Предай их всех - [3]

— Почему я?! — в отчаянии простонал граф. — Почему я?! Ведь вы же ушли от меня шутя, убив двоих слуг… И только из-за этого ты ждал тридцать лет?!!

Дроу негромко засмеялся:

— Так и есть. Впрочем, я не сидел сложа руки. Помнишь год, который в Далмаде так и назвали — «год пожаров»? Это я. И великий пожар в Ламедии, унесший тысячи жизней — это тоже я. И многие другие, граф, многие другие. И знаешь, что самое странное? Что ни в поселках, которые я сжег, ни в Ламедии, ни в других местах, где я оставил свой кровавый след, никто не связал ужасную трагедию, там произошедшую, с двумя обездоленными дроу, которых всего лишь несколько лет до этого травили собаками и забрасывали камнями. Никому даже в голову не пришло, что тридцать с чем-то сгоревших деревень — это месть смертного, а не божья кара или стечение обстоятельств.

Граф слушал все это молча, понимая, что бесполезно просить прощения и пощады, пытаться откупиться. Он всегда знал, что дроу — ужасны и жестоки, и вот теперь сам стал жертвой одного из них. Ведь стоило тогда просто молча проехать мимо… А теперь дроу — при дворе короля, и можно только догадываться, какая беда нависла над всеми, ведь грядущую трагедию граф уже не увидит.

— В общем, прощай, граф. Уж не обессудь — плаха для тебя слишком легкая смерть, я веревку немного накручу, чтобы ты задохнулся медленно и в муках, а король подумает, что из-за моего недосмотра ты умудрился задушиться, дабы не выдать других заговорщиков. Но знай, что я, хоть и дроу, всегда держу слово, вопреки всему, что о нас рассказывают. Так и быть, будем считать, что это ты меня все-таки вспомнил, а не я подсказал. Как и обещал, я обязательно расскажу королю, что ты был невиновен… перед ним. Но, конечно же, не сразу, хе-хе, а когда придет время.

И он принялся крутить ручку, натягивающую веревку на горле графа.

* * *

Сэр Ладай Борц, старший храмовник, имел все причины гордиться собой. Поднялся из самых низов, пробился в орден храмовников Велькиона, дослужился до сержанта, слегка разбогател: бедных храмовников свет еще не видывал, хвала Велькиону и великому магистру, ну и королю тоже. Потом был произведен в рыцарский ранг, женился на купеческой дочке — мало того, что с приданым, так еще и собой ничего, хоть и глуповата слегка. Затем — старший храмовник, и это в неполных сорок. Как тут не гордиться?

Само собой, что такую карьеру Ладай сделал не на ровном месте и не за красивые глаза. Он всегда и у всех был на хорошем счету, и у магистрата, и у товарищей, и у непосредственных командиров. Честный, прямолинейный — ложь есть зло, учит Велькион — покладистый, надежный, репутация безупречна, недостатков нет. За всю службу — почти двадцать лет — Ладай даже ни разу не выпил до нетрезвого состояния, всегда и в любой момент готов обнажить меч во славу Велькиона, даже находясь на отдыхе. Не то чтобы он не любил вино — напротив, еще как любил, особенно хорошее, потому что в юности оно было ему не по карману. Вот только сумев чудом и помощью Велькиона пробиться в орден младшим послушником, Ладай понял: дисциплина тут просто железная. Репутация и послужной список — все, без этого любой храмовник — просто кусок дерьма в глазах остальных. Так что с мечтой пить хорошего вина вволю пришлось распрощаться, и Ладай пожертвовал ею легко: слишком многого стоит статус храмовника, слишком легко этот статус потерять.

А еще он оказался весьма хорош в своем деле. Пойманных чернокнижников на его счету — целых семь. И вот прямо сейчас Ладай месит сапогами грязь и злобно косится сквозь прутья клетки на восьмого, которого везет вначале в небольшую твердыню ордена, а потом и в столичную Цитадель. И можно быть уверенным: во-первых, аудиенция у короля, во-вторых, ранг брата-стража — уже в кармане. Потому как пойманный урод — не кто иной, как ученик самого Норлаша.

Выследить скрывающегося колдуна было делом непростым, но Ладай Борц все же преуспел. Услышал слухи, проанализировал, испросил взвод послушников и денег на экспедицию — и вот в самой глуши Зоданги, на побережье Срединного моря, им найден и успешно изловлен гнусный чернокнижник. Без потерь не обошлось: один из солдат отделался отсохшей рукой, и еще неизвестно, смогут ли маги-лекари ему помочь, Норлаш ведь кого попало в ученики не брал. Позже раненого отправят в столицу, а пока он отлеживается в трактире той деревушки, у которой чернокнижник обитал. Ну а сам Ладай, изредка вполголоса ругаясь, пешком бредет следом за везущей клетку телегой.

Ублюдок даже в рунных кандалах и рунном ошейнике, не позволяющих колдовать, и с зашитым ртом умудрился распугать вокруг всех лошадей, да и людей тоже, мысленно читая заклинание ужаса, но Борца и его солдат, надежно защищенных амулетами, освященными доспехами и собственными усердными молитвами, этим не пронять. Одна беда — идти приходится пешком, потому что единственными тягловыми животными, на которых черная магия не подействовала, оказались ослы. Тащить телегу — еще ладно, но чтобы храмовник — и на ишаке?! Лучше до самой столицы пешком, чем такой позор.

Ладай бросил очередной взгляд на оборванного, тощего человека в грязной робе, и тот ответил своему пленителю взглядом, полным жгучей ненависти.