Предсказанная - [35]

С тем же чувством отстраненности он заходил внутрь, шел по внутреннему двору крепости, Здесь было всего две постройки — башня и невысокое одноэтажное здание без окон, похожее со стороны на конюшню. Каменная крыша, широкие деревянные двери. Туда заходить не стали.

В башню вела такая же широкая двойная дверь. Толщина была удивительной — Вадим ради интереса приложил руку, и уместилось целиком предплечье. Анна поковыряла царапины, выбоины и дорожки с зазубренными краями на внешней стороне досок. Похоже, кто-то пытался ее выбить — но давно, так давно, что все дерево было одного темного оттенка. Закрывали двери втроем — оказалось, что их почти невозможно сдвинуть с места, пришлось навалиться.

Пол был вымощен светлым пористым камнем. Не было ни песка, ни пыли. Посредине темнело круглое отверстие колодца. Напротив дверей начиналась узкая лестница, разделявшаяся на два рукава. Низкий потолок — Серебряный вытянул руку и кончиками пальцев дотянулся до него. Свет шел из трех узких окон-щелей. Рядом с ними стояли даже на вид тяжелые дубовые ставни с петлями, а возле бойниц были вбиты крюки.

— Займитесь, — кивнул Вадиму и Гьял-лиэ Флейтист. Сам он с обоими женщинами поднялся наверх.

Задание оказалось не из легких. Серебряный попытался приподнять ставень одной рукой за край, удивленно приподнял брови и взялся уже обеими руками. Потом наклонился к ним, поводил руками, принюхался.

— Хорошо сделано, — удовлетворенно кивнул он.

Вадим озадачился — да, доска казалась тяжелой, но силу Серебряного он уже знал. Музыкант попытался сдвинуть ставень с места, но не преуспел.

— Оставь, — сказал Гьял-лиэ. — Это не для вас делалось.

Владетель отошел на шаг, хлопнул в ладоши. Ставень подпрыгнул, потом поднялся в воздух, подплыл к петлям и с громким стуком обрушился на них. За спиной стукнуло еще дважды, резко потемнело. Вадим обернулся. Все три ставня висели на положенных местах. Серебряный подошел вплотную, проверил, нет ли щелей; Вадим не видел его, но слышал шаги и прикосновения ладоней к дереву и камню. Потом, после негромкого щелчка, в воздухе повис маленький язычок серебристого пламени. Теперь по крайней мере стало видно лестницу, и Вадим отправился следом за Гьял-лиэ наверх по лестнице.

Здесь вновь были навешены двери, потоньше, чем на первом этаже, но тоже внушительные. Впрочем и следы штурма на них оказались еще более весомыми. Левая створа была насквозь прорублена в нескольких местах. Гьял-лиэ похмыкал, оглядев повреждения, покачал головой. За дверями обнаружилось крошечное подобие холла. В стенах справа и слева — по две глубокие ниши, в них виднелись приземистые широкие кровати. Впереди находился аркообразный проход в залу. Там тоже было темно, но кое-какие источники света все же были: робкие отблески света то и дело выпрыгивали из залы в коридор. Войдя внутрь, Вадим обнаружил, что это — плошки, развешанные по стенам. Должно быть, в них было налито ароматическое масло — в воздухе разливался пряный и сладкий запах, похожий на дым сандаловых палочек. Запаха было куда больше, чем света.

В полутьме Вадим разглядел широкий круглый стол все из той же массивной древесины. Вокруг него стояли тяжелые грубо сколоченные табуреты. Бойницы, служившие одновременно и окнами, были прикрыты такими же, как внизу, ставнями. К удивлению музыканта, на столе стояла посуда, тянуло ароматом пищи. Вадим подошел к ближнему краю стола, приподнял глиняную крышку, прикрывавшую горшок. Внутри лежали куски жареного мяса.

— Откуда дровишки? — поинтересовался он у Софьи, оседлавшей табурет.

— Из лесу, вестимо, — откликнулась она.

— Интересно, где же сами хозяева…

— Куда-то подевались, красавчик, — развела руками женщина. — Записки, ты понимаешь, не оставили.

— Забавно, — пожал плечами Вадим, не желая оставлять за языкатой красоткой последнее слово. Еда его сейчас не интересовала, вот вымыться хотелось очень сильно. На худой конец — ополоснуть лицо и руки.

Эта же мысль осенила и Флейтиста. В углу залы было найдено несколько тазов и ведро с длинной веревкой, привязанной к ручке. Водоносом назначили Серебряного. Через полчаса мужчинам удалось умыться и ополоснуться до пояса, после чего Софья выгнала их из зала. Серебряный поломался, потом согласился, в качестве выкупа взяв с Софьи сигарету. Судя по доносившемуся из залы хихиканью, обоим дамам было холодно — вода была ледяной, — но весело.

Флейтист и Серебряный курили, присев на корточки на лестнице. Вадим стоял неподалеку, так, чтобы дым не попадал в лицо. Когда-то давно он и сам курил, причем начал лет в пятнадцать, «чтобы понизить голос», по тогдашнему верованию мальчишек. В армии бросил, но даже теперь, полтора десятка лет спустя, иногда приходилось останавливать собственную руку, которая сама тянулась к сигарете. Начинать курить не хотелось — жалко было легких, да и перспектива заработать рак не прельщала.

Оба же полуночника курили так, словно обычные сигареты были набиты каким-то особо дорогим и ценным табаком. Медленно заглатывали дым, медленно выпускали его из губ, смакуя каждую затяжку. Для них это не вредная привычка, а редкое и необычное удовольствие, понял Вадим. Особенно для Серебряного — его с сигаретой Вадим увидел впервые, хотя и раньше он мог бы закурить.