Предел Империй - [24]

11) «Принять официальное постановление о том, что публичные выступления государственных служащих любого ранга, содержащие отрицание или оправдание преступлений тоталитарного режима, несовместимы с пребыванием на государственной службе» (приложение 8).

 — Что такое «публичные выступления», кто и как их намерен определять? Что такое «оправдание», если главный смысл, например, исторических исследований состоит именно в объяснении типологии, исторических причин и контекста любых режимов, включая тоталитарные? Насколько это совместимо со свободой слова, совести, мысли, научного исследования? Позволено ли будет государственным служащим публично «оправдывать преступления» других режимов, если они покажутся им тоталитарными, например режима Рузвельта или Горбачёва?

Новым инквизиторам и стерилизаторам, конечно, надо иметь чёткие и однозначные ответы на все эти вопросы, оставляя за собой исключительное право на толкование и надзор. Но понятно, что таковых ответов просто не существует.

Никогда не поверю, что помнящие период позорных советских парткомов и прошедшие (советскую) фундаментальную высшую школу, не чуждые научной совести и практикующие в качестве преподавателей либо исследователей члены Совета и авторы программы — А. А. Аузан, Д. Б. Дондурей, Ф. А. Лукьянов, Т. Г. Морщакова, Е. Л. Панфилова, Л. В. Поляков, Л. А. Радзиховский, А. К. Симонов, И. Ю. Юргенс, И. Е. Ясина — неспособны увидеть правовую беспринципность, терминологическую и понятийную многосмысленность, пустословие и интеллектуальную нищету их программы, её сугубо партийный характер и широкие возможности для произвола.

И это значит, что главный смысл всех их убогих и размытых формулировок — не в поиске истины и примирения, а в поиске новой власти над большинством.

Именно такая «историческая инквизиция» за последние считанные годы расколола Украину, где ещё недавно 86 % населения считали День Победы своим главным общественным праздником (в России тогда — 85 %о). Именно такая подделка под государственную политику заставляет её авторов переходить на фальцет.

В публичном комментарии вместо разъяснения категорий это сделала Е. Л. Панфилова: «Поскольку я из семьи трижды репрессированных (моя мама родилась в ссыльном поселении), для меня это не про «идейную гражданскую войну», которая не заканчивается «последние двадцать лет», а про не двадцать, а много-много лет назад начатую и до сих пор не законченную реальную гражданскую войну, в которой до сих пор оправдываемые частью моих соотечественников гады пытались уничтожить мою семью и лишить меня права на жизнь.» Стоит ли мне уподобиться уважаемой моей однокурснице по историческому факультету Московского университета и вспомнить, как мой прадед, русский крестьянин, был раскулачен и насмерть замучен в советской тюрьме, а его дочь пошла по миру, кормя мою грудную мать пустой и сухой тряпкой вместо молочного мякиша, — примерно в то время как отец одного из авторов программы и членов Совета — «сталинский соловей» Константин Симонов — в силе, достатке и славе превращался в одного из самых ярких и талантливых певцов и воистину — одного из создателей режима? Или как в 1989 году (тоталитарном?) один из ныне здравствующих, уже либерал-консервативных профессоров требовал лишить меня диплома буквально за несколько слов о том, что «в учении Маркса есть и утопия, и наука»?

Нет, конечно. Мне отвратительна эта провокационная предвыборная партийная война против уже НЕ реальной «гражданской войны», которую в последний раз в нашей стране пытались возобновить власовские солдаты Гитлера.

В этой безответственной возне пузырятся мелкие амбиции самозваной, от коммунизма к капитализму никак не тонущей «элиты» — и вновь гибнет большинство и единство нашего народа.

^{REGNUM, 15 апреля 2011}

Россия и ближнее зарубежье: новые игроки

Шесть лет назад, когда в очередной раз формулировалась политика России в отношении ближнего зарубежья, она развивалась под впечатлением шока, который испытывала наша государственная власть от «оранжевых» революций. К тому времени потребовалось целых три года приближения «оранжевых» сценариев к территории России, чтобы этот шок стал фактом. Тогда, проанализировав действия противника на сопредельных территориях, мы пришли к выводу, что ближайшими — даже не стратегическими, а тактическими — целями противника является фрагментация политического и географического пространства России, в том числе того, что непосредственно примыкает к внешним границам России.

Но одной из сторон этой фрагментации является также размывание, расширение фронтира, грани фронта, конфликтной границы, — подальше от государственных границ России: в тылу, в глубине, во втором эшелоне наступающего противника. Направленный против России, этот фронтир одновременно состоял из межнациональных конфликтов в сопредельных территориях и государствах, межобщинных конфликтов и непризнанных государств, которые, как «Аэций, последний римлянин», — всё ещё несут в себе остатки, «Брестские крепости» исторической России. Состоял из субъектности Нагорного Карабаха, Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья, Виленского края в Литве, Латгалии в Латвии, Принаровья в Эстонии, восточной части Ферганской долины, узбекского населения в киргизском Оше, узбекского населения в таджикском Ходженте. Этот список можно продолжать почти бесконечно: это талыши и грузины, живущие в Азербайджане, азербайджанцы, живущие в грузинском Борчалы (Квемо-Картли), и армяне, живущие в грузинском Джавахке. Понимание этого имело своей целью, конечно, не провоцирование розни, а предъявление сложности окружающей нас картины.