Предел прочности. Книга вторая - [13]

Странно, но МакСтоун быстро замолкает. Я даже не успеваю понять, в чем дело. Но вот слышу уже Валицкую и вижу ее фигуру. И нет в ее волнительных формах ни капли эротизма, ни сексуальности. От госпожи психолога прямо-таки веет бурей, черными клубящимися облаками на горизонте, чрево которых то и дело озаряется разрядами молний. Что МакСтоун рядом с ней, так, шавка испуганная, поджавшая хвост перед могучей стихией.

- Пошел вон, - шипит она.

Парень вскакивает, с грохотом роняя стул. Ни на кого не смотрит, не оборачивается, и быстрым шагом выходит в коридор, на прощанье громко хлопнув дверью.

- А теперь продолжим, - произносит Валицкая, как ни в чем не бывало. Только курсантам уже не до учебы: чувствуется повисшее напряжение в классе. Даже подведение итогов не вносит привычного оживления в наши ряды.

- У этой задачи нет правильного ответа, как нет его и в реальной жизни. Преподаватель не скажет в конце, верное вы приняли решение или осудили невиновного. Не отметит галочкой и не поставит баллы. Учитесь быть самостоятельными, ребята. Прочувствуйте важность каждого предпринятого шага, ощутите вес ответственности на плечах. От этого будут зависть жизни и судьбы других людей. Знаете, один ваш коллега, как-то сказал мне: «не бывает стопроцентных доказательств». Я тогда молодая была, максимализм зашкаливал. Посмеялась над старым дяденькой, да и забыла тот разговор. Пока на одном задании детектив не убил на моих глазах безоружного. Просто вытащил пистолет и выстрелил в молодого паренька. Я написала рапорт, слово в слово, что видела, и человека осудили. А спустя месяц на одном из заброшенных складов по соседству обнаружили камеры, ведущие запись в автономном режиме. Дело случая: арендатор разорился, товар пошел с молотка, а систему охраны демонтировать не успели. Так вот, на одной из записей четко видно, как убитый тянется к поясу, словно там был припрятан пистолет. Зачем он это делал, одной вселенной ведомо. Но факт остается фактом, детектив среагировал на движение, и выстрелил, защищая собственную жизнь.

Валицкая замолкает и внимательно вглядывается в наши лица. Интересно, что она пытается там разглядеть? Лики озарения, ниспосланные курсантам после проникновенной истории? Лично меня волнует нарастающая боль в колене. Сразу после занятий пойду к доктору Мартинсону за таблетками: еще одну бессонную ночь я не переживу, как и бедняга Леженец.

- Да, я видела реальную картину преступления. Но видела лишь ее часть, со своей точки обзора. И этого оказалось достаточно, чтобы отправить невиновного за решетку. Помните об этом, прежде чем делать выводы и выносить скоропалительные решения… На сегодня все, хорошего всем вечера, скоро увидимся. Дмитрий, напоминаю, тебе предоставляется прекрасная возможность почитать учебник после занятий. Полчаса в твоем распоряжении, время пошло.

Леженец безвольно поднял руки, дескать «делайте со мной что хотите, я трижды убит и абсолютно раздавлен».

Тянусь к выходу вслед за остальными, но слышу:

- Петр, подожди. Нам необходимо переговорить.

- Анастасия Львовна, мне к врачу надо.

Нет никакого желания оставаться с госпожой психологом наедине.

- Надолго тебя не задержу.

Я вздыхаю и обреченно поднимаю руку, сигнализируя, что «понял, остаюсь». Поднял бы обе ладони, как сделал это ранее Леженец, только вот трость отпустить не представляется возможным. Колено огнем горит.

Валицкая дает Дмитрию книгу для самостоятельного изучения и приглашает следовать за ней. Хромаю по светлым коридорам, едва поспевая за госпожой психологом. Валицкая идет неспешно, цокот каблучков далеко разносится по пустым помещениям. Большинство курсантов уже успело спуститься вниз, к гардеробной.

За окном виден поток учащихся, который волнами выплескивается наружу, бурлит нетерпеливо, а после живыми ручейками растекается в разные стороны.

Ребята, как бы мне хотелось быть среди вас, а еще лучше дома. Нет не в казарме, не в одиночной камере с шедевром на стене за несколько миллионов. А там, где отец с матерью, где вредная сколопендра Катька, дружбан Витек и дядя Миша, вечно копошащийся в гнилой шестерке. В жопу другой мир, который ни капельки не лучше моего родного, а выходит даже, что и хуже. В задницу плоские телевизоры и телефоны, которые вовсе и не телефоны, а хрен пойми что, показывающее фильмы. Грызите друг друга, аристократы, благородные и прочая шелупонь, с одними вам понятными идеалами чести и благородства. А я вернусь обратно, обязательно вернусь в свой отсталый, но такой родной мир.

- Проходи, - Валицкая отвлекает меня от мыслей, и пропускает внутрь. Обстановка в кабинете с момента последней нашей встречи не изменилась, все скромненько и со вкусом. Разве что прокрустово ложе из кабинета зубного врача сдвинулось ближе к окну.

Прохожу внутрь и сажусь возле пустого стола. Трость находит свое место у спинки стула, сам же вытягиваю больную ногу и начинаю аккуратно разминать коленку.

Валицкая не спешит усаживаться напротив. Подходит к шкафу и наклонившись, открывает нижнюю дверцу. Края юбки задираются выше, ткань обтягивает и без того выдающиеся половинки. Спешно отвожу взгляд в сторону, пытаясь сосредоточиться на темном проеме окна.