Предательство страсти - [43]

— Я тебя люблю, — донесся до нее голос Александра. — Я полюбил тебя сразу, как только увидел. Мы уедем в Россию. Я возьму тебя в жены. Ты будешь моей прекрасной женой… — он долго рассказывал ей об удивительном чувстве, что открылось ему. Любовь…

Мари еще раз вздохнула. Реальность была так чудесна, что казалась не более чем наваждением сна, которое вот-вот растает. Она словно превратилась в свою собственную мечту. Солнце уже было в зените, а они все еще лежали в объятия друг друга, утопая в удивительном блаженстве, что даровал им Господь.

Мари очнулась от сладкой дремы. Что это было? Сон? Очередное наваждение? Александра рядом не оказалось. Баронесса была совершенно обнаженной. В ужасе натянув на себя рубашку, она вскочила, набросила на плечи шаль. Первая мысль ее была, что он уехал. Бросил ее! Что же с ней происходит? Она как будто не принадлежит себе, как будто сходит с ума!

— Негодяй! — в сердцах крикнула она.

— На кого ты так сердишься, душа моя? — раздался в ответ веселый и бодрый голос.

— Ох… Прости, я думала… Я думала, ты сбежал.

— По правде говоря, у меня была такая мысль, — прищурившись, ответил ей Салтыков, появившийся в дверях с подносом.

Мари смотрела на него непонимающими глазами, и чувствовала себя до невозможности беспомощной.

— Ты ужасно храпишь, — и Александр поставил на столик завтрак. — Вот, здесь холодная телятина, немного клубники, гренки, сливки, сыр, а еще я прихватил отличную бутылочку вина. — Салтыков вытащил ее из кармана.

Мари вдруг стало не по себе. Она закуталась в шаль и отвернулась.

— Что-нибудь не так?

— Это неправильно!

— Что неправильно? Ты хочешь другое вино? — Александр пытался отшутиться, хоть отлично понимал, о чем идет речь.

— Мы не должны были… Я нарушила священный обет. Я изменила мужу! Меня ждет вечный огонь, — Мари уже сама не понимала, что говорит, но чем больше она думала об адовом пламени, что неминуемо пожрет теперь ее тело, тем больше она осознавала тяжесть совершенного ею греха.

— Мари! — Салтыков напрягся. — Я люблю тебя, ты любишь меня, что тут постыдного? И потом, если мы поедем в Россию, ты примешь православие, и твой протестантский брак вообще не будет считаться законным! Ты станешь моей женой…

— Боже мой! Я так боюсь! — Мари прижалась головой к груди Салтыкова.

— Скажи, что нужно сделать, любовь моя, — граф опустился перед ней на колени и осыпал поцелуями ее ладони. — Я все исполню, только бы ты была счастлива.

— Помоги мне узнать, чем мать Лизхен шантажировала моего отца, — Мари посмотрела Александру прямо в глаза. — До тех пор, пока эта тайна не будет раскрыта, я не смогу спокойно спать. Ей только один раз стоило ворваться в мою жизнь — и все разрушено. Я не хочу повторений. Не хочу потерять тебя, как потеряла Рихарда! Боже, я не понимаю, что говорю! Вчера Клод увез из потайного кабинета небольшой, обитый кожей, дорожный сундук…

— Твой муж не любил тебя, Мари, он — глупец, — и Салтыков поцеловал ее столь нежно, что она забыла обо всех горестях, что приключились в ее жизни за последний год. Власть любви оказалась столь велика, что баронесса фон Штерн забыла обо всем на свете. Она была готова последовать за Александром куда угодно, в Россию, в Китай, на край света! Они снова любили друг друга. Сливаясь словно два бурных потока, познав вершины восторга страсти, оба словно начали жить заново. Будто бы и не было ничего. Никакого Рихарда, России, архива… Будто вся жизнь началась с этой ночи.

— Обещай, что мы всегда будем вместе? — попросила Мари, лежа на широкой груди Александра.

— Клянусь, что до тех пор, пока бьется мое сердце, оно принадлежит тебе, — был ответ.

— Этого недостаточно.

— Недостаточно? — граф посмотрел на свою возлюбленную. — Ах ты, плутовка! Из тебя бы вышла отличная ростовщица. Чего же ты хочешь еще?

— Пообещай, что всегда будешь со мной, никогда не покинешь!

Салтыков убрал свои руки за голову.

— Этого я не могу обещать.

Мари как будто упала с облаков на острые колья.

— Что? — она вскочила с кровати.

— Пожалуйста, успокойся! Сядь! Дай мне объяснить!

— Господи! Как я могла оказаться такой дурой! Я же видела тебя с Лизхен, и меня предупреждал отец! Боже мой, как можно быть настолько глупой! Я никогда себе этого не прощу…

— Мари, да успокойся же ты! Я не могу быть постоянно с тобой, не могу по долгу своей службы. Я выполняю приказания, и подчас должен сорваться и, бросив все, следовать в другие страны… Я сейчас не могу тебе всего рассказать, но умоляю тебя — давай поедем в Россию. Ты примешь крещение, я поселю тебя у своих родителей, где ты будешь в безопасности! Послушай меня, Мари!

— Ты не любишь меня, — Мари закрылась руками и заплакала.

Конечно же, люблю, — Салтыков отнял ее руки от лица, и старался губами осушить ее слезы. — Просто ты совершенно не представляешь себе, в каком водовороте оказалась, и насколько все может печально для тебя закончиться!

— Мне грозит опасность? — Мари встревожилась. — Даже здесь?

— Здесь в особенности; я приехал, чтобы увезти тебя как можно дальше от этого проклятого места.

— Но в чем дело? Что за опасность?

— Мари, пойми, чем меньше ты будешь знать, тем лучше для тебя.