Предпоследний крестовый поход - [18]

– Этой тушенке лет двадцать!

– Так ведь она не вскрытая! Тебе думаешь, другую выдают? Из-под конвейера? Все одно! Ешь, не помрешь! Вот с рыбой нужно осторожничать. Она в любом виде долго не дюжит. Каша тоже, если плесень снять —сгодиться!

Ричард не стал слушать дальше, выхватил банку и принялся жадно есть руками. Он не ел почти два дня, и до этого момента не подозревал, как проголодался.

Опустошив банку и так и не наевшись, Ричард впал в уныние. Его жена умудрялась разделить такую банку на три дня. Им выдавали по банке в неделю на каждого члена семьи. Изредка давали рыбу, и ту уже с душком, так как долго была в пути. Хорошо, соседи Клара и Эдмунд воровали на полях капусту и давали часть Марии, за то, что она присматривала за их детьми.

Отогнав мух, Ричард съел и кашу с кислинкой напоследок, Евгений сунул ему бутылку острого соуса. Слегка засохший, он все равно не потерял вкуса.

– С ним все сойдет! У тебя жена то нормальная? Не юродивая? Руки, ноги на месте?

– Да. – с опаской ответил Ричард.

– Жаль. Ну да ладно, тут будет работать.

Из бесконечного трепа Евгения, Ричард узнал, что они живут на свалке довольно долго. Это второе, и уже подрастает третье поколение помойных крыс. Питаются тем что найдут или выпросят на улицах. Живут в старых грузовиках. Здоровые и взрослые сортируют мусор, ищут что-то полезное, чинят, перепродают. Дети до четырнадцати лет, а так же мужчины и женщины с увечьями, вроде отсутствия ноги, руки, глаза, горбатые, частично-парализованные и прочие христарадничают у церквей, больниц и вокзалов. Разделения власти у них нет. Сначала могло показаться, что главный тут Евгений, но он просто самый болтливый. Всем найденным, отремонтированным и выпрошенным на улице они делятся в конце дня.

– До огня, все так жили. Все их машины, бытовая техника, одежда и даже еда – вторсырье. Вот как думаешь хлеб делали? Остатки засохшего размачивали, мешали с новым тестом и в печь. Мамка говорила, даже туалетную бумагу перерабатывали и отправляли на тетради и книги. Правильно ты сделал, что к нам ушел. Война – это плохо. Особенно для нас. Вы все уйдете, а кто мусорить будет? Но с другой стороны, в городе останутся сердобольные старухи. Они всегда хоть корочку или стакан воды подадут.

– А заработать не пробовали?

– А разве так ответила самаритянка у колодца, как Иисус попросил ее попить? Не те заветы вам Папа читает.

Устав слушать Евгения, Ричард отправился к остальным. Мужики разбирали заросший грязью двигатель, Каталина замачивала в горячей воде пальчиковые батарейки. Она делала это ловко, с помощью дуршлага. Вслух отсчитывала двадцать секунд, отбрасывала на тряпку и погружала следующую партию. У ее ног стоял радиоприемник. Вместо музыки он издавал шум и изредка ловил переговоры городской кавалерии.

По отрывистым словам, Ричард понял, что его солдат арестовали. Под стражу были взяты капитаны Мариас младший, Эдвард второй, Морье и многие другие.

От вариантов провести жизнь на помойке или в тюрьме, Ричарду стало тошно. Что стало с Бруно? Лишат ли Марию и Альберт пособия? Что предпримет магистр. При воспоминании о магистре во рту пересохло, желудок застонал, будто перегревшийся генератор. Но не голод морил Ричарда. Ему бы сейчас хоть пол коробка или закапаться в одну ноздрю. И он бы воспарял. Отогнал ненужные думы. И вылез бы из этой кучи мусора.

С заходом солнца мусорщики возвращались из города. Кривые и хромые, они спешили выложить заработанное добро. Ричард снова почувствовал тошноту. Они встречались ему в городе. Старик, ползающий на обрубках, молодая девушка с горбом, больше чем она сама. Молодой паренек без обеих рук, рукава футболки которого, всегда закреплены прищепками. По отдельности они меркли в толпе, но здесь на свалке, половина его роты. Цирк уродов.

Ричард сел со всеми к ужину. Все громко говорили, хохотали чавкали. Слепой старик хватал грязными руками все продукты на столе, прежде чем выбрать себе кусок, но на это никто не обращал внимания. Одна девочка со спутанными волосами, замерев со своей коркой в руке пристально смотрела на Ричарда, а потом начала дергать мать за подол. Мать была слишком занята поглощением пищи, и тогда девчушка во всеуслышание спросила:

– Капитан Ричард пришел нас убить?

Хруст и чавканье на секунду прекратились, а потом Евгений расхохотался и все последовали его примеру.

– Нет, милая, этот человек не причинит нам вреда. Он отказался от похода и теперь с нами.

– Отказался от похода? – переспросил слепой старик. – Иоан снова собрался идти в проклятые земли?

– Иоан давно умер. Папа теперь Хьюго, – сказала Каталина. – Его ум совсем стар. Он помнит, что было с ним в восемнадцать, но не помнит того, что ему сказали десять минут назад.

– Я все помню! – перебил Каталину старик. – Нас послали нести слово божие, за границы священной французской империи. Я отправился со своим господином, полковником Бартом. У нас кончилась вода и еда. Все города были уже разорены немцами. Слово божие нести было некому. Но полковник Барт не останавливался. Он объявил предателями командиров, что предпочли вернуться через месяц похода назад. Он не хотел являться королю и Иоану с пустыми руками. Мы продолжали идти. Стало совсем худо. Солдаты умирали, а Барт даже не останавливался, чтобы предать их тела земле. Они так и оставались лежать под палящим солнцем. Земли там были отравлены. От тех кореньев и воды солдатам быстро становилось плохо. Их мучали головные боли. Нам приходилось пить собственную мочу, чтобы не брать той воды. Когда смерть уже дышала нам в затылок, на нашем пути появился госпиталь святых Петра и Павла. Приют госпитальеров.