Предшественники Шекспира - [8]

).

Сопоставленіе этихъ цикловъ между собой относительно ихъ древности, состава и драматическихъ достоинствъ не имѣетъ прямаго отношенія къ основной задачѣ нашего труда. Для нашей цѣли достаточно отмѣтить главнѣйшія особенности ихъ художественнаго стиля и привести ихъ въ связь съ дальнѣйшимъ развитіемъ англійской драмы.

Разсматриваемыя съ эстетической точки зрѣнія, англійскія мистеріи, подобно средневѣковой драмѣ вообще, представляютъ собою дѣтство драматическаго творчества: отсутствіе единства дѣйствія и внутренней связи между его частями, отсутствіе правильнаго мотивированія дѣйствія и умѣнья создавать характеры, суть недостатки, общіе всѣмъ средневѣковымъ мистеріямъ и зависѣвшіе главнымъ образомъ отъ ихъ происхожденія, сюжетовъ, а также и отъ обязательнаго, эпически-религіознаго міросозерцанія ихъ авторовъ. Средніе вѣка не доросли до идеализаціи свободной, отвѣчающей за свои поступки, личности, которая составляетъ первое условіе и, такъ сказать, субстратъ драматическаго творчества. Герой мистеріи не есть личность, обладающая способвостью самоопредѣленія, имѣющая возможность сдѣлать свободный выборъ между двумя данными положеніями, а существо безцвѣтное, пассивное, машинально исполняющее невѣдомыя ему предначертанія провидѣнія, движимое впередъ не личной энергіей, а велѣніями высшей силы. Самое мученичество его представляется намъ не актомъ внутренняго религіознаго экстаза, охватившаго все существо человѣка, а извнѣ наложеннымъ долгомъ, къ которому самъ мученикъ относится иногда съ радостью, иногда съ какимъ-то безучастнымъ фатализмомъ. Оттого при всемъ обиліи патетическихъ положеній въ мистеріяхъ, мы рѣдко встрѣчаемъ въ нихъ проблескъ истиннаго драматизма. Блистательнымъ исключеніемъ изъ этого общаго правила можетъ служить одна изъ Тоунлейскихъ (Вэкфильдскихъ) мистерій Жертвоприношеніе Исаака (въ подлинникѣ названная просто Abraham), которая и до сихъ поръ поражаетъ читателя своимъ дѣтски-наивнымъ, но глубоко-человѣческимъ паѳосомъ. Изображеніе душевныхъ мукъ отца и трогательной покорности сына принадлежитъ къ лучшимъ перламъ средневѣковой поэзіи. Отсутствіе душевной борьбы, происходящей въ сердцѣ мученика, во многихъ мистеріяхъ, замѣнено подробнымъ — подчасъ возмущающимъ душу — описаніемъ претерпѣваемыхъ имъ физическихъ страданій, которымъ средневѣковые драматурги думали вознаградить бѣдность внутренняго содержанія. Отсюда грубый натурализмъ изображенія, доходящій до того что авторъ ни мало не задумывается возмутить нравственное чувство зрителей подробнымъ изображеніемъ мученій св. Варвары ⁴⁵).

Этотъ натурализмъ находилъ свое оправданіе въ томъ рабскомъ отношеніи къ буквѣ Св. писанія, отъ котораго не могли вполнѣ отрѣшиться даже даровитѣйшіе изъ средневѣковыхъ драматурговъ. Большая часть изъ нихъ были люди духовные, смотрѣвшіе на свое авторство, какъ на дѣло богоугодное и полагавшіе свое высшее достоинство въ томъ, чтобъ ближе держаться боговдохновеннаго источника. Въ своей благочестивой наивности они скорѣе готовы были вывести на сцену Адама и Еву въ ихъ первобытной наготѣ, или заставить св. Анну разрѣшиться отъ бремени въ присутствіи всей публики ⁴⁶), чѣмъ отступить отъ буквы библейскаго или новозавѣтнаго апокриѳическаго сказанія. Понятно, что при такомъ рабскомъ отношеніи къ своему матеріалу, искусство не могло дѣлать слишкомъ быстрыхъ успѣховъ; и дальнѣйшее развитіе мистерій есть вмѣстѣ съ тѣмъ и паденіе ихъ первобытнаго строго-религіознаго стиля.

Что же касается собственно до англійскихъ мистерій, то выше было замѣчено, что онѣ сохранили лишь слабое воспоминаніе о когда-то пережитой ими литургической эпохѣ, что они дошли къ намъ уже изъ той поры, когда духовная драма порвала всякую связь съ богослуженіемъ и стремилась сдѣлаться просто театральнымъ представленіемъ. Оттого въ нихъ мы замѣчаемъ въ сравнительно меньшей степени описанные нами недостатки; за то достоинства ихъ далеко оставляютъ за собой достоинства однородныхъ съ ними произведеній въ Германіи и Франціи. Ульрици находитъ, что въ англійскихъ мистеріяхъ меньше длинныхъ разсужденій, чѣмъ во французскихъ, меньше лирическихъ изліяній, чѣмъ въ нѣмецкихъ; взамѣнъ этого, у нихъ выступаетъ на первый планъ діалогъ и самое дѣйствіе ⁴⁷). Къ этому нужно прибавить, что въ англійскихъ мистеріяхъ мы замѣчаемъ больше свободы въ обращеніи съ священными сюжетами, больше потребности выводить дѣйствіе изъ внутреннихъ причинъ, видимъ попытки къ созданію цѣльныхъ драматическихъ характеровъ, — словомъ въ нихъ мы можемъ уже найти въ зародышѣ тѣ качества, которыя впослѣдствіи прославили англійскую драму и сдѣлали ее оригинальнѣйшимъ созданіемъ человѣческаго духа.

Изучая англійскую драму въ ея самой, невольно приходишь къ заключенію, что отличительная характеристическая черта англійскихъ мистерій есть ихъ глубокая связь съ жизнью народа. Эта связь видна не только въ языкѣ, носящемъ на себѣ слѣды различныхъ мѣстныхъ говоровъ, но и въ народномъ колоритѣ изображенія, доходящемъ до того, что виѳлеемскіе пастухи (въ честерскомъ циклѣ мистерій) наивно сознаются публикѣ, что они родомъ изъ Ланкашира, а одинъ изъ воиновъ Ирода называетъ своего повелителя королемъ Шотландскимъ. Въ виду еще не улегшихся споровъ о происхожденіи, составѣ и оригинальности англійскихъ мистерій и объ отношеніи ихъ къ французскимъ