Предатели - [18]

Когда выхожу, мальчишка все так же безмятежно спит. Ему как будто плевать на то, что три недели назад в этом же доме отец чуть его не убил.

Я спускаюсь к ужину, но аппетита в моем арсенале не было уже давно.

Ковыряю салат без аппетита, а потом прошу сделать мне тосты с ветчиной, сыром и овощами. И чашку чая. Мягко, но настойчиво отказываюсь от помощи управляющей, беру поднос и сама несу все это в комнату.

Захожу, почем-то думая, что рыжего уже и след простыл.

Но он все там же, только в ответ на звук закрытой двери отрывает голову от подушки и плотоядно усмехается.

Ставлю поднос на край кровати, сама отхожу в другой конец комнаты, складываю руки на груди. По всей логике вещей он должен хотя бы из приличия сказать, откуда тут взялся и что это за игры, но Рэйн хватает поднос, устраивается поудобнее и с наслаждением вгрызается в горячий тост.

Что это за имя такое вообще — Рэйн?

— Спасибо за заботу, мамочка, — кривляется он, жуя так энергично, как будто это не его лицо до сих пор хранит следы синяков и царапин. — Я и правда проголодался.

Делаю ироничный приглашающий жест в ответ.

А потом, плюнув на все, подхожу ближе, забираю один из тостов и быстро снова отхожу.

Не знаю, что это такое — энергетика, мой личный страх, фантазии, которые до сих пор не к месту возникают в моей голове, но чем ближе этот парень, тем мне тяжелее нормально соображать. А сегодняшний вечер я собиралась провести в раздумьях, что делать с доктором, а не ломая голову, как поступить с голым мальчишкой в постели Марата.

Но не очень похоже, чтобы Рэйн собирался что-то объяснять. Он только устраивается еще удобнее и, не найдя пульта от телевизора, использует пульт от аудиосистемы. Находит какой-то ужасный американский рэп, но в ответ на мое неодобрительное покашливание, хотя бы делает тише звук.

— Тебе лучше убраться, пока не вернулся отец, — все-таки говорю я. — Мне бы не хотелось ночных разбирательств с полицией и «неотложкой».

Рыжий ухмыляется набитым ртом, прожевывает и заявляет:

— Никаких разбирательств не будет, страшилка. Он просто даст команду «фас» и его псы закопают где-то подальше отсюда парочку теплых трупов — твой и мой. Поверь, ему ничего не стоит так сделать. Как два пальца…

Я поджимаю губы.

Если хотя бы половина того, что я слышала об островском — правда, мальчишка совсем не шутит и даже почти не преувеличивает. По всей логике во мне давным-давно должен вопить инстинкт самосохранения, и вместо того, чтобы позволять Рэйну и дальше играть в свои непонятные игры, следовало сразу же позвать охрану и навсегда откреститься от любых последствий. Если Марат вдруг передумал развлекаться со своей очередной любовницей на неделю, и уже на пути к дому, от его гнева меня вообще ничего не спасет.

Но я почему-то продолжаю подыгрывать мальчишке.

Может, чтобы потом, когда Островский придет исполнять «супружеский долг», я нашла отдушину хотя бы в осознании того, что в этой постели грязно и грубо поимели не только меня, но и его самого.

— Не уверена, что ты в курсе, но тоже не красавец, — огрызаюсь в ответ на его обзывательства.

— Мужчина и не должен быть красивым, — не прошибить его. — Достаточно харизмы и энергетики. Женщины липнут не к красавчикам, это распространенное заблуждение. Женщин привлекает придурь. В любом ее виде. Поэтому многие известные маньяки пользовались большой популярностью у противоположного пола.

Даже не хочу спрашивать, откуда в его голове весь этот мусор.

— Рэйн… Почему тебя так зовут?

Впервые за время нашего общения, я замечаю на лице рыжего что-то вроде тени раздражения. Как будто пятью словами всколыхнула что-то очень личное, недоступное для всего мира, но внезапно выплывшее на поверхность.

— Вообще-то я Роман, — скалится он, пытаясь скрыть этот приступ, но я все равно уже видела все, что нужно. — Мать… Она так придумала. Сказала, что в честь строки какой-то очень грустной песни.

— И где она теперь?

Рэйн очень резко отставляет в сторону поднос.

Чашка вот-вот опрокинется.

Мне приходится подскочить ближе, чтобы успеть ее схватить, и в этот момент мальчишка хватает меня за запястье.

Чашка падает, остатки чая растекаются по деревянному подносу и красивому белому полотенцу для рук.

Одним рывком Рэйн втягивает меня в постель.

Я падаю прямо на него, хоть стараюсь, насколько это возможно отстраниться и удержать вес на одной руке.

Его губы снова слишком близко.

Рядом, как тогда, в ночь перед свадьбой.

На них еще есть следы ударов, в левом нижнем уголке — зажившая, но еще хорошо видимая царапина.

Рыжая челка даже в таком положении все равно прикрывает глаза, и голубой лед выглядывает из-за рваных клиньев, словно страшное проклятие. Хочется произнести волшебное слово и исчезнуть, оказаться максимально далеко от этого Дьявола, чтобы не чувствовать… то, чего я чувствовать не должна.

— Хочешь узнать маленькие грязные тайны семейки уродов, да, страшилка? — Рэйн зло скалит зубы, становясь похожим на дикую собаку, готовую разожрать любого даже просто за взгляд в сторону ее кости. — Хочешь покопаться во всем этом дерьме?

— Отпусти меня, — пытаюсь вырваться я.

Он не огромный широкоплечий качок.