Предатели по призванию - [4]

– Доктор Дука Ламберти?

Безупречно грамотный, безупречно вежливый, безупречно четкий выговор – в дикторы бы его – больно ударил по нервам: Дука ненавидел все безупречное.

– Да, это я.

Он встал в дверях, загораживая проход. Одежда гостя тоже страшно его раздражала: светло-серая куртка с темно-серыми замшевыми манжетами – тот, у кого нет денег на пиджак таких не носит, – в руках у него были светло-серые водительские перчатки, но не примитивные, с вырезом на тыльной стороне ладони, нет, никаких тебе вырезов, а на ладони плетенка; пришелец явно выставлял свои шикарные перчатки напоказ, давая понять, что является обладателем автомобиля под стать этим перчаткам.

– Вы позволите мне войти? – В голосе слышалось наигранное дружелюбие.

Он не скрывал своей неприязни к этому человеку, но все же впустил его, ибо неисповедимы пути Господни. Он пригласил гостя в свой бывший кабинет – точнее говоря, эта комната никогда и не была кабинетом, кабинет здесь умертвили в зародыше.

– Слушаю вас. – Даже не предложив гостю сесть, он повернулся к нему спиной, подошел к окну и уселся сам на подоконник. (Если у вас есть окно, выходящее на площадь Леонардо да Винчи, где все деревья уже покрылись свежей зеленью, значит, у вас есть все.)

– Вы позволите мне сесть? – Молодой человек (наверняка не старше тридцати) будто и не замечал холодного приема: с лица не сходила любезная, светская улыбка.

Его вопрос остался без ответа; в одиннадцать утра по площади Леонардо да Винчи, этому маленькому заброшенному оазису, лишь изредка проезжают колясочки с невинными младенцами да поразительно пустые трамваи, – да, только в такой час, в такой тихий и немного пасмурный апрельский день Милан еще можно любить.

– Наверно, мне не следовало бы являться без звонка, – заявил незнакомец, игнорируя враждебность хозяина, – но, знаете, есть вещи, о которых не говорят по телефону. – Он заговорщицки подмигнул, словно они были приятели.

– Это почему? – С подоконника ему было видно, как, волоча сумку на колесиках, мирная домохозяйка возвращается домой.

– Извините, я еще не представился, мое имя – Сильвано Сольвере, вы меня не знаете, зато знакомы с моим другом, собственно, это он и посоветовал к вам обратиться.

– Кто же ваш друг?

Не испытывая ни малейшего любопытства, он лениво пытался отгадать, какую вонючую бутылку собирается откупорить перед ним этот тип. Сразу видно, грязный торгаш: и физиономия, и шикарный вид, и безукоризненные манеры – все говорит за то, что ему сейчас предложат очередную мерзость.

– Адвокат Сомпани, припоминаете?

На этот раз воспитание, видимо, не позволило ему подмигнуть, едва заметная ухмылка лишь прозвучала в голосе, если это возможно, он все же, должно быть, надеется установить между ними доверительные отношения, как между сообщниками. Ох уж эти хитрюги, все они – неисправимые тупицы!

– Да, помню.

Еще б ему не помнить! Он бы предпочел, чтоб ему добавили срок, лишь бы не сидеть в одной камере с Туридду Сомпани. Другие заключенные – вполне приличный народ: мошенники, воры, бандиты, а Туридду Сомпани – нет, этот законченный мерзавец, одна рожа одутловатая чего стоит! – и особенно Дуку раздражало, что он адвокат: если адвокат попадает в тюрьму, то это либо смешно, либо страшно, и ведь получил-то всего два года, а заслужил наверняка все двадцать – посадил за руль приятеля, который не умел водить машину да к тому же был на взводе, ну, приятель и загремел вместе со своей подружкой в Ламбро, возле шлюза Фаллата, а сам Туридду бегал по берегу и звал на помощь; история настолько темная, что даже самый строгий прокурор не смог ничего из этого омута выудить, хотя все – и судьи, и адвокаты, и публика в зале суда – чувствовали, что приятель Туридду Сомпани в Ламбро угодил не случайно.

– Ну так вот, адвокат посоветовал мне обратиться к вам за помощью, – продолжал безукоризненно вежливый синьор, притворяясь слегка смущенным, хотя этот вряд ли смутится, даже если посадить его голым на коня вместо Гарибальди посреди площади Кайроли в час аперитива.

– Какого рода помощь? – спокойно спросил он (в его положении поневоле приходится сохранять спокойствие, иначе давно бы наложил на себя руки). Затем слез с подоконника и уселся на скамеечку прямо перед этим грязным торгашом с его вонючими бутылочками, одна из которых вот-вот будет откупорена.

Врач, изгнанный из Ассоциации врачей, то есть как раз такой человек, как он, представляет собой приманку для людей определенного сорта. С тех пор как он вышел из заключения, перед ним стали открываться самые радужные перспективы. К примеру, все забеременевшие девчонки в районе, которым необходимо избавиться от ребенка, считают своим долгом обращаться именно к нему; он так устал от напрасных слез и обещаний покончить с собой, что в конце концов снял с двери табличку «Д-р Дука Ламберти», остались только две дырочки от шурупов, но и это не помогло. От токсикоманов тоже отбоя нет: по их мнению, врач, исключенный из Ассоциации, всегда выпишет тебе нужный рецепт, благо справочники под рукой, а карьера все одно погорела, так что никакого риска, внушают ему субчики с синюшными ногтями и пальцами в красных прожилках – сил нет глядеть на них! Еще одна категория его обширной клиентуры – проститутки, подцепившие заразу: «Мне к обычному доктору нельзя, он сразу в полицию заявит, и фараоны заметут меня под каким-нибудь предлогом»; да, он и впрямь доктор «необычный», исключительный: три года отсидел за эвтаназию, имел богатую практику в Сан-Витторе – кто же теперь лучше него вылечит сифилис?