Предатель ада - [7]
— Впрочем, причина не в его любви к автомобильному спорту. Просто ему нравится, когда на его голове шлем, — добавил врач загадочно.
В последующие дни я не раз беседовала с этим пожилым врачом, а также с его молодой ассистенткой, которая превосходно владела английским.
Говорила я и с другими сотрудниками. Один из санитаров показался мне подозрительно похожим на Джеральда Фасмера, обожателя интересных химических веществ, вызывающих видения.
Впрочем, я знала, что Джеральд редко покидает Южный Лондон, так что сочла это сходство случайностью. У себя дома на Саут-стрит оригинал Джеральд обычно расхаживал в причудливых мантиях из золотой парчи с мальтийским крестом на шее. Что могло заставить этого наркоденди поменять свою мистическую мантию на белый халат санитара, раздуваемый нежным южным ветром?
Мне было не до Джеральда Фасмера и не до его двойника-санитара. Я пыталась разобраться в том, что случилось с Морисом Сэгамом.
Джейк Янг показал мне мутную видеозапись, сделанную незадолго до госпитализации Мориса, где Сэгам говорит, что напал на след… Впрочем, он тут же сообщает о том, что нечто, как ему кажется, угрожает его рассудку. И это нечто — Звук. Некий звук.
Морис называл его liquid sound — жидкий звук. Еще он употребил выражение poison sound — отравляющий звук. Звукояд.
Из рассказов врачей следовало, что психическое расстройство Сэгама связано с фобией звука. Они сообщали, что пациент использует любой предлог, чтобы защитить свои уши. Он часами разъезжает по картингу только потому, что там ему выдают шлем. Он постоянно сидит в наушниках, делая вид, что слушает музыку, но никакой музыки не слушает. Рассказывали и о том, что время от времени с ним случаются странные припадки — кажется, он имитирует некую агонию, после чего на несколько минут как бы умирает. В эти моменты тело его не откликается на болевые сигналы. После этой краткой смерти он приходит в себя и бывает особенно тихим и отстраненным.
Да и вообще, за исключением этих «агоний», он ведет себя смирно — в клинике его даже прозвали «тихий американец». Прозвище Американец последовало за ним и сюда. Сэгам родился в Штатах, и у него американский паспорт. Впрочем, он истово любит Британию — она является ему в галлюцинациях в виде прекрасной девушки в черной короне, всегда на фоне моря, с развевающимся английским флагом в руках.
Врачи упоминали также об «оживающей руке». Несколько раз наблюдали за удивительной сценой: у крепко спящего Сэгама вдруг «пробуждалась» рука. Рука вела себя как отдельное, независимое существо, причем явно настроенное против самого Сэгама.
Осторожно, чтобы не разбудить своего спящего хозяина, рука подбиралась к его горлу, а подобравшись, впивалась в глотку и пыталась задушить — в полусне Сэгам оттаскивал ее от себя второй рукой, затем опять же следовала краткая агония, затем подобие обморока, затем пробуждение…
Сэгам целится в небо
В следующий раз я увидела Сэгама сквозь морозное стекло процедурного отделения: он стоял в криокамере, окутанный паром азота. Беременная медсестра нежно совершала над ним эту процедуру.
Главный врач Бронфельд, этот крымский Фрейд, в лечении Мориса сочетал психоанализ с криотерапией. «Холод исцеляет разум», — говорил этот южанин.
Мориса выписали из клиники через три дня. Он был словно замороженный, что и неудивительно после многочисленных криопроцедур, где температура азотного пара приближается к минус ста девяноста градусам Цельсия.
После выписки мы сидели в ялтинском кафе, где за нами пристально наблюдала некая парочка, щебетавшая по-французски. За другим столиком сидела девушка с каменным лицом. Мне казалось, что Ялта наполнена агентами, вращающимися вокруг нас. Я стала сомневаться в том, что дело, ради которого Сэгам прибыл в Крым, не стоит выеденного яйца. Кажется, этим делом интересовалась не одна лишь горячая головушка из МИ-6.
Бронфельд был хорошим психиатром
Я твердо решила разузнать как можно больше об этом таинственном деле, что свело с ума моего хрупкого кузена. Сэгам постепенно оттает, разморозится… И тогда я узнаю все.
Мы прожили несколько дней в Симеизе. Жили то в квартире Сэгама, то в белом отеле с холодным бассейном. Симеиз — кошачье место. Этот поселок прячется в тени горы, которую называют Кошка. Гора действительно похожа на кошку, кроме того, кошки здесь повсюду — кажется, именно эти мягкие, вкрадчивые твари являются подлинными обитателями летаргического курорта.
Джейк Янг неизменно окружал нас заботой и вниманием. Он оказался сердечным парнем и искренне сочувствовал Сэгаму.
Вскоре я и Морис покинули Крым и направились в Москву через Киев. В Киеве у нас с Морисом случился первый секс. Я хотела разморозить Сэгама, к тому же любовь между кузеном и кузиной — классический сюжет в европейской литературе. Посредством таких связей дворянские семьи издавна укрепляют сплоченность своих кланов: это не инцест, а взаимное притяжение крови, насыщенной общей историей.
Впрочем, Сэгам почти не помнил, кто он такой. Он не помнил никого из нашей общей родни, не помнил, что был агентом, не мог вспомнить, в чем заключалась его секретная миссия. Иногда ему казалось, что он знаменитый пианист или художник, порой он утверждал, что он ученый, исследующий необычное эхо, обитающее в редких горных ущельях.
