Преданное сердце - [118]

За годы своего занятия благотворительностью Саре Луизе удалось добыть для "Планирования семьи" немало денег. Дважды — в 1968 и 1971 году — она устраивала гала-представления, а потом еще была вещевая лотерея. Теперь же она задумала нечто большее, а именно: организовать цикл так называемых головомоек. В этом не было ничего нового: актерские клубы практикуют такие вещи с незапамятных времен. Звезду чествуют, друзья-остряки вдоволь упражняются на его счет, а в конце все сходятся на том, что он все-таки выдающаяся личность. На телевидении это дело завели недавно, зато полюбили сверх всякой меры. Насмотревшись «головомоек» по телевизору, Сара Луиза решила, что это и есть "самое оно", что на них "Планированию семьи" может обломиться неплохой кусок. И за знаменитостями необязательно ездить в Голливуд, у нас своих полно: губернатор Данн, мэр Фултон, ректор университета Херд, не говоря уже о всяких гигантах бизнеса и рок-музыки. Обуздав свою гордыню, Сара Луиза даже спросила меня, нельзя ли будет пригласить Вильбера Вейкросса, а чтобы никто, не дай Бог, не обиделся на невинные шуточки, она заявила, что мы сами это дело и начнем: покажем, что мы ничего не боимся, а поэтому первым «головомойку» должен буду пройти я.

В "Бэл Мид кантри клаб" был устроен роскошный банкет. За ужином я терялся в догадках: что во мне смогут обнаружить такого, над чем можно было бы посмеяться? Во-первых, я не был знаменитостью, во-вторых, объектами острот на «головомойках» обычно бывали недостатки человека, а мои недостатки — где они? Ну, пройдутся насчет моих многочисленных путешествий — а что еще? Хорошо, что мне не надо перемывать косточки самому себе. Первым выступил Сэнфорд Адамс, который к тому времени уже стал председателем совета директоров «Камберленда». Как только он начал говорить, я понял, что насчет путешествий я угадал. Ладно, над этим пусть похохочут. Я слушал Сэнфорда и прочих ораторов, растянув рот в дежурной улыбке; когда кругом смеялись, я смеялся громче всех.

— Мне очень приятно находиться на этом вечере, — начал Сэнфорд. — Но настоящий праздник — это, конечно, то, что мы видим сегодня здесь Хэмилтона — в тот единственный в году день, когда он не в отъезде. Вообще-то мы думали, что придется устроить наше собрание в аэропорту, но рейс, которым должен был лететь Хэмилтон, перенесли. Хэмилтон, от имени всех нас, видящих тебя так редко, позволь преподнести тебе подарок — карту Нашвилла. Вот тут, видишь, твой дом, а вот это — деловая часть города. Будьте добры, передайте ему эту карту. Один мой приятель оказался недавно в Париже, и вот он как-то стоит посреди улицы и ищет "Америкэн экспресс". Поднимает голову, видит: Хэм. "Хэм, — обращается к нему мой приятель, — как мне пройти к "Америкэн экспресс"?" — и Хэм моментально его туда отводит. Через пару месяцев он приезжает в Токио и опять пытается найти "Америкэн экспресс", и, натурально, Хэм тут как тут. "Хэм, — спрашивает мой приятель, — как мне пройти к "Америкэн экспресс"?" — и Хэм моментально его туда отводит. Вскоре мой приятель сталкивается с Хэмом на улице в Нашвилле и говорит ему: "Хэм, ты мне очень помог в Париже и в Токио. Могу ли я тебя как-нибудь отблагодарить?" "Можешь, — отвечает Хэм. — Как мне пройти к моему банку?" Не хочу сказать, что Хэм, пока отсутствует, успевает забыть своих сотрудников, но его отдел — единственный в банке, где все носят карточки с фамилиями. На днях одна девушка подходит к нему на работе и Хэм ей говорит: "По-моему, я ясно сказал, чтобы у всех были карточки с фамилиями", а девушка ему в ответ: "Папочка, да это же я!" Конечно, помотавшись по свету, Хэм и разговаривает уже по-другому. Какой язык ни назови — он все их знает. Одна беда: теперь требуется кто-то, кто переводил бы слова Хэма на английский. На днях один человек зашел в банк, послушал Хэма и сказал: "Для иностранца он говорит совсем неплохо. Сколько времени он уже здесь живет?" У меня не хватило духу сказать ему правду, и я ответил: "Это египтянин. Приехал сюда примерно год назад". На что тот человек заметил: "Ну, за такое время мог бы и получше научиться". Видимо, то, что Хэм повидал так много, вскружило ему голову. На днях он был на обеде в честь губернатора и тамада сказал: "Мы рады приветствовать за этим столом нашего почетного гостя". "И то, что губернатор здесь сидит, — это тоже приятно", — откликнулся Хэм. А еще недавно на одном вечере к Хэму подошел мэр, протянул ему руку и говорит: "Привет, Хэм". Хэм стоит, никак не реагирует. Тогда какой-то знакомый его спрашивает: "Послушай, в чем дело?", а Хэм отвечает: "Я жду, когда объявят о моем прибытии". А вот еще был случай: заходит Хэм в «Макдоналдс», подходит к стойке и говорит: "Бифштекс шатобриан". "Извините, сэр, у нас этого нет". — "Ну, тогда курицу в вине". — "Извините, сэр, но этого тоже нет: есть только гамбургеры". "Что ж, — говорит Хэм, — дайте мне гамбургер с икрой и пришлите официанта с картой вин".

Сэнфорд еще долго разглагольствовал в том же духе. Первые две-три минуты все шло так, как я ожидал, но то, что прозвучало потом, застало меня врасплох; чем дольше я слушал, тем труднее становилось сохранять на лице улыбку. Следующим выступил Уэйд Уолесс — он нанес удар в другом направлении.