Пражский студент - [20]

Он скорчился от палящей душевной боли. Хрипло приказал повернуть коней и выехал из парка. С тихим лязгом закрылся за его спиной засов тяжелых ворот.

Всю дорогу до дома его сотрясал истерический плач. Теперь все было кончено, все! Продолжая рыдать, но уже без слез, он вылез перед воротами своего особняка.

У входа сидела Лидушка. Она, извиваясь гибким телом, вскочила, бросившись ему навстречу.

* * *

Понеслись дни и ночи безумной жизни, в которой Балдуин силился забыть Маргит и развеять томящий его ужас. Коньяк и шампанское лились рекой, деньги сыпались в руки людей почти или совсем прежде незнакомых, чтобы только его окружали шум, песни и радостные лица. Какое было ему дело, что из университета его исключили сразу после дуэли! Судебные власти его не трогали. Поздними вечерами, когда разъезжались кавалькады гостей, окна все равно продолжали светиться яркими огнями, и пьяные юноши и дамочки легкого поведения продолжали гульбу в обществе музыкантов...

Качая головой, с печальной миной поглядывал на это старый Факс.

— Моему хозяину скоро конец! — бормотал он. — И деньги кончатся, и сам долго не выдержит... Слишком безумно он себя ведет, совсем уж безумно!

В одну из таких ночей в кабачке на Малой Стране, где Балдуин пил вино среди шумной ватаги собутыльников и шлюх, без разбора швыряя им и музыкантам деньги, к его столу подошла Лидушка. До сих пор он по-прежнему отгонял ее от себя. Но теперь, в пьяном тумане, гибкая цыганка в пестром наряде вдруг показалась ему привлекательной. Что-то было в ее глазах, какое-то напоминание о далеком, о вечерах изгоя, полных мечтаний, о горьком, но все-таки счастье прежних дней...

— Ты? Опять пришла? — и он обнял ее за плечи.

Лидушка блаженно засмеялась. Блеснули на коричневом лице жемчужные зубы, угольно-черные глаза засверкали почти торжествующе. У Лидушки здесь было много друзей и подруг, которые шумно приветствовали ее появление. Ее округлые груди касались щеки Балдуина, и вдруг его охватило жгучее влечение...

Он взял ее корзину с цветами и раскидал их по столу и между столов, прямо в лужицы разлитого вина. Дал ей золотой. Лидушка попробовала монету крепкими зубками, трижды дунула на нее и засунула в чулок.

— Выпей-ка! — Балдуин поднес стакан к ее губам.

Лидушка пила маленькими глотками и смеялась.

Балдуин посадил девушку на колени и охватил рукою ее бедра. Он взял ее к себе домой. Лидушка была пьяна от сладкого вина и своим кокетливым сопротивлением вконец распалила его желание. Она позволила внести себя в дом — но как бы насильно; она смеялась, кричала и царапалась. Со звериным желанием он сжимал ее гибкую талию, трепетавшую в его руках словно сама жизнь. Хмельной от вина и наслаждения, он понес цыганку вверх по мраморной лестнице.

* * *

И помчались ночи в бурном веселье, пьянстве, в объятиях Лидушки, ночи, быстролетные часы которых кружились как пылающие облака и проливались как кровавый дождь. Жаждущего забвения Балдуина обнимал мурлычащий хищный зверек с бархатной кожей, великолепная юная пантера, страстная и горячая. Ее маленькие коричневые ручки, изящно переходящие в округлые предплечья, были вооружены острыми когтями. Черные локоны обливали смуглые плечи как поток лавы.

Днем Лидушка выходила из спальни, бродила по особняку Балдуина, приплясывая, обнюхивала все комнаты. Теперь она носила большие золотые серьги, кольца с разноцветными камнями, и имела все, что сердце пожелает. Обтиралась благовонными эссенциями и была разукрашена браслетами, золотыми цепочками и монистами, как египетская танцовщица. Валялась на диванах полуодетая, в шелковой нижней юбочке, и кормила конфетами попугая, червячками — рыбок в бассейне, крошками тортов — птиц в саду. И пудель благодушно позволял новой госпоже ласкать себя.

Лидушка пела, играла на цитре, которую подарила ей одна старая цыганка, пила токайское и сладкое мускатное вино из графинов, бегала в красных домашних туфельках и с голыми ногами в кухню, кладовые, подвалы, быстро завязала дружбу со всей прислугой, пробовала из всех горшков и котлов, играла в карты с конюхом и лакеями, курила трубку, подтрунивала, к общему удовольствию, над старым Факсом.

— Почему у тебя нигде нет зеркала? — спросила она однажды.

Балдуин закрыл любопытный ротик поцелуем.

— Мне не надо зеркала! Мне хватает твоих глаз! — сказал он поспешно. — Пусть Факс купит тебе красивое ручное зеркальце. И пользуйся им одна!

Она изумленно взглянула на любовника:

— Но в доме же есть зеркала, — медленно проговорила она, — и даже очень большие, в гардеробной и спальне, вделанные в стены. Но ты их велел занавесить! И занавески зашиты!

— Не трогай этих зеркал! — сердито бросил он. — Это... Это принесет несчастье, если в них будут смотреться...

Она с сомнением уставилась на него, покачав головой:

— Несчастья? Ну, мне-то вряд ли!

Но не стала продолжать расспросы.

* * *

Однажды она обнаружила в ящике ночного столика Балдуина золотой медальон Маргит. Примерила его на своей шее. Вошедший тут же Балдуин со злостью напустился на нее.

— Положи на место! — приказал он. — Это — не для тебя!

Она удивленно посмотрела ему в глаза своим угольно-сверкающим взглядом: