Предместье (Волшебные стихи - 3) - [11]

Жизнь бугрит позитивную гладь:

Даже если засвечена съемка.

Даже если размыта печать.

Свет, толченый в черной ступе...

На ступенях у скалы

Он сидел тогда в раздумье

У раздутой Им золы.

Он подыскивал простые,

Однозначные слова,

До скупой земли пустыни

Опуская рукава.

Буквы бабочек с опаской

Правя, опрощал в тоске

Смысл, повисший пред оглаской

На тончайшем волоске.

Ни пергаментов, ни хартий...

И ползла себе змея

По пустыне, как по карте,

Как по книге Бытия,

И ложился длинный-длинный,

Безмятежный след, деля

Безраздельные долины:

Тут - земля, и там - земля...

Ржа рудых грунтов урана.

Привкус каменных просфир.

Крепость Торы. Кряж Корана.

...стронций, бьющий сквозь цифирь.

Последняя полупрозрачность,

Излом последнего тепла...

Преувеличена горячность

Внезапных отблесков стекла.

Чуть свет пылят, афиши клеют,

Шуршат горбатою метлой.

По переулкам горько тлеют

Костры с дымками над золой.

Рассветы долго прорастают,

Пунктиром облачков кроя

Маршруты, по которым стаи

В чужие поплывут края,

И пустота ветвей, щемяще

Сухим повитая дымком,

Им отзовется снизу мягче

Трамвайным, утренним звонком...

В прудах лежит густая тина

И звезды низкие блестят,

И преломленных паутинок

Сквозные контуры летят...

КРУГИ

Белое небо. Больная тень

На голубом снегу.

Видимо, даже и этот день

Я не убеpегу.

Вpежется в память слоистый кpуг,

Точно колечко в пень,

Чтоб от pезьбы откатилась вдpуг

Полуволною тень.

Но, pасшиpяясь, еще кольцо

Вновь наплывет с утpа,

Словно в опpаву вводя лицо

Сжавшегося Вчеpа.

Пеpедвигается на снегу

Темная полоса...

Видимо, даже не сбеpегу

Лица и голоса.

В кучку собьются дела, звонки,

И отвеpдеют вдpуг

Лишь pасплывающиеся витки

Кpуг

Затонувший

В кpуг.

Наливающийся звук

Капли, вытянутой длинно,

Назревающий былинно

Рокот, битвы перестук.

В замешательстве зима.

Воевать? Сдавать форпосты

Крыши, маковки, погосты?..

Ломит свет. Лютует тьма.

Над окном, в огне зари,

Как на тетиве, упруга,

Капля ждет...- молчит округа...

Звук уже поет внутри.

Мне снился каравай - до боли грудь щемящий.

Быть может, он хотел,

Чтоб вспомнил я...

Кого?

Мне снился круглый хлеб... он был еще дымящий

И золотилась корочка его.

Тревожен этот сон, и радостен, я знаю,

Должно быть, он в ночи давно меня искал,

Я выпекаю хлеб!..

Но я не понимаю.

Но я ведь никогда его не выпекал.

А он стоял светло, как золотая башня,

Он испускал лучи от мощного лица.

А там, за ним, в дыму - угадывалась пашня,

И города вдали, и села без конца.

А стол был как земля, и хлеб стоял на блюде,

Как солнце, как зерно, взошедшее сквозь мрак,

Я чувствовал - кругом за ним стояли люди,

Но я не видел их - не понимаю как.

А он еще сиял, дымился на престоле...

И смолото зерно.

И я его испек

Я видел - и моя

В нем золотилась доля!

Которая? - еще

Увидеть я не мог.

Снова вспомнилось детство...

А что еще вспомнится лучше-то?

Вот сижу, вырезаю кораблик,

Задворки, развал кирпичей...

Тихо солнце шуршит колокольчиком хмеля чешуйчатым.

Дремлет старый забор

В переборах осенних лучей.

Ну а дальше, что дальше?

А дальше туман намечается,

А в тумане слепой тупичок

Близоруким сомненьям в ответ.

Или это забор?

Может, там и калитка качается?

Или это стена, за которой кончается свет?..

Снова вспомнилось детство,

и ясное тихое знание

Всех вопросов лукавых

простое незнание их.

Дом был в старом дворе.

Просто дом.

Не строенье, не здание...

И калитка в заборе была.

Все скрипела на петлях своих.

Тебя несла ко мне прозрачная вода,

А я тебя не знал... я знал тебя всегда!

Ведь ты росла в саду, я даже знаю где,

Вон там, где вспыхнул свет в разбитой темноте,

За клумбой, где цветы, за горкой, где дрова,

Ты деревцом была, и ты была права!

Ты лодочкой, ручьем, ты девочкой была,

Но темная вода нас тайно развела.

И все ж встречались мы, и ты кричала мне,

И ты меня звала... но это же во сне!

А наяву я вновь терялся, забывал

Тот сад, тот двор, тот сон, где я во сне бывал,

И забывала ты тот сон, тот сад, где я

Тебя встречал в слепом тумане бытия.

И все же я узнал, я вспомнил этот двор.

Где ручейки, сверкнув, прорвались под забор

И озарили все, когда в один слились...

Вновь белые цветы во тьме двора зажглись,

Вновь лампочка жива в погибшей тьме его...

И вспыхиваешь ты из детства моего.

...и нервное крон разветвленье

В цепи оголенных стволов,

И первое ошеломленье

Искрящих, сцепившихся слов,

Когда за нечаянным сдвигом,

На вывихе зренья, строки,

Шатнешься, подкошенный свингом

Новизн, горизонтов, тоски,

И бродишь по лужам, хмелея,

И ловишь улики окрест:

Трамвай ушатало в аллею...

Ветла ковыляет в подъезд...

И бродишь, и прячешь улыбку:

Вся ясно, мир съехал с опор...

Но кто расшатал ту калитку?

Кто луч просверлил сквозь забор?

И вздрогнешь, увидев зазоры,

Присев на поленницу дров,

Чреваты не эти заборы,

Не надо, - искрит из миров!..

И видишь вдруг всю подоплеку,

Расклад настоящих улик,

Где брат переменному току,

Прерывистый луч - только блик,

Лишь отблеск того, что в накале

Покажет, помедлив слегка,

Все, чем так надменно сверкали

Трамваи, стихи, облака.

Обновочка, бела,

Под ноготь уплыла.

Как месяц на заре.

Как лунка в серебре.

И облачко, перке,