Предсказание - [23]

У президента багровый цвет лица сменился желто-зеленым. На лбу его проступили тысячи капелек пота.

В комнате воцарилась глубочайшая тишина.

— Здесь так жарко, что можно задохнуться, — произнес метр Минар, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. — А вы как считаете, друзья мои?

Родственники вскочили, чтобы отворить окно; но шотландец, подняв обе руки, сделал знак всем сесть.

— Не трудитесь, господа, — заявил он, — поскольку я не ем, то пойду и отворю окно, чтобы впустить свежий воздух для господина президента; однако сквозняк может причинить ему вред, — добавил он, уже открыв окно, — и я теперь затворю дверь.

И, заперев дверь на один оборот ключа, он занял прежнее место против президента Минара.

Совершая эти движения, он нечаянно распахнул плащ, и всем стало видно, что на шотландце была стальная кольчуга как оружие оборонительное, а как оружие наступательное за поясом имелись два пистолета и на боку висела короткая шпага.

Его, однако, нисколько не встревожило, заметили или нет окружающие все это, и он спросил президента, опять заняв место против него, так что их отделял друг от друга лишь стол:

— Итак, уважаемый господин Минар, как вы себя чувствуете?

— Немного лучше, — явно нехотя ответил тот.

— Поверьте, я очень рад! — продолжал молодой человек.

И он возобновил рассказ посреди такой тишины, когда можно было бы услышать полет мушки, если бы в декабре, существовали какие-то мушки, кроме «мушек» г-на де Муши.

III БУКЕТ С ПРАЗДНЕСТВА У ПРЕЗИДЕНТА МИНАРА

Молодой человек, как мы уже упомянули в предыдущей главе, возобновил свой рассказ с того самого места, где его прервали:

— Мой соотечественник забрал письмо и, опасаясь, что его могут преследовать, поспешил на Большую Монмартрскую улицу и по ней добрался до пустынных кварталов Гранж-Бательер, где смог без помех прочитать послание господина герцога де Гиза. Только тогда он понял, как это понял я, когда прочел это письмо, что в послание герцога де Гиза вложен ордонанс короля Франциска Второго, в чем, господа, вы убедитесь сами, как только получите от меня представление о том, что это за письмо; а поскольку печать на послании отсутствовала, то мой друг счел себя вправе посмотреть, что оно собой представляет, кто его отправитель и кому оно адресовано, а затем лично доставить его по указанному адресу, если таковой имеется, со всем подобающим уважением к лицу, поставившему свою подпись.

И тут во второй раз шотландец достал пергамент, развернул его и прочел текст:

«Нашему возлюбленному и верному президенту суда парламента Парижа, адвокатам и прокурорам вышеназванного учреждения.

От короля.

Наши возлюбленные и верные, у нас имеются величайшие причины для неудовольствия, ибо мы видим, как затягивается в нашем парламентском суде проведение и завершение процесса против советников, задержанных по делу веры, а особенно советника Дюбура, а потому мы желаем, чтобы оный процесс пришел к быстрому завершению; по такому случаю мы вас уполномочиваем и самым настоятельным образом вам повелеваем, чтобы, отставив все прочие дела, вы приступили к разбору и слушанию дела по вышеуказанному процессу уже имеющимся и дополнительно назначаемым составом судей, не допуская и не позволяя, чтобы они вели все это дело чересчур продолжительное время, а вели бы его так, чтобы дать нам очередной блестящий повод получить удовлетворение, ныне нами еще не испытываемое.

Подписано: Франциск.

Ниже сего: де Лобеспин».

— Как, сударь! — воскликнул президент Минар, вновь укрепившись духом при чтении письма, дававшего великолепное обоснование тому самому приговору, который им уже был вынесен. — Это письмо находится с сегодняшнего утра в вашем распоряжении?

— С четырех часов вчерашнего дня, сударь; во славу истины я бы хотел точно представить факты.

— В вашем распоряжении это письмо находилось с четырех часов вчерашнего дня, — спросил президент с той же интонацией, — и вы задержались с его передачей до сей поры?

— Повторяю, сударь, — ответил молодой человек, кладя письмо обратно, — вы вновь упускаете из виду, какой ценой я получил это письмо и за какую цену я собираюсь его отдать.

— Ну, так выскажитесь же, — произнес президент, — и сформулируйте ваше желание в отношении вознаграждения за то действие, которое, в конце концов, является лишь простым исполнением долга.

— Вопреки вашему заявлению, сударь, — возразил молодой человек, — это не простое исполнение долга, поскольку причина, обусловившая нежелание моего соотечественника довести это письмо до сведения парламента, все еще существует. Либо потому, что судьбу советника Анн Дюбура мой соотечественник принимает так близко к сердцу, как если бы смерть его была бы для него личным несчастьем, либо потому, что несправедливое решение парламента он считает столь отвратительным преступлением, что удержание письма представляется ему действием, естественным для каждого честного человека, обязанного предотвратить совершение позорного поступка, или, по крайней мере, отсрочить его, если не удастся помешать. Вот почему он дал себе слово, что не отдаст это письмо до тех пор, пока не будет уверен в оправдании Анн Дюбура, а кроме того, предаст смерти тех, кто будет препятствовать этому оправданию… Вот почему он убил Жюльена Френа, и не потому, что считал лично виновным столь незначительную фигуру, как секретарь: этой смертью он хотел показать гораздо более высокопоставленным лицам, чем Жюльен Френ, что, действуя без колебаний и пресекая существование малых, он тем более не будет колебаться, когда речь пойдет о жизни великих.