Предсказание - [38]

Тогда они проследовали за лакеем по коридору, ведущему в апартаменты мадемуазель де Сент-Андре.

— Согласитесь, мой дорогой принц, — вполголоса сказал адмирал, — что вы заставили меня взяться за довольно необычное занятие.

— Мой дорогой кузен, — ответил Конде, — вам известна пословица «Глупых занятий не бывает», особенно когда занимаешься чем-то из преданности.

Лакей объявил о приходе его высочества монсеньера принца де Конде и его превосходительства адмирала Колиньи.

Затем послышался ласковый голосок мадемуазель де Сент-Андре:

— Проси!

Лакей отступил в сторону, и два сеньора вошли в апартаменты, занимаемые мадемуазель де Сент-Андре; посреди комнаты находился канделябр на пять свечей — тот самый, свет которого уже в течение трех месяцев принц наблюдал через затянутое шторами окно девушки.

Это был небольшой будуар, обтянутый светло-голубым атласом; мадемуазель де Сент-Андре, бело-розовая и светловолосая, выглядела в нем точно наяда в лазурном гроте.

— Боже мой! Мадемуазель, — обратился к ней принц де Конде, словно он был до такой степени возбужден и напуган, что пренебрег обычными приветствиями, — что же произошло с вами и с господином маршалом?

— Ах! — воскликнула девушка. — Так вам уже известно о происшествии, сударь?

— Да, мадемуазель, — начал рассказывать принц, — мы с господином адмиралом вышли из Лувра и оказались как раз под вашими окнами, как вдруг у нас над головами просвистел камень; мы тотчас же услышали звон разбившегося стекла, что нас обоих весьма перепугало, и поспешили вернуться в Лувр, взяв на себя смелость расспросить ваших лакеев, не случилось ли чего-либо с господином маршалом. Ваш славный слуга, к которому мы обратились, неосторожно посоветовал нам разузнать все непосредственно у вас; он сказал, что, невзирая на поздний час, вы из уважения к чувствам, руководившим нами, возможно, соблаговолите принять нас. Господин адмирал колебался. Но участие, испытываемое мною к господину маршалу и к другим членам его семьи, заставило меня быть настойчивым, и, Бог мой, пусть это даже выглядит нескромно, но мы здесь.

— На самом деле вы были весьма добры, принц, когда побеспокоились о нашей судьбе, полагая, что угроза направлена именно против нас. Но опасность, если она существует, грозит гораздо более высоким особам, чем мы.

— Что вы этим хотите сказать, мадемуазель? — живо вмешался адмирал.

— Камень, разбивший окно, был завернут в письмо, содержавшее чуть ли не угрозы в адрес короля. Мой отец поднял послание и отнес его по назначению.

— Однако, — спросил принц де Конде, повинуясь внезапному озарению, — начальника стражи уже предупредили?

— Я этого не знаю, монсеньер, — ответила мадемуазель де Сент-Андре, — но, во всяком случае, если это еще не сделано, то его следует предупредить.

— Тогда, без сомнения, нельзя терять ни минуты, — продолжал принц.

И, повернувшись к Колиньи, Конде осведомился:

— Не ваш ли брат Дандело эту неделю командует в Лувре?

— Он самый, мой дорогой принц, — ответил адмирал, схватив на лету мысль Конде, — и на всякий случай я сам его попрошу удвоить бдительность, сменить пароль и привести стражу в состояние боевой готовности.

— Так идите же, господин адмирал! — воскликнул принц в восторге от того, что его так великолепно поняли. — И дай Бог, чтобы вы сумели прийти вовремя!

Адмирал с улыбкой удалился, оставив принца де Конде наедине с мадемуазель де Сент-Андре.

Девушка насмешливым взглядом проводила сурового адмирала.

Затем она обратилась к принцу:

— Ну, пусть теперь скажут, ваше высочество, что вы не преданы королю как родному брату!

— Но кто же мог усомниться в моей преданности, мадемуазель? — спросил принц.

— Весь двор, монсеньер, и я в частности.

— В том, что двор сомневается, нет ничего удивительного, ведь двор принадлежит господину де Гизу, в то время как вы, мадемуазель…

— Я ему еще не принадлежу, зато я хочу ему принадлежать: в этом различие между настоящим и будущим, монсеньер, ни более и ни менее.

— Значит, столь невероятный брак все еще реален?

— Более чем когда-либо, монсеньер.

— Не знаю почему, — проговорил принц, — но в голове у меня — вернее сказать, в сердце — гнездится тайная мысль, что он никогда не состоится.

— По правде говоря, я бы испугалась, мой принц, если бы вы не были столь дурным пророком.

— О Господи! Кто же подорвал в ваших глазах мою репутацию ученого астролога?

— Вы сами, принц.

— Каким же образом?

— Предсказав, что я вас полюблю.

— Неужели я на самом деле такое предсказывал?

— О, да я вижу, что вы забыли тот день, когда состоялась чудесная рыбная ловля.

— Чтобы это забыть, мадемуазель, мне пришлось бы порвать ячейки сети, куда вы меня поймали в тот день.

— О принц, вам следовало бы говорить о той сети, в которую вы поймали сами себя. Я никогда, благодарение Богу, не накидывала на вас сетей.

— Нет, но зато вы завлекали, подобно сиренам, о каких рассказывает Гораций.

— О! — воскликнула мадемуазель де Сент-Андре, знакомая с латынью, как все женщины того времени, столь же педантичные, сколь и галантные, — Гораций говорит: desinit in piscem[3]. Посмотрите на меня, разве мог туловище заканчивается рыбьим хвостом?