Предсказанная - [17]

Не время и не место было для дурацких вопросов типа «как же ты ухитрилась до сих пор остаться девушкой?». Нельзя было останавливаться. Но Вадима вдруг пронзило болезненное ощущение неправильности происходящего. Только на мгновение — дальше Анна вцепилась ему ногтями в плечи, и сомнения были забыты. Она хотела его — пусть боялась, но просила сама, всем телом.

Он старался быть осторожным, но скоро в этом отпала необходимость. После первых движений, прикушенной губы и скованности Анна выгнулась ему навстречу, тесно прижала к себе. Полное слияние, отсутствие запретов и пределов. Движение друг к другу, до той близости, когда кажется — объединяются кожа и сосуды, одно на двоих сердце бьется в груди.

Вадим чувствовал ее так же ясно, как себя. Неловкость, смелость, пронзительный внутренний покой и свет, заливающий разум. Только тень боли, предвкушение наслаждения. Через пару минут он не мог сказать — где чьи чувства. Какое там — он не мог сказать, где кончается его тело и начинается тело Анны. Они были одним целым. Только так и стоило жить — вместе.

А потом пришла вечность и заглянула в глаза — мир распался на миллион радужных осколков.

— Это всегда бывает… так? — спросила Анна, когда они вернулись в реальность. Вадим очнулся чуть раньше и успел полюбоваться ее лицом — прозрачно-безмятежным, мягким.

— Нет, — честно ответил он. — Если говорить правду, со мной такое в первый раз…

— А уж со мной-то, — усмехнулась Анна. Потом помолчала, и добавила:

— Не хочется выходить…

— Придется рано или поздно…

— Знаю. Но — не хочется. Обними меня?

— А я что делаю? — удивился Вадим, и без того прижимавший ее к себе.

— Сильнее… Мне так хорошо. И — еще кажется… вот я выйду сейчас и всю эту банду голыми руками разгоню.

— А надо? — шепотом спросил ее Вадим, касаясь губами мочки уха.

Анна потерлась щекой о свое плечо, прищурила глаза. Вадим не мог смотреть ей в лицо — стоять на краю пропасти было проще. И не мог отвести взгляд даже на мгновение. Живое зеркало, двойник. Но не в том было дело: никогда он так не любил себя, чтобы замирать в трепете перед собственным отражением. Она была мечтой. Нереальным подарком судьбы. Второй половинкой некогда разделенного надвое человека из древнегреческих легенд.

— Не знаю, — наконец сказала она. — Фиг бы мы встретились без этой компании. Будем считать, что заплатили за встречу?

— Тебе решать. Что ни будешь делать — я с тобой… — Вадим обнаружил, что говорит то, что сроду от него ни одна женщина не слышала. В том числе и две давно уже бывшие жены.

— Пошли они к черту, — резко сказала Анна. — Придумают еще что-нибудь — мало не покажется… А так — ладно…

Еще несколько минут в объятиях — а потом пришло время подниматься и собирать свою одежду. Что-то подсказало Вадиму — пора уходить. Прочь из темной комнаты, от ложа-алтаря и от недобрых хозяев чужого праздника. Да и делать здесь было нечего. Домой — к возможности принять душ и уснуть вдвоем на широкой старой кушетке, к покою и заботам обыденности, в которой всегда будет Анна. А значит, даже в самом банальном будет привкус волшебства. Настоящего, не того, что мог подарить народ Полуночи. Разницу Вадим понял вдруг и сразу: волшебство — то, что делаешь ты. Не то, что делают с тобой.

Дверь отворилась сама, как только они вместе подошли к ней. В который раз за ночь — в маршрутке, здесь… Темное чародейство показалось вдруг лишенным смысла. Подумаешь, Голливуд со спецэффектами. В любом супермаркете так открываются двери — и никто не поражается. Не стоило обращать внимание на внешнее, на атрибутику. А за скорлупой блестящего орешка оказалась пустота. Его столкнули с Анной не потому, что желали добра и счастья. Просто так было проще управлять обоими. Не пришлось преодолевать барьер упрямства и нежелания.

Разумеется, вся «банда» стояла у дверей. С самыми почтительными лицами, как же иначе. Вот только сытый блеск глаз вызывал отвращение и презрение. Вадим сам толком не знал, почему — ничего он не потерял. Никто не пил его крови, не забирал жизненную силу. Но — что-то коробило. Неприятно быть разменной монетой на ладони чужого существа. И драгоценной коллекционной монетой — тоже.

Вадим не хотел на них смотреть — только уйти и не возвращаться. Голова слегка кружилась, хотелось спать. Но так просто их отпускать не собирались. До смерти надоевший за вечер Серебряный — Вадим не мог вспомнить, слышал ли его имя, попросту ли знал его — в торжественной позе ждал у порога.

— Благодарю вас, — сложился он в поклоне. Серебристая грива в полутьме казалась сгустившейся тенью. На этот раз никакой едва уловимой насмешки в голосе не звучало. Когда владетель выпрямился, Вадим посмотрел ему в глаза. Сытая и довольная физиономия, взгляд — как у кота, добравшегося до горшка со сметаной.

Анна стояла молча, но по напряжению ее пальцев Вадим понимал, что шансы Серебряного получить по морде возрастают с каждой секундой.

— Вы вольны просить исполнения желаний. По одному на каждого, — уточнил фэйри немедленно. — Прислушайтесь к себе и выберите самое сокровенное…

Вкрадчивый голос раздражал. Кому-кому, а этому надменному типу Вадим не хотел бы озвучивать свои самые сокровенные желания. Должно быть, все это было написано у Вадима на лице, потому что после паузы Серебряный добавил: