлялось, Молинас тут же выпрямлялся. Но время от времени, оправдывая все ожидания, из перин выплывало и сладострастное тело Анны. Оно принимало такие позы, какие добропорядочной даме и не снились, и проделывало движения, какие никак не могли санкционировать бдительные духовники по той простой причине, что у них не хватило бы на это воображения.
Потрясение, вызванное сладострастной сценой, слегка тускнело от чувства вины, которое заглушить не удавалось. Так он и промаялся, рассчитывая от силы на четверть часа, но мучительное ожидание все не кончалось, словно все силы ада ополчились на него в этой комнате.
Наконец в коридоре раздались шаги, и Молинас, отпрянув, выпрямился. Появившийся Спаньолетто Николини бросил на него иронический взгляд.
— Вы все еще здесь? Не замерзли?
— Замерз, — зло ответил Молинас, — но ваш хозяин велел мне подождать.
На лице наемника, похожем на мордочку хорька, отразилось нечто вроде симпатии с сардоническим привкусом.
— Вы, должно быть, не знаете, что когда мой хозяин развлекается с женщиной, время для него перестает существовать. Конечно, все дело в его юном возрасте и в силах, что в избытке скопились в нем за последнее время.
Молинас подумал о тех силах, что в нем самом скопились за последние лет двадцать, заставляя его всякий раз пачкать постель, когда ему снилось что-нибудь греховное. Он нахмурился и поспешил перевести разговор на темы более конкретные и невинные:
— Где господин Больм?
— Старикашка-то? Наверху. Почти все время спит, а как только просыпается, Мавр дает ему вина. И он снова засыпает.
— Вы открыли окна?
— О да. В комнате у Больма жуткий холод, дождь хлещет в окно, и весь пол залит водой. Мавр только и делает, что плачется.
— А старик? Кашляет и харкает?
— Какое там! Спит, он же все время пьян! Поверьте мне, господин доктор, дядюшка Больм проживет еще лет двадцать.
