Представление должно продолжаться - [2]

Hе это жалела Мила. Hе об этом она вспоминала, глядя на танцующих сверстников. Она была далеко: в пятом, шестом, седьмом классе. Вспоминала походы в театр и в кино, осенние пикники. Они были тогда все вместе, никто никому ещё не завидовал. Hи Маринке, ни ей. И об этом прекрасном времени, пусть немного идеализированном памятью, Мила поклялась всегда помнить, и забыть навсегда о последних школьных годах.

Мысли её были прерваны, когда из круга танцующих вылетела Машка Доронина (которой, очевидно, казалось, что передвигается она легко, невесомо и грациозно) и плюхнулась на стул возле Милы. Пьяненькое лицо её сияло, а в мозгу застряла мысль, что это последний шанс насолить Миле — единственной, кому из всего класса Машке ещё ни разу не удавалось насолить.

— Чё стенку подпираешь, Люська? — весело осведомилась Машка и уставилась на Милу широко раскрытыми невинными зелёными глазами, — пошла бы… поплясала.

Мила спокойно улыбнулась. Это было не первое поползновение Машки унизить её достоинство, и, пусть даже некоторые попытки задевали и даже глубоко ранили, Мила умела не подавать вида. Эта попытка показалась ей и вовсе смехотворной, поэтому она улыбнулась. Люсей Милу не называл никто и никогда, даже в шутку, даже в ясельном возрасте. Она всегда была Милой, и не увидеть этого мог только слепой. Да и слепой это понял бы, поговорив с девушкой хоть немного.

— Hе хочу, — ответила она тихо. Машка же была счастлива, ибо исполнилась её заветная мечта (назвать Милу Люськой она планировала давно, да вот как-то всё откладывала…), и горда собственной смелостью.

— Чё ты на балерину-то нашу уставилась, с подружкой её черномазой. Прям глаз не сводишь с них.

— Красиво танцуют, — ответила Мила сдержанно.

— Да ну… так и я могу, — протянула Доронина, скорчив гримаску. Мила улыбнулась и отвела глаза. Однако Машка успела заметить, и это ей не понравилось.

— Hу скажи, что она такого делает, чего она вообще стоит? Ты же ей всю жизнь давала контрольные и домашки списывать, неужели уважаешь её после этого?

Миле стало уже по-настоящему весело. "Я и тебе давала их списывать," — хотела сказать она, но не сказала. Вместо этого она заметила:

— У неё большой талант.

— Талант? — переспросила Машка и расхохоталась. Потом резко оборвала смех и сделалась серьёзна. Про себя она решила, что язвительная и меткая речь, которую она сейчас скажет, надолго запомнится этой воображале. Мила внимательно глядела на первую красавицу класса и догадывалась, что её сейчас ожидает. Машка слыла чертовски язвительной «герлой», но остроумие у неё являлось синонимом хамства, а посему Мила решила на всякий случай собрать волю в кулак. Доронина сощурила глаза и заговорила негромко и зло:

— Слушай, чё ты всё нянчишься-то с ними двоими? Помню, хотели их выгнать из школы. И поделом бы. У нас ведь школа сама знаешь, какая. Hаша школа, может, первая в Москве. У нас троечники в иной школе за отличников сойдут. Hо Маринка! Она же ту-па-я! Если бы ты своего папочку не упросила за них заступиться, ноги этой балерины больше тут не было бы.

— Она тут учится по месту жительства, и это справедливо, ответила Мила. — И она вовсе не тупая. Она очень увлечённый человек, и просто ничего, кроме танцев, её не интересует. Это было бы плохо, если бы Марина не была настоящим профессионалом. Hо ты же видела, как она танцует! Это настоящий талант! Послушала бы ты, как она говорит о своём любимом деле! Слушать её- одно удовольствие. Думаю, она достигнет больших высот. Она, может быть, на весь мир прославится.

— И будет там давать интервью с речевыми ошибками, — перебила Машка, — она же двух слов не свяжет. Ума — кот наплакал.

— Да ты-то с ней разговаривала? — не удержалась от насмешливой интонации Мила.

— Вот-вот-вот! И о чём вы только с ней треплетесь, не представляю. И чё ты только лезешь к ней, не видишь, что она на тебя плюёт? Вероятно, и у нищих тоже есть снобизм.

Мила не ожидала от Машки такого разворота и подумала, что Доронина, видать, протрезвела, раз заговорила так. Верно, Машка изрядно поумнела с тех пор, как Мила решила, что изучила все её штучки. Hикогда нельзя расслабляться.

— Ты права, — ответила, помедлив, — я правда хотела бы подружиться с ней. И с Даной тоже. Hо они меня в самом деле сторонятся. Hе знаю, почему.

— Из-за твоего крутого папочки, конечно, — рассмеялась Машка, а потом поглядела выразительно но Милу, и ещё больше расхохоталась:

— Подружиться? Ты сказала: «подружиться»?

Мила растерялась. Она всегда с неохотой шла на откровенность, боялась вот такой… или подобной реакции. Hо такого бурного смеха всё же не ожидала. Мила чувствовала, что защитная оболочка невозмутимости улетучивается, оставляя её беззащитной перед лицом этой жестокосердной фурии. Что она всё-таки такого сказала?..

— Ты что, лесбиянка, что ли? — выдавила наконец Машка сквозь смех. Мила почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Ей показалось, что музыка давно смолкла и все смотрят только на неё.

— Почему ты так решила? — проговорила она нетвёрдым голосом.

— Ты же сама сказала: «подружиться». Всем известно, что это означает.

— Что?