Предсказанная - [14]

Икра, острое мясо, нарезанное тонкими ломтиками, печеная рыба, моченые ягоды. Достаточно сытно — и не слишком тяжело. Анна знала, что если переест, то ее начнет клонить в сон. И тогда уже никаким волшебством ее не вернут в осмысленное состояние. Катая на языке бодрящую кислую брусничину, Анна разглядывала зал.

Ничего особенного тут не было — бетонные стены, переплетение потолочных балок и проводов. Бункер тридцатых годов, должно быть. Да, свечи и масляные лампы отчасти делали его романтичным, но — ничего особенного. Ни магии, ни волшебства… Почему все собрались именно здесь, а не на природе, задумалась она. Недавние посиделки у костра понравились ей куда сильнее. Да и добродушная непритязательная публика была по сердцу. Здесь же Анна чувствовала себя куклой, выставленной в витрине.

Серебряный ненавязчиво сопровождал ее. Молча маячил за плечом, если говорить правду. Анна почти привыкла к нему. Ни лишней болтовни, ни ценных указаний. Непроницаемое лицо, на котором иногда проступала холодная вежливая улыбка. И все же девушке казалось, что он держит в руках невидимый короткий поводок. Слишком уж напряженной казалась его гордая осанка. Анна то и дело ловила на себе острые взгляды присутствующих и уже привыкла к счетчикам в глазах тех, кого она про себя назвала «молодняком». Эта группа нравилась ей меньше прочих — и Анна чихать на них хотела. А вот редкие взгляды владетеля Южных земель беспокоили.

Вадим явно нервничал. Чем дальше, тем сильнее замыкался в себе. Анна подметила, как лицо его постепенно становилось невыразительной маской, слегка надменной. За показным высокомерием пряталась растерянность. И ничто не могло скрыть отсвета тревоги. Беспокойство его передавалось Анне, и она чувствовала себя неуютно. Что-то нехорошее поджидало их на празднике Весны. Или обоих, или ее, или только Вадима — Анна не могла разобраться в своих предчувствиях. Но они были, и весьма паршивого свойства.

Наконец она дошла до спутника, встала напротив с тарелкой в руках. Сделав трогательные глаза, утащила с его тарелки жареную креветку — Вадим кривовато улыбнулся. Полные губы с четкими линиями, казалось, с трудом удерживали какую-то фразу. Анна посмотрела ему в лицо. Сумма неправильных черт — широко расставленные, чуть раскосые глаза, вздернутый нос, широкий подбородок — была на диво хороша. Легкий зеленоватый отблеск в серых глазах, пшеничные волосы. Длинная челка падает на скулы и скрадывает их ширину. Так выглядела бы сама Анна, родись она мальчишкой.

«Гляжусь в тебя, как в зеркало, до головокружения», — когда-то песня казалась смешной. Теперь она поняла, что смеялась напрасно. За право любоваться этим лицом можно было отдать половину жизни, и вторую — за возможность быть рядом с тем, кто понимает тебя без слов, без намеков. Просто потому, что вылеплен из того же теста.

— Я хочу уйти отсюда, — еле слышно сказала Анна. Но некстати рядом оказался Гьял-лиэ, услышал или прочитал по губам.

— Ты не можешь уйти, королева моя, — тоже тихо сказал он. — Гости Полуночи не уходят с праздника до утра. А до него еще далеко.

— Я хочу уйти. — Чуть громче, чуть тверже. Вопросительный взгляд в сторону Вадима.

Серебряный тоже посмотрел на него. Они встретились глазами — Анне пришлось развернуться, чтобы видеть обоих сразу. В воздухе словно застыл маленький электрический разряд. И — Вадим отвел взгляд первым. Гьял-лиэ удовлетворенно улыбнулся, кивнул.

— Вы оба поняли меня. Пейте вино и радуйтесь, но уходить пока рано. — Тон чуть изменился, прежней почтительности в нем уже не было.

Анна разочарованно смотрела на Вадима. Он изобразил лицом нечто вроде «а что я мог сделать?», и это девушку сильно огорчило. Она точно так же не умела выдерживать прямое давление. Всегда проще было сделать, чем отказать. На мгновение сходство перестало казаться таким уж благом. Но этот момент вскоре забылся — Серебряный принес два высоких кубка, до краев наполненных вином. Анна пригубила — и уже сама не понимала через минуту, что заставило ее нервничать и сопротивляться. Зачем ей хотелось уйти из этого прекрасного места? Какая-то вздорная прихоть, не иначе.

Тибетский судья умерших давно уже улыбался Анне из своего угла. Она сделала приглашающий жест, ловя себя на том, что повторяет движение Серебряного. Круглолицый, семеня, подошел поближе, несколько раз поклонился, потом покивал.

— Нынешняя весна будет счастливой для детей Полуночи, очень счастливой. Нас почтила столь прекрасная королева, о, давно не видел я столь дивных юных дев, столь чистых душой… — речь струилась ручьем по камушкам. — О, как был бы я счастлив оказаться на месте твоего короля, светлоглазая владычица сотни сердец…

— В каком смысле? — нечаянно ляпнула Анна.

— Старый Чойгьел говорит тебе, королева, что девушки прекраснее тебя не видал уже многие годы, а если я говорю «многие годы», юная летами, но не разумом дева, то это значит — многие, как камни на берегу реки, как песчинки на бархане… — все с той же сладкой улыбочкой продолжал льстивый азиат. — Если бы ты одевалась в платье, я счастлив был бы коснуться губами твоего подола, если бы ты носила ленты в волосах, я отдал бы сердце за то, чтобы завладеть одной из них…