Предельная глубина - [3]

Теперь предстояло срочно эвакуировать людей из второго отсека, задраить переборки между вторым и третьим, запустить химический пламегаситель, и только после этого командир в защитном термоскафандре мог ступить в преисподнюю.

Старпом и вахтенный, перейдя в третий, встали у задраенной переборки и прикипели глазами к часам. Секундная стрелка двигалась издевательски медленно. И лишь когда она пошла на третий круг, лодка сотряслась от торпедного залпа…

* * *

Макаров не помнил, как он оказался на ракетной палубе. Он лежал на спине, глядя в небо, и наглое утреннее солнце, слепившее глаза, невольно напоминало ему о недавнем пожаре. Серые волны ритмично били о борт субмарины. Жемчужная облачная пелена молочно светилась на горизонте. Слева от головы командира чернел покореженный огнем шлем термоскафандра с ошметками гофрированных шлангов.

Первой мыслью было: как я сюда попал? Однако ее тут же заглушила вторая: а почему у родного «железа» небольшой дифферент на нос?

— Товарищ командир, торпедный отсек полузатоплен, — словно угадав его мысль, отрапортовал старпом.

— Штурман! — чужим сиплым голосом скомандовал Макаров.

— Так точно!

— Местоположение. Кто на румбе?

— Мы вблизи территориальных вод Норвегии. Полчаса назад передали аварийный сигнал в КП Северного флота. Обещали прислать помощь… Часа через четыре будут, если ничего не произойдет.

Взглянув на рукав своего огнезащитного скафандра, Морской Волк механически отметил, что серебристое покрытие черно от копоти. Сверхпрочная термоткань растрескалась от перегрева, как пересушенная земля. И только теперь командир «бомбовоза» почувствовал чудовищный жар и страшную ломоту во всем теле.

— Метеосводка? — запекшимися губами прошептал командир.

— В ближайшее время волнения не ожидается, можно идти в надводном. К нам направили дизельную подлодку и спасательное судно. Обещали взять на буксир.

И тут откуда-то сверху и сбоку донеслось едва уловимое акустическое колебание, быстро оформившееся во все нарастающий стрекот вертолетного двигателя. Спустя несколько минут над терпящим бедствие «бомбовозом» завис вертолет с опознавательными знаками береговой охраны Норвегии.

Радиосвязь установили быстро: встревоженные норвежцы интересовались, нужна ли помощь.

— Илья Георгиевич, может, вас действительно вертолетом доставить в госпиталь? — предложил вахтенный. — Тут до Нарвика всего ничего…

— Своих дождемся… — на исходе сил прошептал командир и словно провалился в черную бездонную яму…

* * *

ЧП на атомном ракетоносце «К-513» не вызвало такого резонанса, как авария «Курска»: погибших — всего семеро из пожарного дивизиона, лодка спасена и благополучно отбуксирована в Северодвинск, международные журналюги ничего не узнали… Субмарину срочно списали, семьям погибших дали давно обещанные квартиры, а норвежцам вежливо ответили: мол, что вы, никаких аварий не было, обычные плановые учения по восстановлению живучести, спасибо за предложенную помощь. Однако теперь следовало срочно найти и показательно покарать виновных. Лучшей же кандидатурой в козлы отпущения, по мнению сухопутных штабных моряков, был командир «К-513» капитан второго ранга Илья Георгиевич Макаров. Ни его геройство при пожаре, ни грамотные действия, ни почтенный возраст атомохода в расчет не брались: мол, ты командир, тебе за все и отвечать.

Макаров лежал в мурманском госпитале ВМФ, лишь изредка поднимаясь с койки. Врачи обнадеживали: подводник отличался железным здоровьем, и дела его шли на поправку. Старпом, регулярно навещавший командира, с каждым визитом выглядел все мрачнее. Сперва он молчал, когда речь заходила о том, что творилось «наверху», но потом старпома прорвало. В самом деле, сколько можно скрывать от выздоравливающего правду? С его слов выходило, что штаб флота, военная прокуратура и особый отдел буквально соревнуются — кто больше соберет компромата на командира атомного ракетоносца. Особенно, рассказал старпом, старался один не в меру дотошный штабист из комиссии по расследованию ЧП.

— Козел он вонючий, — охарактеризовал его старпом и замысловато, по-флотски выругался.

«Козел вонючий» посетил госпитальную палату спустя месяц, когда подводник почти выздоровел. У гостя не было возраста — при желании ему можно было бы дать и двадцать пять, и пятьдесят два. Был он какой-то бесплотный, прозрачный, словно проросшая в подвале картофельная ботва. Особенно поражали огромные, совершенно бесцветные глаза, несоразмерно заметные на мелком лице. Плечи украшали погоны капитана третьего ранга. В колодках значился орден Красной Звезды, и оставалось лишь догадываться, за какие такие заслуги этот сухопутный моряк получил боевую награду.

Даже беглого взгляда на этого кап-три было достаточно, чтобы определить в нем типичного подшакальника — так обычно на флоте называют деятелей, кующих карьеры на берегу.

Представившись, он сунул Морскому Волку казенный подарок от штаба Севфлота — несколько апельсинов и дешевую шоколадку, после чего уселся напротив.

— Итак, — начал он после приличиствующих вопросов о здоровье, — наша комиссия хотела бы кое-что прояснить.

— Слушаю, товарищ капитан третьего ранга, — хмуро ответил Макаров, предчувствуя недоброе.